Зеленая миля - Кинг Стивен (книги онлайн .TXT) 📗
— Да. — На лице старика застыла обида.
Я кивнул Зверюге, показывая, что мы можем продолжить. Он снял маску с медного крюка на задней стороне спинки стула и натянул ее на голову старика. Макушка осталась открытой. Затем Зверюга наклонился, одной рукой достал из ведра губку, надавил на нее указательным пальцем другой руки, лизнул кончик пальца, после чего вновь бросил губку в ведро. Завтра он вложит губку в металлический колпак. Не сегодня. Незачем лишний раз мочить старику голову.
К колпаку, сработанному из стали, с двух сторон крепился ремешок, так что чем-то колпак напоминал и каску пехотинца. Зверюга надел колпак на голову старика Два Зуба, покрыв им ту часть головы, которую не закрыла маска.
— Мне надевают колпак, мне надевают колпак, мне надевают колпак, — пробубнил из-под маски Два Зуба. Ремешок, заведенный под подбородок, не позволял шевелить челюстями, и я подумал, что Зверюга затянул его сильнее, чем того требовала репетиция. Он отступил назад и повернулся к пустым стульям.
— Арлен Биттербак, электрический ток будет проходить по вашему телу, пока вы не умрете, в соответствии с законами этого штата. Да помилует Господь вашу душу.
Зверюга повернулся к забранному решеткой прямоугольнику:
— Позиция два!
Старик Два Зуба, возможно решив, что одной шутки мало, начал дергаться и извиваться, чего практически никогда не случалось с настоящими клиентами Старой Замыкалки.
— Меня поджаривают! — кричал он. — Поджаривают! Поджа-а-а-аривают! О-о-о-о-о! Индейка уже готова!
Но тут я заметил, что Гарри и Дин даже не смотрят на него. Они отвернулись от Старой Замыкалки и не сводили глаз с двери, ведущей в мой кабинет.
— Будь я проклят! — вырвалось у Гарри. — Один из свидетелей явился на день раньше.
С порога, свернув хвост колечком, поблескивая черными бусинками глаз, за нами наблюдал мышонок.
Глава 5
Экзекуция прошла хорошо… если, конечно, можно рассматривать казнь в контексте понятий «хорошо» и «плохо», в чем лично я сомневаюсь. Но если можно, то экзекуция Арлена Биттербака, старейшины племени чероки из Уашиты, прошла хорошо. Он никак не мог заплести косички, слишком сильно дрожали руки, и его старшей дочери, женщине лет тридцати с небольшим, разрешили взять на себя этот труд. Она хотела вплести в кончики перышки ястреба, но получила отказ. Перышки могли загореться от случайной искры. Этого я ей объяснять не стал, но сказал, что инструкцией это запрещено. Она не протестовала, просто наклонила голову и прижала руки к вискам, выказывая свое неудовольствие. Эта женщина держалась с достоинством, и такое поведение служило гарантией того, что и ее отец не уронит своей чести.
Вождь покинул камеру без воплей, не пытаясь схватиться за прутья решетки. Иногда приходится отрывать их пальцы от решетки. Я лично сломал один или два и до сих пор не могу забыть этот приглушенный хруст. Но Вождь, слава Богу, не относился к тем, кто цепляется за последнюю соломинку. Уверенным шагом он прошел Зеленую милю, упал на колени в моем кабинете, чтобы помолиться с братом Шустером, который приехал на своей колымаге из баптистской церкви Небесного света. Шустер прочитал Вождю несколько псалмов. Слушая один, в котором упоминалась вода, Вождь даже всплакнул. К счастью, безо всякой истерики, так что слезы эти только пошли ему на пользу. Я думаю, он вспомнил первую жену и холодную чистую воду, от каждого глотка которой ломило зубы.
Откровенно говоря, мне нравится, когда они плачут. Неприятностей надо ждать в тех случаях, когда слез нет.
Многие в аналогичной ситуации не могут подняться с колен без посторонней помощи, а Вождь встал сам. Его тут же качнуло, поэтому Дин протянул руку, чтобы он не упал, но Вождь уже вернул себе контроль над ногами, и мы двинулись дальше.
Свободные стулья я мог бы пересчитать на пальцах одной руки. Люди тихонько переговаривались, словно дожидаясь, когда начнется свадебная церемония или похоронная служба. Вот тут Биттербак в первый и единственный раз дрогнул. Не знаю, то ли он увидел особо неприятного ему человека, то ли его смутило такое количество людей, но в груди у него что-то заклокотало, а рука, которую я держал, напряглась. Уголком глаза я заметил, как Гарри Тервиллигер надвинулся сзади, чтобы отрезать Вождю путь к бегству, если тот вдруг решит метнуться обратно в дверь.
