Пандора - Райс Энн (книги полные версии бесплатно без регистрации .txt) 📗
«Я – маленькая девочка, – говорила я себе. – Вот что мне снится: я слушаю рассказы старшего брата Антония о войне на севере, о том, как обезумевшие от ярости германские племена гнали назад, к морю…»
Он так любил Германика. И остальные братья тоже. Люций, младший, по природе был слаб. У меня разрывалось сердце при мысли о том, как он молил о милосердии, когда его прирезали солдаты.
Империя была нашим миром. Хаос, несчастья и борьба лежали за ее пределами. Я стала солдатом. Я умела воевать. Мне снилось, что я надеваю доспехи.
И я услышала голос брата.
«Какое облегчение – обнаружить, что ты мужчина. Я всегда так считал».
Проснулась я только на следующее утро.
И тогда я узнала, что такое горе и боль, совершенно по-новому.
Обрати внимание на эти мои слова. Ибо я осознала, насколько абсурдны понятия Судьбы, Удачи и Природы, в большей мере, чем человек способен пережить. И возможно, мое описание, пусть краткое, может принести кому-то утешение. Бывает, случается самое худшее, но рано или поздно все проходит.
Однако правда состоит в том, что человека нельзя подготовить, невозможно объяснить это словами. Это нужно пережить. И такого я не пожелаю ни одному человеку в мире.
Я осталась одна. Я ходила из комнаты в комнату, колотила кулаками по стенам, плакала, стиснув зубы, и кружилась на одном месте. Никакой Матери Изиды нет.
И богов нет. Философы – дураки. Песнопения поэтов – ложь.
Я рыдала и рвала на себе волосы; я рвала свое платье, это было так естественно, словно я следовала новому обычаю. Я переворачивала столы и стулья.
Временами я чувствовала великую радость, свободу от всяких условностей и фальши, от всего, что держит в заложниках тело и душу.
И тогда я погружалась в благоговейную природу этой свободы, как будто самого дома не существовало, как будто темноте неведомы стены.
В такой агонии я провела три ночи и три дня. Я забыла о пище. Я забыла о воде. Я ни разу не зажигала лампу. Почти полная луна в достаточной степени освещала этот бессмысленный лабиринт, состоявший из маленьких комнат с расписанными стенами.
Сон оставил меня навсегда. Сердце колотилось. Руки и ноги сводило, они слабели и снова напрягались.
Периодически я ложилась на мягкую влажную землю во дворе, словно совершая ритуал за моего отца, потому что никто не положил его тело на мягкую влажную землю, как полагается делать сразу после смерти – перед похоронами.
Я неожиданно поняла, почему это бесчестие – тот факт, что никто не положил его израненное тело на землю, – столь знаменательно. Я осознала важность этого упущения в такой степени, в какой мало кто и мало что знает. Оно имело первостепенное значение, так как не имело никакого значения вообще!
«Живи, Лидия!»
Я смотрела на низкие кроны деревьев в саду. Я испытывала странную благодарность за то, что в этом земном мраке я достаточно долго не закрывала глаз, чтобы увидеть подобные вещи.
Я процитировала Лукреция: «…на тела основные природа все разлагает опять…»
«Безумие!»
Как я уже сказала, я бродила, ползала, рыдала и плакала три дня и три ночи.
Глава 4
В конце концов как-то утром, когда сквозь отверстие в крыше просочились солнечные лучи, я посмотрела на предметы, стоявшие в комнате, и поняла, что я их не узнаю, что понятия не имею, зачем они нужны. Я не знала, как они называются. Я слишком отдалилась от них, чтобы давать им определения. Я не знала даже, где нахожусь.
Я села и осознала, что смотрю прямо на ларарий, святилище домашних богов.
Это, конечно, столовая, а там – диваны, а здесь – великолепная двойная кровать!
Ларарий представлял собой треугольное святилище, маленький храм с тремя фронтонами, внутри стояли фигуры старых домашних богов. Никто в этом городе богохульников не вынес их отсюда вместе с покойницей.
Цветы завяли. Огонь погас сам по себе. Никто не затушил его, как полагается, вином.
