Луна черепов - Говард Роберт Ирвин (читать полностью бесплатно хорошие книги .TXT) 📗
Из каких невообразимых бездн времени дошел до наших дней этот жуткий, утративший истинный смысл обряд? Кейн понимал, что нынешние подданные Накари всего лишь по-обезьяньи копировали ритуалы, бывшие в ходу у их прежних господ. И даже несмотря на овладевшее им отчаяние, пуританин содрогнулся при мысли, каким же на самом деле был этот обряд во всей своей значимости и полноте!
У алтаря, на котором молча лежала несчастная Мерилин, появилась уродливая жуткая тень. Это был огромный негр, совершенно обнаженный, если не считать маски в виде черепа на лице и пышного султана белоснежных перьев на голове. Толпа на мгновение стихла, но лишь для того, чтобы через миг взорваться безумными экстатическими криками.
Кейн почувствовал, как завибрировал камень под ногами. Уж не слитная ли мощь голосов заставила содрогнуться в страхе вековечные камни?
Трясущимися руками он начал отодвигать засов. Ему оставалось лишь одно: безоружным выскочить на площадь и умереть подле Мерилин, коли уж ему не суждено избавить ее от смерти…
Тут поле зрения англичанина на мгновение перекрыл какой-то силуэт. Здоровенный чернокожий, судя по убранству и осанке — вождь, привалился к каменной стене прямо рядом с дверью, за которой скрывался пуританин. Буквально два-три фута отделяло Соломона Кейна от негра, лениво наблюдавшего за ликующей чернью, — несомненно, тот знал истинную цену происходящего.
Сердце Кейна бешено заколотилось. Это было слишком хорошо, чтобы оказаться правдой! Из-под широких кожаных лент, перекрещивающихся на груди вождя, выглядывала рукоятка его пистолета!
Понятное дело, что отнятое у пуританина снаряжение поделили между собой отнюдь не рядовые воины. Несомненно также, что негры понятия не имели, как пользоваться огнестрельным оружием. Должно быть, этот вождь просто прельстился необычной формой и грозным видом волшебного «громового жезла» белого воина и носил его при себе не как оружие, а как знак своего высокого положения. Задумывался ли этот суеверный дикарь о его истинном предназначении? Впрочем, практичного Кейна подобные вещи интересовали меньше всего. Главное, что его пистолет был рядом, на расстоянии вытянутой руки.
Тем временем пол под ногами англичанина вновь содрогнулся, на этот раз еще сильнее.
Соломон Кейн осторожно потянул на себя ничем более не удерживаемую дверь и, точно гигантский тигр, не ведающий страха и пощады, замер за спиной ничего не подозревающего вождя.
Его мозг работал сейчас как никогда ясно. Пуританину был совершенно ясен ход дальнейших событий. У левого бедра чернокожего воина висел кинжал; спина его была обращена прямо к Кейну; бить придется сильно и точно в сердце, чтобы тот не успел поднять шума. Он изготовился, каждая мышца его сильного и ловкого тела напряглась.
Смерть оказалась милосердной к вождю. Негр даже не успел ничего почувствовать, когда Кейн, одновременно, правой рукой зажал ему рот, а левой единым точным движением выхватил длинный кинжал вождя.
Острое как бритва лезвие легко вошло между ребер негарийца и поразило его точно в сердце. Могучий воин обмяк, не успев проронить ни звука, а пистолет Кейна вновь обрел прежнего хозяина. Беглый осмотр удовлетворил пуританина — оружие было по-прежнему заряжено, а кремень находился в целости и порядке.
Все произошло настолько быстро и тихо, что смерти вождя не заметила ни одна живая душа, тем более негры стояли спиной к зданию, откуда вышел англичанин. Кейну подумалось, что негарийцы даже не обратили бы внимания, если бы вождь и вскрикнул. Они были полностью сосредоточены на жестоком действии, разворачивающемся у Черного Алтаря.
Как раз когда пуританин осторожно опустил на камни бездыханное тело, пение танцоров и вопли толпы разом стихли. На площадь перед Башней Смерти пала абсолютная тишина. Кровь бешено стучала у Соломона Кейна в висках, но он все-таки расслышал, как шуршит ночной ветер в мертвенно-белых перьях пышного плюмажа жреца в маске Смерти, замершего в ожидании ночного светила.
Над вершиной зловещей черной громадины засиял краешек лунного диска.
