Оборотни - Страйбер (Стрибер) Уитли (библиотека электронных книг .TXT) 📗
– Что это они? – Уилсон нажал на ряд выключателей, и подвал залило жестким светом неоновых ламп.– Не мне осуждать вас за испытанный страх, доктор. Да здесь чудный уголок для привидений.
Бекки Нефф закрыла окно.
– Мы на самом деле искали вас, доктор. И мы были уверены, что найдем вас здесь. Поэтому и пришли.
– Но какого дьявола вы не прошли тогда через центральный вход? У меня до сих пор сердце скачет! Я еще никогда в жизни не боялся так, как сегодня.
– В таком случае вы можете легко представить, что испытываем мы, доктор. Мы в подобном напряжении находимся все время. Во всяком случае я. В отношении Уилсона не знаю.
Уилсон, не говоря ни слова, наблюдал за ними исподлобья.
– Но вы могли бы пройти нормальным путем. Я ведь не требую ничего невозможного, правда?
Он был разобижен и разгневан. Они не имели никакого права проникать таким образом в музей. Сразу видно, что полицейские! Им плевать на закон. Никто не позволил им нагонять на людей столько страха.
– Я считаю, что вы должны покинуть помещение.
– Нет, доктор. Нам необходимо потолковать.
Она сказала это тихо и мягко, но решительные манеры обоих заставили его нехотя отступить. Уилсон глубоко, в несколько приемов вздохнул, и Фергюсон внезапно осознал, насколько полицейский был напуган; напуган и обессилен.
– Тогда пройдемте в мой кабинет. Но я по-прежнему не понимаю, чего вы от меня добиваетесь.
Они притащили в небольшую комнату стулья. Фергюсон заметил, что его посетители разместились таким образом, чтобы со своих мест иметь возможность обозревать большую часть рабочего зала.
– Эти окна так просто открыть,– процедил сквозь зубы Уилсон.– Пара пустяков.
– Но есть же сторожа.
– Да, и мы в этом убедились.
– Так что вам угодно?..
Уилсон не ответил. Инициативу в свои руки взяла Бекки.
– Мы не пришли бы сюда, если бы не безысходность нашего положения,– спокойно обратилась она к Фергюсону. – Мы знаем, что вам больше нечего сказать о фактической стороне дела. Нужно другое. Мы хотели бы знать ваши теоретические соображения на этот счет, доктор.
– Все что угодно, но чтобы это помогло нам сохранить жизнь,– добавил Уилсон.– А в нынешней ситуации, поверьте, это не так легко сделать.
– Почему?
Бекки, игнорируя его вопрос, продолжила:
– Попытайтесь представить себе, доктор, чего добиваются эти создания, если они такие, какими мы их описали.
– Инспектор Нефф, я не могу сделать этого. Это даже не гипотеза. Это чисто абстрактное размышление.
– Пожалуйста, доктор.
– А если я ошибаюсь? И если введу вас в еще большее заблуждение? Неужели вы не видите, какой риск это влечет за собой? Я не могу громоздить теории на основании беспочвенной идеи. Я же ученый!
Бекки в отчаянии – и отнюдь не притворном – смотрела на него. Уилсон, не упуская ни слова из разговора, настороженно вглядывался в длинный ряд темных окон в дальнем конце зала. В мертвящей ночной тиши и выключенные из привычной обстановки, они, все трое, сидели сейчас лицом друг к другу; он был вынужден отбросить свои личные проблемы и признать очевидное: оба копа нуждались в помощи, но оказать им ее он был не в состоянии.
Разве что… ведь зачастую ученые даже не представляют степень невежества других людей.
– Все, что вы нам скажете, может оказаться для нас полезным, доктор,– продолжала настаивать Бекки, стараясь говорить максимально спокойно и любезно.– Почему вы отказываетесь говорить о том, что так хорошо знаете?
– О чем, например?
– Ну хотя бы о чувстве обоняния. Насколько сильно оно развито и что мы можем сделать, чтобы сбить их со следа?
– Ну диапазон здесь достаточно широк. У ищейки чутье может быть развито в семь-восемь раз сильнее, чем у терьера…
– Расскажите об ищейках,– попросил Уилсон.– Причем, о самых классных.
– Нос ищейки – это совершенно необыкновенный орган. У нее обонятельные нервы сконцентрированы не только собственно в нем – хотя нос и остается наиболее чувствительным органом– но и рассыпаны по всей морде. На обонятельной слизистой оболочке ищейки может находиться до ста миллионов воспринимающих точек. У терьера – двадцать пять миллионов.– Он посмотрел на Бекки, спрашивая ее взглядом, могут ли подобные сведения им в чем-то помочь.
– Если мы будем точно знать, на что они способны, мы сумеем найти способ противостоять им и тем самым отвести угрозу,– сказала Бекки.
Она хотела, чтобы Фергюсон объяснил им, как функционирует это чертово обоняние. Лишь разобравшись, они смогут найти средство нейтрализовать его.
– Вы хотели бы выяснить, каким образом можно сбить со следа этих… животных?
Бекки кивнула.
– Дай-ка мне сигаретку,– буркнул Уилсон.– У меня такое впечатление, что сказанное доктором нас не обрадует.
– Боюсь, что так. Уже многие пытались это сделать и напридумывали множество способов и штучек, чтобы отделаться от собак, которые гнались за ними по пятам. Но никаких эффективных средств, кроме, пожалуй, дождя и сильного ветра, так и не выявлено.
– И снега. Сейчас как раз вьюжит.
– Как сказать. Известен случай – это произошло в Швейцарии,– когда однажды ищейка вела след сорокасемидневной давности, причем под толстым слоем снега. Была настоящая пурга. Так что это ей не мешает.
– Доктор,– вмешалась Бекки,– может быть, стоит рассмотреть этот вопрос под другим углом. Почему ничто не может остановить ищейку, идущую по снегу?
– Кроме дождя и ветра? Отвечаю: по двум причинам – из-за великолепно развитого нюха и из-за стойкости самих запахов.
– Но каков уровень этой чувствительности?
– Попробую продемонстрировать это вам на примере количественного порядка: ее нос примерно в миллион раз восприимчивее к запахам, чем у человека.
– Мне это ни о чем не говорит.
– Это меня не удивляет, лейтенант Уилсон. Это достаточно трудно себе представить. Ладно, попробую с другого конца.
Он на минутку вышел и вернулся, держа щепотку какогото немного маслянистого порошка.
– Перед вами примерно один миллиграмм пигмента краски коричневого цвета. А теперь попробуйте себе представить сто миллионов кубических метров воздуха – грубо говоря, это равновелико атмосферному слою над Манхэттеном. Так вот, хорошая ищейка может учуять этот пигмент в таком объеме.