«Кровожадные мутанты» или «Возрождение вампиров» (СИ) - Уткин Андрей (электронная книга .TXT) 📗
Когда он вышел из сумрака, то понял, что «госпожа» действительно не обозналась и ничего не перепутала: изо рта этого «пленника» действительно торчат огромные клыки. Только этот долговязый так быстро поторопился вбить ботанику свой кол в левую сторону грудной клетки, при помощи молотка, что не обратил внимание на кое-какие странности. На то, что челюсти ботаника уже начинали сильно вытягиваться, лицо принимало крокодилью форму и плотно, на глазах, покрывалось какими-то странными усиками.
— Ты обознался, малыш, — рявкнул получеловек-полузверь вбившему свой кол долговязому и самодовольно возвращавшемуся в сумрак. Рявкнул голосом того толстячка. — Он не вампир, а кое-что совсем-совсем другое! Э-хе-хе… И жалко, что ты захватил с собой не те предметы, сынок! Так что ты на это скажешь, паренёк? А? Серебряные пули надо было с собой захватить, не так ли? Ведь Норми, который его укусил, был, так сказать, НЕ вампиром. Но это я уже не тебе, сынок!
И с этими словами получеловек-полузверь подпрыгнул… Вернее, не подпрыгнул, а взбежал по стенке каменного «кувшина». То есть, раз ему разрешили «достать» ту луну, на которую он несколькими секундами назад посмотрел, то только по одной этой причине он и устремился вверх. Его лапа (уже успевшая стать медвежьей) в момент прыжка тянулась в сторону Джулии и, едва та успевала сообразить, что к чему, да, может быть, успеть отскочить в сторону, как лапа уже задевала эту девушку (медвежья, неуклюжая лапища!) и выдирала из её живота кишки. Мол, «баста, девочка, теперь ты уже никогда не забеременеешь своими плюшевыми мишутками!» А вторая лапа хватала саму Джулию, чтобы скинуть её туловище вниз, к себе на дно «кувшина».
Долговязый ещё не успел исчезнуть внутри сумрака, поэтому ото всего увиденного, у него чуть глаза из орбит не повылазили.
— Ты чё сделал, тварь?! — первое, что заверещал долговязый, чисто по инерции. — Она же сказала, что тебя не оборотень, а вампир покусал! Это несправедли-и-иво… — завизжал таким тоненьким фальцетом, что, чуть ли не как у капризной девочки. Но тут же опомнился. Мол, что за наивную хрень я несу. И загорлопанил теперь уже совсем другое.
— Ты чё сделал, тварь?! Зачем ты её замочил?! Она же превращается в того старика!
— В какого старика? — не переставал оборотень посмеиваться всё тем же голосочком встреченного им (долговязым) в подворотне толстячка, который выткнул ему глаз.
— Который выращивает в каналезонке гигантских комаров, дубина! — с бешеной силой постучал долговязый себе по лбу кулаком. — Кто теперь нас кормить будет?! Кретин!
— Дак вот откуда вы, сосунки, берёте человеческую кровь?! — ещё веселее захихикал «голос толстячка». — А что ты сразу мне всё не рассказал, дурашка? Может, и не было бы всего этого? Рассказал бы сразу — и я от вас бы отстал! А? Так что же ты на это скажешь, парень?!
— Что скажу? — зачесал в затылке долговязый. — А, чтобы ты люк закрыл на секунду. Сумеешь?
— Дак не будет видно луны-матушки! — ответил ему оборотень вздыхающим голосом Ричарда (унылого зомби).
— Ничего страшного. Как-нибудь перетопчешься!
— Но я люблю луну! — мямлил ему монотонный голос Рича. — Без неё я потеряю всю свою звериную энергию и опять превращусь в человека! Тут ты меня и сцапаешь!
— А на что поспорим, что не превратишься?!
— На жизнь! — хитрò прищурился мутант. — Если проспоришь, то делаешь себе харакири! Идёт? Сам в себя в сердце вбиваешь осиной кол.
— Вон как?.. Чувачок, ты никак жаждешь моей кровянки? Дак за чем же дело встало? Вот он я — весь перед тобой, хватай меня и рви. В чём заминка-то, не понимаю.
— Да знаю я тебя! Ты сразу же спрячешься в сумрак, и там я тебя не достану!
— А вдруг не успею?!
— А вдруг успеешь! Не заморачивайся, пацанчик, я хочу, чтобы всё было по чесноку. Ну, знаешь, как «пацан сказал — пацан сделал»?
— Ладно, — нехотя согласился долговязый, — как скажешь. Поспорить, так поспорить.
— В конце концов, ты же сам это предложил — поспорить?
— Ну да. Но ты так быстро тараторишь, что у меня уже и из головы вылетело, что я «сам предложил поспорить». То есть, я думал, что это ты, а не я такое предложил.