И тогда с высоты Башни Смерти послышался нечеловечески низкий рокочущий голос. Даже Кейн, прекрасно знавший, что это поет жрец, прильнувший ртом к специальной трубе за стеной, чуть было не поверил, что древний гимн неведомым богам исходит от оскаленного черепа Накуры. И пускай Стоящему Позади был неведом истинный смысл величественных слов, он умудрялся воспроизводить даже выговор давно истлевших Посвященных, хранителей традиций затонувшей Атлантиды. Голос жреца метался между гор, наполняясь то неведомым торжеством, то таинственной скорбью, и многочисленные эхо предавали ему гипнотическое сходство со звуками волн могучего океана, беспрестанно бьющего в песчаные берега.
Человек в маске выпрямился над алтарем во весь свой громадный рост и воздел над головой неестественно длинный ритуальный нож. Кейн, к своему непередаваемому ужасу, узнал в блестящем клинке… свою верную рапиру!
Не раздумывая ни секунды, Соломон Кейн поднял руку с длинным пистолетом, прицелился, затаил дыхание и нажал на курок.
Нет, не в голого палача. В череп, который издевательски улыбался ему сверху. В доли секунды он увязал все то, что ему уже было известно о негарийцах, с предсмертными словами последнего атланта, назвавшего череп Накуры «символом и объектом той веры, на которой зиждется безумное миропонимание всего народа Негари».
Словно божественный глас разорвал ночь звук выстрела, и, вторя ему, послышался сухой треск. Не иначе как руку пуританина направляло само Провидение, так как маленькая пуля вдребезги разнесла проклятый череп, который попросту исчез, взорвавшись мириадами мельчайших осколков. Кроме того, священная песнь сменилась предсмертным всхлипом и стихла — уничтожив череп, пуля покарала и того, кто за ним стоял.
Из ослабевших рук жреца в маске вывалилась рапира англичанина. Танцовщицы и добрая половина толпы в суеверном ужасе попадали наземь, остальные замерли, точно пораженные громом. Единственным, кто сохранил ледяное спокойствие, был Соломон Кейн. Воспользовавшись моментом всеобщего потрясения, он бросился к алтарю.
В следующее мгновение воцарился ад кромешный. От жуткого звериного рева, исторгнутого толпой, будто бы отшатнулась сама ночь. Столетия за столетиями лишь вера в покровительство Накуры, чья плоть, за исключением черепа, давно была пожрана могильными червями, удерживала погрязших в разврате и кровавом насилии негарийцев от всеобщего помешательства. И вот их поганое божество было повержено, и не просто повержено, а рассыпалось прахом непосредственно у них на глазах, испустив напоследок предсмертный вопль. А этот звук, которым столь часто услаждали слух подданные Накари, они бы не перепутали ни с каким другим!
Если бы небо раскололось у них над головами, луна свалилась им на голову или наступил конец света, это бы не смогло произвести на негарийцев большего впечатления, чем смерть их бессмертного бога. Ужасающие кровавые видения, скрывавшиеся у каждого в глубинах разума, вырвались на свободу и зажили самостоятельной жизнью. Наследственная склонность к помешательству, о чем упоминал жрец, дождалась своего часа.
На глазах Кейна, словно по мановению волшебной палочки, целый народ обратился в стадо завывающих от ненависти, ужаса, страха и им подобных эмоций психопатов.
В мгновение ока площадь взорвалась кровавым насилием. Негры, и мужчины и женщины, с животными визгом и воплями накинулись друг на друга. Копья и кинжалы разили направо и налево, ногти и зубы вцеплялись в кровоточащие тела, огонь факелов заставлял человеческую плоть вздувать пузырями. Двуногие звери уничтожали друг друга, и никому не было пощады в дьявольской бойне. Должно быть, то же самое творилось на охваченных небесным огнем улицах Содома и Гоморры.
Кейна спасало только то, что никто не желал конкретно его смерти. Все воевали против всех, так что пуританину, всегда сохранявшему ясность рассудка, сравнительно легко удавалось разделываться с отдельными врагами. Разряженный пистолет в его умелых руках обратился в дубинку — с этим единственным оружием он целенаправленно прокладывал себе путь сквозь безумный кровавый водоворот мятущихся тел. Удары сыпались на него со всех сторон, ногти полосовали его тело, перед глазами сверкали широкие лезвия, искры огня прожигали его камзол, но, несмотря ни на что, он пробивался к алтарю.