Урюпинский оборотень - Басов Николай Владленович (читать книги бесплатно полностью без регистрации сокращений .txt) 📗
Троцкий досмотрел очередную бумагу, подсел к Дзержинскому, который закурил папиросу, и спросил:
– Начнем, товарищи? – Он еще разок, по-прежнему чуть отстранясь, осмотрел Рыжова, и вдруг спросил: – Расскажите о себе, товарищ…
И ничего не поделаешь, пришлось рассказывать.
– Рыжов, Арсений Макарович, 1902 года рождения. Из Павлодара, отец – казак, мать тоже из казаков…
– Какое у вас образование? – спросил Дзержинский.
– Лучше скажите, где служили? – вмешался Троцкий.
– В самом конце семнадцатого пошел добровольцем, определили в поездную охрану. Какой из меня охранник?..
– Стоп, – сказал Дзержинский, – вы что же, пятнадцати лет пошли служить?
– Я два года себе приписал, да и Бог здоровьем не обидел… – отозвался Рыжов. – Пахать-то меня отец научил сызмальства. – Он помолчал, но больше вопросов не было, поэтому он продолжил: – Поступил в училище при Павлодарском военном депо… Весной и летом восемнадцатого участвовал в рекрутировании солдат, тогда с этим в Красной Армии было трудно в наших местах… – Подумал мгновение, как доложить точнее, не вдаваясь в детали. – Потом случилось отступление к Оренбургу, там впервые получил под команду полуэскадрон сабель, и уже осенью получал приказы на глубокую разведку тылов белых. После очередного призыва нас пополнили до эскадрона, а летом девятнадцатого вышел даже сдвоенный эскадрон, которым и командовал… Пока не получил последнее задание. – Он еще подумал. – Дважды ранен, но быстро излечивался.
– И в марте от Омской чека получил приказ отыскать золото, которое со станции Татарской в неизвестном направлении угнал некто… – Троцкий посмотрел в свой блокнотик, невесть как оказавшийся у него в ладони. – Некто Вельмар с есаулом Каблуковым после подстроенной белыми аварии одного из золотых эшелонов Колчака.
Рыжов кивнул и добавил неуверенно:
– Что еще рассказывать?
Троцкий поднялся из кресла, прошелся по комнате, и сказал, ни к кому не обращаясь:
– У юноши за плечами чуть не вся Гражданская, а ему нечего рассказывать, – и снова, словно бы издалека, посмотрел исподлобья.
И вдруг Рыжов почувствовал, какой от этого человека исходит запах. От Дзержинского пахло табаком, хорошим сукном гимнастерки, кожей портупеи и гуталином сапог. А от Троцкого исходил сложный и очень неприятный запах, как от больной собаки… Может быть, бешенной.
– Я вот чего не понимаю, – заговорил вдруг Троцкий почти со злобой, – какую воду вы там использовали, на той полянке, где по сведеньям гражданки Борсиной… Если ее ощущения можно назвать сведеньями.
– Это подсказал нам инженер Раздвигин, – принялся пояснять Рыжов. – Земля, если ее недавно перекопать, имеет недостаточную плотность, и когда на нее выливаешь воду, обычную воду, она быстро уходит именно на том месте, где копали. А если грунт не трогали, то вода остается на поверхности. Мы так искали точное место, куда могли спрятать золото.
– Все верно, – кивнул Дзержинский, – мои чоновцы, когда схроны с зерном кулаков ищут, так же иногда делают. Самые грамотные из них, конечно. Это даже после весны, когда земля пропитана водой, и то иногда действует. Что ты думаешь о Вельмаре?
Последний вопрос был неожиданным, но отвечать приходилось. Пока Рыжов думал, Дзержинский, загасив одну папиросу в стеклянной пепельнице, и тут же прикурил еще одну. Причем, не пожалел спички, видимо, сам процесс прикуривания был для него приятен.
– Найдем его со временем, товарищ Дзержинский.
– Это вряд ли… Есть случайно полученные сведенья, что похожий на него человек ушел через Украину в Польшу. Оттуда, скорее всего, он вернулся в Данию. Он ведь датский подданый, вы это знали?
Сложно с ним было разговаривать, он обращался то на «ты», то переходил на очень вежливые, как подумал про себя Рыжов, московские интонации.
– Нет, откуда?
И тут же в комнате повисло невнятное, но резкое ощущение опасности. Что-то сейчас будет, подумал Рыжов. И еще он почувствовал страх, самый обыденный, примитивный страх, когда даже защищаться от того, что эти люди могут с ним сделать, бесполезно. Да, эти люди были способны внушать страх. Иррациональный, незаслуженный, ведь он, Рыжов, действительно ни в чем не был виноват… Вот только страх от этого не становился слабее.
