Кричащая лестница - Страуд Джонатан (первая книга .txt) 📗
С этими словами он открыл коробочку и вынул спрятанный в ней предмет.
Это оказалась ничем не примечательная чашка из старого белого фарфора с гофрированным основанием и острой щербинкой на ручке. Внутри чашки – на ее донышке и вдоль верхнего ободка – имелся какой-то странный белый налет.
Я взяла чашку в руку, закрыла глаза и принялась ее поворачивать, легко проводя пальцами по поверхности.
Я вслушалась, надеясь поймать эхо… Ничего.
Плохо дело. Я тряхнула головой, постаралась сосредоточиться и отсечь все посторонние шумы – шелест шин от проезжающих по улице машин, звук, который издавал, прихлебывая чай, сидевший на диване Джордж. Попробовала еще раз что-нибудь услышать.
Ничего. По-прежнему ничего.
Спустя несколько минут я сдалась:
– Простите. Я ничего не смогла обнаружить.
Локвуд довольно кивнул:
– Так я и думал. Это чашка, в которой Джордж держит свою зубную щетку. Хорошо. Попробуем следующий предмет.
Он взял чашку со стола и швырнул ее Джорджу, который, весело хмыкнув, ловко поймал ее.
Меня слегка знобило, я знала, что у меня пылают щеки. Я подняла с пола свой рюкзак, резко поднялась на ноги и сказала:
– Я сюда не шутки шутить пришла. Не трудитесь, дорогу назад я найду сама.
– О-о, – протянул Джордж. – Злючка.
Я посмотрела на него. На неряшливую копну его волос, на его бесформенное лицо, дурацкие кругленькие очочки.
Если бы вы только знали, как раздражало меня в этом парне буквально все!
– Это верно, – сказала я. – Если хочешь, подойди сюда, и я покажу тебе, насколько я действительно злючка.
– Эй, я ведь действительно могу подойти, – моргнул Джордж.
– Что-то не вижу, чтобы ты шевелился.
– Диван тут очень глубокий, никак из него не выберешься.
– Хватит, прекратите, вы оба, – сказал Энтони Локвуд. – Это собеседование, а не боксерский поединок. Заткнись, Джордж. А вы, мисс Карлайл, примите мои извинения. Но поверьте, это был очень серьезный тест, который вы с блеском прошли. Знали бы вы, сколько историй я наслушался за сегодняшнее утро про эту чашку! Эту несчастную посудину кое-кто объявил орудием отравления, суицида и даже убийства. Так что успокойтесь, прошу вас, и сядьте на место. Скажите лучше, что вы думаете вот об этом?
Из стоящего под столом ящика он вынул три новых предмета и положил их передо мной. Мужские наручные часы с позолоченным ободком на старом коричневом кожаном ремешке. Кружевная красная лента. И узкий перочинный нож с длинным лезвием и костяной рукояткой.
Мое раздражение прошло. Я больше не обижалась на Локвуда и даже на Джорджа. Похоже, теперь меня ждало настоящее испытание. Под ледяным взглядом Джорджа я слегка раздвинула предметы, чтобы их скрытые фактуры (если они были) не наслаивались друг на друга. Затем отключила все посторонние мысли, закрыла глаза и принялась один за другим изучать предметы.
Время шло. Я закончила, проверив все три предмета.
Открыв глаза, я увидела, что Джордж погрузился в толстенный комикс, который выудил неизвестно откуда, а Локвуд сидит, как и прежде, сложив руки и наблюдая за мной.
Я сделала большой глоток остывшего чая.
– Кто-нибудь из других кандидатов справился с этим заданием? – негромко спросила я.
– А вы? – вопросом на вопрос ответил Локвуд, улыбаясь.
– Ощущения было сложно отделить друг от друга, – сказала я. – Наверное, именно поэтому вы и дали мне все эти предметы сразу. Эхо у каждого из них довольно сильное и отчетливое. С чего хотите начать?
– Давайте начнем с ножа.
– Хорошо. Нож излучает несколько противоречивых эхо. Мужской смех, ружейные выстрелы и – возможно – пение птиц. К этому примешивается отголосок смерти, но без оттенка жестокости или печали. В целом эхо ножа можно назвать спокойным, почти счастливым.
Я посмотрела на Локвуда. Его лицо ничего не выражало.
– А что можете сказать насчет ленты?
