Инфицированные - Сиглер Скотт (список книг txt) 📗
Перри сбросил одежду, оставил ее в ванной и перешел в спальню. Почти все пространство здесь занимала большая кровать, оставляя совсем немного места для комода и тумбочки. От стены матрац отделяло менее десяти дюймов.
Перри тяжело опустился на кровать. Закатавшись в одеяло, он дрожал от холода. Впрочем, одеяло быстро согрело его, и в пять тридцать он заснул с легкой улыбкой на лице.
16
Вены
Маргарет ходила, стараясь разогреть мышцы, но в ЛБО-4 было совсем мало места – впору разгуляться клаустрофобии. Она подошла к Эймосу, который не отрывал глаз от окуляра микроскопа.
– Обнаружил что-нибудь на том шипе?
– Нужно проверить… Я нашел еще одну структуру, на которую тебе стоило бы взглянуть. И побыстрее, все разлагается буквально на глазах.
Эймос встал, дав Маргарет возможность посмотреть в микроскоп. Сильно увеличенный образец выглядел как капилляр, нормальный кровеносный сосуд. Но он не был нормальным. Часть его была повреждена – отсюда, из этой области выходил серовато-черный каналец. Он завершался разлагающимся участком с характерным для трупов гниением. Эймос оказался прав: можно было видеть, как ткань разлагается прямо на глазах. Отвлекшись от области гниения, Маргарет сосредоточила внимание на канальце.
– А это что за чертовщина?
– Мне нравится твое утонченное использование научной терминологии, Маргарет. По-моему, это своего рода сифон.
– Сифон? Ты хочешь сказать, что он, словно комар, всасывался в кровоток?
– Нет, отнюдь не как комар. Тот просто вставляет свой хоботок в кожу и высасывает оттуда кровь. Упомянутый сифон выкачивает кровь из кровеносной системы, но он присоединен перманентно; нет никаких видимых средств открытия или закрытия сифона. Это означает, что, вероятно, существуют сифоны, возвращающие кровь в систему, – иначе нарост переполнился бы кровью и лопнул.
– Так значит, если он возвращает кровь в систему кровообращения, то кровь не является его непосредственной пищей?
– Нет, хотя он определенно использует телесные функции организма-носителя. Новообразование, очевидно, всасывает из кровотока кислород и питательные вещества. Видимо, так обеспечивается рост. Оно может и непосредственно питаться организмом носителя, хотя вряд ли; тогда возникает вопрос о пищеварительном процессе и методах выведения шлаков. Следует признать, что новообразования, которые мы наблюдали, подверглись полному разложению, поэтому мы не в состоянии подтвердить или опровергнуть наличие пищеварительного тракта; но, при том, что известно на данный момент, я сомневаюсь в его существовании. Зачем развивать сложную пищеварительную систему, если в том нет крайней нужды – кровь обеспечит новообразование всем необходимым.
– Значит, это не скопление канцерогенной ткани, а полноценный паразит.
– Нам пока ничего не известно, – ответил Эймос. – Не забудь, результаты лабораторных исследований не выявили наличия каких-либо тканей, кроме тканей Брубейкера, а также огромных количеств целлюлозы. Но для поддержания своей жизнеспособности оно, похоже, использует телесные функции, поэтому по крайней мере на данный момент я бы согласился с тобой и охарактеризовал то, что мы обнаружили, как паразита.
От Маргарет не ускользнуло волнение в голосе коллеги.
Эймос нагнулся к микроскопу.
– А ведь это революционное открытие, Маргарет, разве не видишь? Вспомним скромного ленточного червя. У него нет пищеварительной системы. Ему она не нужна, потому что он живет в кишечнике организма-носителя. Носитель поглощает пищу, поэтому ленточному червю остается только впитывать питательные вещества. Куда поступают эти вещества, если до них не доберется ленточный червь? В кровоток. Кровь переносит питательные вещества вместе с кислородом в различные ткани и удаляет отходы и газы.
– А подключаясь к кровотоку, треугольные паразиты получают пищу и кислород. Им не нужно есть или дышать.
– Выходит, так. Удивительно, не правда ли?
– Ты паразитолог, – сказала Маргарет. – Если продолжать в том же духе, то ты будешь главным, а я – у тебя в подчинении.