— Это бывает… Итак, пожмём руки?
— А ты мне её не оттяпаешь?
— Боишься, что я заманиваю тебя в ловушку? Только ты руку мне подал, как я тебя цап-царап — и ты не успел спастись в сумраке! Да? Но как, по-твоему, ПОЦОНЫ спор укрепляют, как не рукопожатием?!
Долговязому казалось, что этот мутант уже прочёл наперёд все его мысли (всю его хитроумную смекалку; весь его фортель, который он задумал провернуть) и, только, ждёт не дождётся, когда же этот «дрыщ» протянет ему руку, чтобы его сцарапать, а потом сказать долговязому всё то, что он задумал против этого оборотня. Поэтому протянул долговязый свою пятерню с очень большим (просто-таки неслыханным) риском за свою жизнь.
— Вот молодец, — хохотнул оборотень, — что не засцал!
Он с радостью пожал долговязому руку (при этом даже нисколечко не поцарапал) и, казалось, не успел толком её отпустить, как уже взнёсся по каменным стенам на самый «потолок» и захлопывал крышку люка…
— Эй, — слышался внизу голос долговязого. — А сможешь сделать так, чтобы она, как и до этого, была приварена к люку?
— Да легко! — ещё веселее хихикнул оборотень.
— Вот молодец, — радостно потёр долговязый ладони, — а теперь слушай сюда. Я исчезаю в сумраке, а «кувшин» в это время мгновенно замораживается. Ты понял, про что я говорю?!
— Нет, не понял, — ответил ему мутант голосом Ричарда (унылого зомби). — Ты говоришь о луне? О прелестном личике моей любимой луны?!
— Нет, я говорю про тебя, придурок. Про то, что счас мгновенно заморозишься. Ну, просто ты не знаешь всех особенностей технологий того старика, которого ты только сейчас замочил.
Оборотень уныло посмотрел под ноги: и правда, вместо Джулии, там лежал какой-то старый хрен, порванный, как тузик тряпку.
— И ты успеешь заморозиться до того, как успеешь превратиться в человека. Нет, ты не подумай, что я какой-то живодёр! Просто я хотел пожрать оборотниевое мясо.
Долговязый уже и не помнил про то, что ему надо было сказать что-то язвительное сынку того придурковатого папаши, который выткнул ему глаз. Просто, чтобы не папаша схлопотал, так его сынок. Но, поскольку он сейчас был зверски увлечён этой идеей, — успеть заморозить оборотня до того, как он превратится назад в человека, потому что именно так он не успеет превратиться, — то ему уже не было ровно никакого дела до своей несостоявшейся мести по ничтожному мелочному поводу (не по тому поводу, что оборотень «замочил» их всеми любимого кормильца-старика, который разводит в канализации гигантских комаров; долговязый ведь понимает, что оборотень «замочил» его не специально), ибо у долговязого уже вовсю текут слюнки.
— А всё, знаешь, почему? — сказал долговязый ещё кое-что оборотню перед тем, как исчезнуть и поставить «кувшин» на резкую заморозку. — Знаешь, почему я выиграл этот спор, а не ты? Да потому, что ты животное! Вот почему. Тупое животное. Ты ведь знаешь, что животные тупее человека и человек над ними властен?
И жестокий долговязый кретин ввёл «кувшин» в режим мгновенной заморозки, перед этим прохихикав: «Получай своё, жалкое бессловесное животное!» Дело в том, что он очень сильно упивался тем, что человек доминирует над братьями своими меньшими. И, если захочет, то запросто может перетравить всех насекомых на Земле, как тараканов дихлофосом. По мнению долговязого, все до единого насекомые — это паразиты и вредители. Об этом ему говорили трупные черви, скопившиеся у него в животе.
Комментарий к вышеизложенному тексту
Лайт-версия — это такая версия, которая намеренно не растянута и не выглядит слишком многословной. Если я объяснил не ахти как понятно, то попробую сформулировать более многословно.
Бывает такое, что автор переписывает от руки свою тетрадку на чистовик, но у него получается хуже, чем было, в результате чего он консервирует свою рукопись, солит её, но потом, примерно через двадцать три года, зачем-то её перечитывает и начинает набирать на клавиатуре. Что такое странное с ним случилось? Может, ему показалось, что за двадцать три года над его писаниной неплохо поработали форниты? (Форниты — это вымышленные-невозможные персонажи — гномики из рассказа Стивена Кинга «Баллада о гибкой пуле», которые живут в пишущей машинке. У Кинга были ещё одни такие же «вымышленные-невозможные» персонажи — лангольеры. Примечание автора.) Но такого не бывает, потому что форниты живут не внутри тетрадки, а внутри пишущей машинки!