– Хорошо, что вы документы в Омске нашим товарищам передали, – сказал Троцкий. – Я их просмотрел, и мне показалось, что вы – толковый командир. Кстати, их в Москву задолго до вас привезли.
– Из Омска сложно было проехать, – признался Рыжов. – Мы с… С инженером Раздвигиным и гражданкой Борсиной почти две недели добирались.
– Один конвоировал инженера и бывшую фрейлину? – удивился Троцкий.
– Нет, со мной было два солдата из моего эскадрона. Проверенные люди, я им доверяю как себе.
– Жаль, что… «как себе». Доверять – это очень ответственное занятие, – начал было Троцкий.
Но Дзержинский, не посмотрев даже в его сторону, вдруг заговорил о другом:
– Мы хотим, чтобы вы съездили в станицу Урюпинскую. Там происходит что-то непонятное.
– Если там тоже что-то вроде такого вот нематериалистического явления, тогда вы все разузнайте как следует, – теперь и Троцкий перешел на строгое «вы». – Если удасться этот… «карман» нереальности вскрыть, тогда мы и под Чанами то же самое сумеем проделать.
– Вопросы? – очень негромко спросил Дзержинский.
– С каким мандатом?
– Как представитель ВЧК.
– Я могу… прихватит с собой двух бойцов и Борсину с Раздвигиным.
– Они – чуждые элементы… – Троцкий набычился, и стал гораздо больше похож на плакаты со своим изображением.
– Гражданка Борсина выманила на нашу засаду банду Каблукова, а Раздвигина я видел в бою. Кроме того, он составил точный план местности, у меня бы так не получилось. – И уже не очень уверенно Рыжов добавил: – Кроме того, они многое знают… И умеют.
– Он прав, – сказал вдруг Дзержинский. – А доверять все-равно придется. Без доверия люди хуже работают, если вообще принимаются с нами работать. – Он встал, шагнул было в сторону дверей, чтобы уйти, но замедлил шаг и бросил через плечо. – Как видишь, товарищ Троцкий, нам придется оформить эту группу.
Троцкий вернулся за стол, сел, опустив голову. Ох, не любил он, чтобы какие-нибудь решения принимались вместо него, догадался Рыжов.
– Тогда я прошу и Самохину включить… Как комиссара, этой вашей… весьма странной группы, – предложил он. – Она-то по-настоящему верный товарищ.
– Не возражаю, – сказал Дзержинский, и еще разок взглянул на Рыжова. – Принимайтесь за дело побыстрее. А людей, документы и все остальное получите у девушки, которая вас сюда привела. Это и есть Вера Аверьяновна Самохина.
# 2.
Но сразу же начинать работу, которую поручили Рыжову в ВЧК, не получилось. Почти два дня ушло на то, чтобы оформлять всякие документы, ходить по кабинетам, а потом еще и переписывать всякие бумаги, которые оказались по мнению строгого седого дядьки в отделе кадров еще и неправильно заполнены. Кажется, никогда Рыжову не приходилось столько писать, чтобы выложить о себе все, что помнил, и даже то, чего не помнил, но что требовалось указать по мнению кадровиков.
Тем же самым, хотя в меньшей мере, как показалось Рыжову, занимались и Раздвигин с Борсиной. Но им все это не казалось сложным, наоборот, Раздвигин даже шутил:
– Вот она, великая русская бюрократия, теперь даже как-то надеяться начинаешь, что скоро все придет в норму.
– Вы, господин инженер, не слишком обольщайтесь, что мы с вами в этой системе найдем себя.
– Я не обольщаюсь, я просто знаю, что все когда-нибудь кончается, даже плохие времена или революции.
И тут же он смотрел на Рыжова и на сидящего, как правило, где-нибудь неподалеку кадровика. Отношение к гражданской войне этой пары Рыжов понять не мог. С одной стороны все же было ясно, есть свои, а есть враги, смертельные и неутомимые, следовательно, с ними полагается воевать и побеждать. Но они отчего-то жалели, что все получалось именно так, как получалось, хотя, опять же, оказались по правильную сторону, за революцию. Раздумывая над этим, он даже пожалел, что так-то вот решил включить этих двоих в свою группу, но… Делать было нечего, если бы он от них отказался, ему было бы труднее понимать то, чем ему приказали заниматься. Он попросту решил использовать знания этих двоих, и как ни странно они себя вели, как ни неправильно, порой, высказывались, это все-равно служило на пользу дела.