– Эхо на ленте по силе слабее, чем на ноже, но сильнее по эмоциям, – сказала я. – Думаю, мне удалось расслышать плач, но очень неотчетливый. Гораздо сильнее на ленте эхо печали. Когда я держала ее в руках, мне казалось, что у меня может разорваться сердце.
– А часы? – спросил Локвуд, внимательно глядя на меня. Джордж продолжал листать свой комикс «Удивительные арабские ночи».
– Часы… – я сделала глубокий вдох. – Эхо здесь не такое сильное, как на ленте или ноже, это заставляет меня предположить, что владелец часов еще не умер – или, во всяком случае, был жив, когда носил их. Но смерть в эхе часов все же присутствует. Сильный отзвук смерти. И это эхо очень… неприятное. Я слышала громкие голоса, крики… – Я поежилась и посмотрела на мирно поблескивающие на столе часы. Каждая царапина на этом позолоченном ободке, каждая заусеница на кожаном ремешке наполняли меня ужасом. – Это очень злая вещь, – сказала я. – Я не смогла долго держать их в руках. Не знаю, откуда вы взяли эти часы, но никому не советую притрагиваться к ним. И просила бы вас больше не использовать их для своих дурацких собеседований.
Я наклонилась вперед, взяла с тарелки два оставшихся печенья и принялась жевать их, откинувшись на спинку кресла. Я впала в состояние, когда тебе на все наплевать, и запрокинула голову, уставившись в небо за окном. Я устала. В конце концов, это было мое седьмое собеседование меньше чем за неделю. Я сделала все, что могла, а оценит ли это Локвуд и его жирный дружок Джордж, мне было уже безразлично. Честно-честно, меня больше совершенно не волновало, чем закончится это собеседование.
Долгое время все молчали. Локвуд сидел, сцепив руки между коленями, и напоминал священника, с ничего не выражающим лицом сидящего на унитазе. Джордж по-прежнему листал свой комикс. По-моему, его вовсе не интересовало, здесь ли я или уже ушла.
– Ну что ж, – сказала я наконец. – Как найти дверь на улицу, я помню.
– Объясни ей правило печенья, – сказал Джордж.
– Что? – посмотрела я на него.
– Объясни ей, Локвуд, причем прямо сейчас. Иначе мы на нем разоримся.
Локвуд согласно кивнул.
– Правило такое, – сказал он. – Каждый член нашего агентства берет только по одному печенью, и все делают это по очереди. Все должно быть по-честному. По два печенья сразу у нас не берут даже для того, чтобы снять стресс.
– По одному печенью за раз?
– Верно.
– Вы хотите сказать, что я принята?
– Разумеется, вы приняты, – сказал Локвуд.
7
Особняк на Портленд-роу, 35, служивший агентам «Локвуд и Компания» одновременно жилым домом и офисом, был необычным местом. Казавшийся с улицы приземистым и квадратным, он на самом деле располагался на вершине небольшого склона, и его задняя стена опускалась под углом к заброшенному, обнесенному кирпичными стенами саду, а сам дом скорее напоминал пирамиду. В доме было четыре этажа, считая от самого маленького мансардного до просторного цокольного. Верхние три этажа считались жилыми, а цокольный – офисным, но это деление было довольно условным. На жилых этажах, например, были всевозможные потайные двери, которые вели в оружейные комнаты, или становились, если их открыть, досками для дартса, или раскладывались как запасные кровати, или превращались в огромные, утыканные разноцветными булавками карты Лондона.
А в цокольном, считавшемся офисным, этаже имелась прачечная – это означало, что здесь можно потренировать уэссекские полувыпады рапирой на свисающих с веревки у тебя над головой рядах носков или под громкое гудение стиральной машины наполнять бомбочки из ящика с солью.
Я сразу же полюбила этот дом, хотя он не переставал удивлять и озадачивать меня. Он был большой, старомодно обставленный, но при этом в нем нигде не наблюдалось следов присутствия взрослых. Здесь жили только Энтони Локвуд и его заместитель Джордж. А теперь еще и я.
В первый же день моей работы в агентстве Локвуд провел меня по дому. Вначале показал мне верхний этаж со скошенными, как во всех мансардах, стенами. Здесь было всего два помещения – крошечная ванная комната с раковиной, душем и унитазом (все они буквально налезали друг на друга) и очень миленькая спальня, в которую умудрились втиснуть кровать, небольшой шкаф и комод. Расположенное напротив кровати сводчатое слуховое окно выходило на Портленд-роу, которая была видна отсюда до самой призрак-лампы на углу.