В разорванном платье я поползла на четвереньках в сад перистиля, чтобы набрать цветов для этих богов. Я нашла дрова и разожгла священный огонь.
Я смотрела на богов. Часами не сводила с них глаз. Я думала, что больше никогда уже не пошевелюсь.
Спустилась ночь.
«Не спать! – прошептала я. – Стоять на вахте всю ночь! Египтяне, они поджидают тебя в темноте! Луна, смотри, она почти полная, до полнолуния осталось не более одной-двух ночей».
Но худший период моей агонии уже прошел, я была совершенно измотана и буквально провалилась в сон.
Сон как бы говорил:
«Хватит волноваться».
Начались видения.
Я увидела мужчин в золотых мантиях.
«Теперь тебя отведут в святилище».
Но что там? Мне не хотелось смотреть.
«Наша Мать, наша возлюбленная скорбящая Мать», – сказал жрец. На стенах были изображены профили египтян и слова, написанные рисунками. Здесь жгли мирру.
«Иди, – сказали те, кто держал меня. – Теперь все нечистое ушло от тебя, и ты испьешь из священного Источника».
Я слышала женский плач и стоны. Перед тем как войти в большие покои, я в них заглянула. На тронах сидели царь и царица, царь неподвижно смотрел в пустоту, как будто видел последний сон, а царица пыталась освободиться от золотых оков. На ней была корона Верхнего и Нижнего Египта. И плиссированные льняные одеяния. Не парик, а настоящие косы. Она плакала, и на белых щеках оставались красные пятна. Красные пятна на ожерелье и на груди. Она казалась замаранной и опозоренной.
«Моя Мать, моя богиня, – сказала я. – Но это же чудовищно».
Я заставила себя проснуться. Села и положила руку на ларарий, потом посмотрела на проявившуюся в лучах восходящего солнца паутину на деревьях.
Мне показалось, что я слышу, как вокруг шепчутся на древнеегипетском языке. Я этого не допущу! Не сойду с ума! Хватит! Единственный, кого я любила, мой отец, сказал: «Живи!»
Пора действовать. Вставать и приниматься за дело. Внезапно я ощутила в себе силы и почувствовала, что готова действовать.
Долгие ночи скорби и рыданий стали эквивалентом посвящения в храме. Только на этот раз средством опьянения послужила смерть, а превращение свершилось через понимание.
Теперь все было кончено, бессмысленный мир стал более сносным, я не нуждалась в объяснениях. И никогда не буду нуждаться – как глупо было предаваться подобным мыслям. Сам факт, что я оказалась в затруднительном положении, давал мне право действовать. Я налила в кубок вина и вышла с ним к воротам.
В городе, казалось, страсти уже улеглись. Проходившие мимо люди отводили глаза от неподвижно стоявшей в вестибюле своего дома полураздетой оборванки.
Наконец-то! Какой-то трудяга, с трудом передвигающий ноги под грузом кирпичей.
Я протянула ему кубок.
«Я три дня болела. Что слышно о смерти Германика? Как дела в городе?»
Он был искренне рад вину. Работа его состарила. Плечи исхудали. Руки тряслись.
«Благодарю вас, госпожа, – сказал он, а потом залпом осушил кубок, как будто не в силах был остановиться. – Нашего Германика положили посреди площади на всеобщее обозрение. Как же он был красив! Некоторые сравнивают его с великим Александром Народ все гадает, действительно ли его отравили. Кто говорит – да, кто – нет.
Солдаты его любили. Благодарение богам, легата Пи-зона здесь нет, и вернуться он не смеет. Жена Германика, прекрасная Агриппина, поместила прах мужа в урну и носит ее на груди. Она плывет в Рим искать у Тиберия правосудия. – Он передал мне кубок. – Благодарю покорно».
«В городе все по-прежнему?»
«О да, кто сможет изменить этот великолепный рынок? – заявил он. – Дела идут как всегда. Верные солдаты Германика поддерживают мир и ждут справедливости. Они не позволят вернуться убийце Пизону, а Сентий собирает вокруг себя тех, кто служил под командованием Германика. Город доволен. В честь Германика горит огонь. Если война и начнется, то не здесь. Не беспокойтесь».