Я сжал локоть Вождя и едва слышно прошептал, не шевеля губами:
— Возьмите себя в руки, Вождь. Эти люди смогут запомнить только одно: как вы будете держаться. Покажите им, что чероки смерти не боится.
Он искоса глянул на меня и кивнул. Затем поднес к губам одну из косичек, заплетенных дочерью, и поцеловал ее. Я посмотрел на Зверюгу в парадной униформе с начищенными пуговицами и в шляпе, стоявшего навытяжку за электрическим стулом, и коротко ему кивнул. Зверюга выскочил из-за стула, чтобы помочь Биттербаку подняться на возвышение, если б тот не сумел сделать это сам. Помощь не потребовалась.
Прошло меньше минуты с того момента, как Биттербак опустился на электрический стул, до команды Зверюги: «Позиция два!» Огни чуть померкли. Кто-то мог этого и не заметить. Сие означало, что ван Хэй повернул рубильник, который какой-то шутник прозвал феном старушки Мабел. Из колпака донеслось низкое гудение, Биттербака бросило вперед, натянулись удерживающие его ремни на руках и груди. Стоящий у стены тюремный доктор не отрывал от него глаз, его и так тонкогубый рот превратился в щелочку. Биттербак не трепыхался, как Два Зуба на репетиции. Мощная волна постоянного тока прижала его к ремням. Синяя рубашка на груди натянулась, открывая островки кожи между пуговицами.
Появился запах. Может, сам по себе не такой уж плохой, но вызывающий неприятные ассоциации. Потом я так и не смог заставить себя спуститься в подвал дома моей внучки, где ее сын устроил себе игровую комнату, хотя он и очень хотел показать ее горячо любимому прадедушке. Я ничего не имею против игрушечных электрических железных дорог, а вот трансформаторы терпеть не могу. Их гудение. И их запах после того, как они хорошенько разогреются. Даже по прошествии стольких лет запах этот напоминает мне о «Холодной горе».
Ван Хэй выждал тридцать секунд, потом отключил ток. Доктор тут же подошел к Биттербаку, послушал его стетоскопом. Теперь все свидетели сидели тихо. Доктор выпрямился, посмотрел на зарешеченное окно.
— Аритмия.
Он крутанул рукой, показывая, что рубильник надо еще раз перевести во вторую позицию. Скорее всего доктор услышал несколько случайных сердцебиений, в чем-то похожих на судороги курицы, у которой отрубили голову, но счел, что рисковать незачем. Действительно, кому охота, чтобы в тоннеле казненный неожиданно сел на каталке и заорал, что у него внутри все горит.
Ван Хэй включил ток, и Вождя вновь бросило вперед. Выслушав его стетоскопом во второй раз, врач удовлетворенно кивнул. Все закончилось. Мы в очередной раз уничтожили то, что создавалось не нами. Некоторые из свидетелей вновь заговорили на низких тонах. Большинство же просто сидели, наклонив головы и вперившись в пол. Словно пораженные громом. Или стыдом.
Гарри и Дин притащили носилки. В этой операции полагалось участвовать Перси, но он этого не знал, а мы как-то не удосужились сказать ему. Вождя, все еще в черной шелковой маске, мы со Зверюгой уложили на носилки и вчетвером унесли через дверь, ведущую в тоннель. Унесли быстро, чуть ли не бегом. Из-под маски вился дымок, воняло гадостно.
— Что это за мерзкий запах? — спросил появившийся Перси.
— Отойди в сторону и не лезь не в свое дело! — рявкнул Зверюга, протискиваясь мимо него к стене, где стоял огнетушитель. Дин тем временем стащил маску. Все оказалось не так уж и плохо, тлела лишь левая коса Биттербака.
— Обойдемся без огнетушителя, — остановил я Зверюгу. Кому охота счищать пену с покойника. А с пеной его в катафалк не положишь. Я начал похлопывать ладонью по голове Вождя (Перси так и стоял, вылупившись на меня), пока от дыма не остались одни воспоминания. Потом по двенадцати деревянным ступеням мы спустили тело в тоннель. Холодный и мрачный, как подземелье. Откуда-то даже доносился звук падающих капель. Лампы под потолком освещали тридцать футов кирпичной трубы, проходящей под дорогой. Потолок влажно блестел. Каждый раз, попадая в тоннель, я казался себе персонажем из рассказа Эдгара Аллана По.
