Искусство рисовать с натуры (СИ) - Барышева Мария Александровна (читать книги онлайн бесплатно полные версии TXT) 📗
Наташа повернулась и молча посмотрела на него, ожидая продолжения с какой-то обреченностью. Продолжение последовало незамедлительно.
— Давайте познакомимся, все-таки, неудобно как-то общаться, не зная имени, даже, как-то невежливо, — человек вернул очки на место и протянул ей руку. — Лактионов, Игорь Иннокентьевич Лактионов.
— Наташа, — она прикоснулась ладонью к его руке, и пальцы Игоря Иннокентьевича быстро и сильно сжались вокруг нее и тотчас исчезли. Пожатие отчего-то напомнило ей акульи повадки — быстро укусила — быстро отскочила.
— Очень приятно, — Лактионов улыбнулся, на этот раз не разжимая губ. — Красивое имя для красивой девушки. Итак, Натали, как вы смотрите на то, чтобы со мной отобедать или просто выпить чего-нибудь освежающего — в вашем горячем городе это просто необходимо, — он приподнял одну бровь, и Наташа уныло подумала, что ее попросту откровенно кадрят. Тем не менее, ей хотелось побольше узнать о Неволине, а уж держать Игоря Иннокентьевича на расстоянии она сумеет. Кстати…
— Вобще-то, вы знаете, я здесь не одна, — произнесла Наташа, — я жду подругу.
— Подругу? — Игорь Иннокентьевич огляделся. — Где же она? Она здесь работает? Конечно, берите с собой и подругу. Она…
Тут он осекся, но Наташа без труда угадала несказанное слово «…симпатичная?»
— Нет, она корреспондент на городском телевидении и сейчас разговаривает с директором.
— О, так здесь телевидение! — оживился Лактионов. — Это очень удачно. Извините, я сейчас подойду. Подождите меня здесь, не уходите, хорошо? Я сейчас подойду.
Он торопливо вышел из зала, а Наташа вернулась к созерцанию картин, удивительных творений Неволина. Ее особенно поражало то, что изображенное на них казалось живым — не выдуманным монстром, как в фильмах ужасов или на страшных картинках — там сразу видна искусственность. Изображенное казалось таким же живым, как и обычные люди, оно казалось тем, что существовало в этом мире, что не было выдумано; оно имело плоть и имело силу; оно смотрело с картин и видело ее. Иногда Наташе казалось, что человек вот-вот выйдет из картины — протянет руки и разорвет ту тонкую преграду, которая отделяет его от мира. Как можно было так нарисовать? Словно глаза Неволина поймали неких существ, через мозг провели их в руку, а рука заточила их в холст. Глаза, мозг, рука — вот какой тропой они сюда пришли.
Наташа бродила среди картин, забыв обо всем — о Наде, о новом знакомце, даже о дороге. Бродила, определяя образы, вглядываясь в лица. Глаза, мозг, рука… Хорошо. Очень хорошо.
— Значит, ваши поездки по стране носят исключительно бескорыстный просветительский характер? — рисуя в блокноте какие-то закорючки, Надя посмотрела на Лактионова поверх солнечных очков откровенно недоверчивым взглядом. Он улыбнулся и щедрой рукой хозяина обновил бокалы с шампанским.
— Верится с трудом, правда?
Отпивая шампанское, Наташа, как и раньше во время интервью, свидетелем которого она была, машинально подумала, что Игорь Иннокентьевич слишком уж выпячивает свое бескорыстие.
— Откровенно говоря, совсем не верится, — заметила Надя и захлопнула свой толстый блокнот. — Бескорыстия не существует, как и жизни на Марсе.
— Как журналист, вы обязаны знать все, в том числе и то, что отсутствие жизни на Марсе еще не доказано, — произнес Игорь Иннокентьевич с тонкой усмешкой. — Что же касается бескорыстия — вы еще слишком молоды и очень уж строго смотрите на людей. Дела в моем художественном салоне идут прекрасно, у меня великолепная галерея и я нахожу своим мастерам хороших покупателей за границей. Я, как видите, никак не могу пожаловаться на бедность. Раз в год мы вывозим одну из подборок на выставки — всегда в разные города. Я еще раз повторюсь — нужно, чтобы хорошие художники были известны у себя на родине, а не только за границей.