Эймос рассмеялся. В этот момент Маргарет его ненавидела: они провели тридцать шесть часов, спать удавалось в полубреду – урывками, по двадцать-двадцать пять минут, не больше. А этому типу хоть бы что!
– Смеешься надо мной? – спросил Эймос. – Я обычный, заурядный спец, и тебе это хорошо известно. При малейших признаках опасности, физической или эмоциональной, я просто спасаюсь бегством.
Маргарет рассмеялась. Эймос вполне открыто признал свою роль и расставил все по местам.
– Мне и так хорошо, – добавил Эймос. – Я предпочту находиться на вторых ролях и выполнять чьи-то поручения, если должность начальника означает тесное общение с Дью Филлипсом и Мюрреем Лонгуортом. Но если мне и доведется когда-нибудь покомандовать, то просто помни: я люблю черный кофе, а не с молоком.
Оба на некоторое время замолчали, пытаясь, несмотря на усталость, пропустить через себя и понять странную информацию.
– Такое невозможно вечно держать в секрете, – наконец сказал Эймос. – Могу, не задумываясь, назвать имена трех экспертов, которым следовало быть здесь прямо сейчас. Вообще, политика секретности, которую проповедует Лонгуорт, не очень разумна.
– Тем не менее в секретности есть смысл, – возразила Маргарет. – Предавать историю огласке пока рановато. Придется обследовать любых пациентов с сыпью, укусами насекомых или сухостью кожи, которыми наводнены больницы. Очень трудно будет обнаружить того, кто на самом деле инфицирован, особенно если мы понятия не имеем о том, как выглядят ранние стадии такой инфекции. Если утечка информации произойдет сейчас, мы будем вынуждены обследовать миллионы людей. Надеюсь, к тому времени, когда это случится, мы успеем выработать какой-нибудь процесс скрининга или теста на инфекцию.
– Я прекрасно понимаю шаткость ситуации, – кивнул Эймос. – Просто мне кажется, что Мюррей зашел слишком далеко. Одно дело не допускать утечки информации, и совсем другое – сознательно лишать себя хотя бы минимального количества специалистов. А что случится, если объявится сотня Мартинов Брубейкеров и никто не будет подготовлен к такому повороту? Самая мощная бомба террористов – ничто по сравнению с сотнями сумасшедших, готовых перегрызть друг другу глотки!
Эймос снова подошел к своему рабочему месту, оставив Маргарет наедине с обгоревшим трупом. Непрекращающийся процесс разложения частично изменил состояние окостеневшей руки Брубейкера: если раньше она занимала вертикальное положение, то теперь существенно наклонилась вниз. Чернеющее, размягчающееся тело не оставляло много времени для анализа.
Маргарет задумалась над замечанием Эймоса. Если на самом деле существует подпольная лаборатория с технологическими возможностями создания на генетическом уровне паразита, способного изменить поведение человека, то, может быть, уже слишком поздно?
17
Лихорадка «кошачьих царапин»
Перри проснулся от собственного крика. Ключица горела от боли, словно он скреб ее металлической теркой для сыра. Пальцы правой руки были холодные, мокрые и липкие. Сквозь щель между шторами пробивались лучи восходящего солнца, играя в кристалликах льда на оконном стекле. Комната постепенно наполнилась тусклым светом зимнего утра.
Перри пристально посмотрел на свои руки – казалось, они покрыты шоколадным сиропом, густым и липким. Он долго нащупывал выключатель на торшере. Вспыхнула электрическая лампочка, осветив комнату и его руки. Перри сразу понял, что это не шоколадный сироп.
Это кровь.
В ужасе раскрыв глаза, Перри осмотрел кровать. Белые простыни были измазаны кровью. Протерев глаза, он бросился в ванную и приник к зеркалу.
На левой части груди виднелись тонкие струйки крови и кровавые следы от пальцев. Видимо, ночью он продолжал расчесывать кожу в местах зуда, глубоко вонзаясь ногтями в плоть. Левую ягодицу тоже покрывали пятна крови – некоторые из них были на ощупь сырыми, некоторые – липкими, а некоторые – абсолютно сухими.