— Сейчас довольно трудно определить, где чья родина, — хмуро заметила Наташа, и это замечание вызвало у Игоря Иннокентьевича сожалеющую улыбку. Он подцепил на вилку кусочек отбивной и сказал:
— Что ж, как говорили в одном хорошем фильме, здесь собрались люди скептические, а посему вернемся к трапезе.
Хоть Наташе и хотелось поскорее узнать все, что нужно, и попасть домой, где дел было невпроворот, ее не пришлось уговаривать, благо трапеза того стоила — тонкие ломтики хорошо зажаренного картофеля, непривычно большая отбивная по-итальянски, запеченная с грибами и майонезом, салат из креветок в вазочке на длинной ножке, жюльен с грибами, холодное шампанское и еще ожидалась двойная порция мороженого. Старательно и с наслаждением жуя, Наташа чувствовала угрызения совести от того, что кормится за чужой счет, но угрызения эти заглушались веселым ликованием желудка. Сидевшая же напротив Надя, судя по ее виду, явно чувствовала себя как рыба в воде и нисколько не смущалась, без труда совмещая еду, курение, питье, разговоры и изучение окружающего мира. Иногда она одаряла Наташу легкой загадочной улыбкой, которая появилась у нее с тех пор, как она узнала о ее знакомстве с Лактионовым. Когда же Наташа после повторного предложения «отобедать» замялась, собираясь отказаться, Надя тихо сказала ей: «Не валяй дурака! Наслаждайся. Никто тебя никуда силком не потащит». И она наслаждалась, как могла.
Они уютно расположились в одном из маленьких открытых ресторанчиков у моря, которыми припляжная зона просто кишела. Лактионов привез их сюда на собственной серебристой «омеге», и, покачиваясь на мягком сидении, Наташа ощутила откровенную и вполне естественную зависть — конечно, это не троллейбусы и не мужнина «копейка», которая уже на последнем издыхании. И сейчас, разрезая отбивную на кусочки, она не переставала думать, что зря согласилась — тем острее завтра будет ощущаться троллейбусное убожество и еда, приготовленная из «чего-нибудь», и муж, который последний раз дарил цветы, наверное, на свадьбу, а сейчас и возле нее, и возле Нади лежит по великолепнейшей темно-красной розе. Ей дали отхлебнуть чужой жизни, и теперь она долго будет чувствовать жажду. Конечно, другое дело, что ничего не бывает просто так, за все рано или поздно приходится расплачиваться.
— Отличный вид, — сказал Лактионов, разглядывая неспокойную поверхность моря, искрящуюся под полуденным солнцем. — Так когда сюжет выйдет, Наденька?
— В воскресенье. Не волнуйтесь, все будет как надо. Я его так вплету, что никто ни сном, ни духом.
Лактионов удовлетворенно кивнул, и из его рук в руки Нади перекочевало несколько купюр. Она сложила их пополам и улыбнулась.
— А теперь тем более. Когда деньги платят непосредственно мне, все всегда бывает на уровне. А то шеф, знаете ли, не делится — все деньги у него идут на развитие телецентра. А телецентр этот живет у него в квартире и носит имя Нина Сергеевна.
— Отсюда следует, что я выбрал правильный путь, — Игорь Иннокентьевич повернулся к Наташе. — А вы, Натали? Не в пример своей очаровательной подруге вы на редкость молчаливы. Знаете, я не согласен с утверждением, что молчание украшает женщину — молчаливые женщины меня всегда настораживали. Расскажите что-нибудь о себе. Давно вы замужем?
— Пять лет, — Наташа задумчиво посмотрела на свое обручальное кольцо, с некоторых пор утратившее свой священный смысл, превратившись лишь в некий документ, который следует хранить, пока не выйдет срок. Лактионов, очевидно, сделал из выражения ее лица какие-то выводы, по-скольку тут же сменил тему:
— Значит вы художник? Какие темы предпочитаете, какое направление? Вы что-нибудь заканчивали или самоучка?
— О, она великолепный художник! — неожиданно вмешалась Надя. — У нее такая своеобразная манера… потрясающие картины! Вы обязательно должны их увидеть! Я ей всегда говорила…
— Перестань! — сердито прервала ее Наташа, болтая ложечкой в жюльене. — Не слушайте ее. Она говорит это из дружеских побуждений.
— Нет, отчего же, — возразил Лактионов, — я совсем не прочь посмотреть. Молодые художники мне всегда интересны. Знаете, среди плевел иногда удается находить отменные пшеничные зерна. Я бы мог вам помочь.
