Марина - Сафон Карлос Руис (читать бесплатно полные книги txt) 📗
– Да, – ответил я.
– Так вам не надо в школу?
– Ну, строго говоря… нет.
Герман рассмеялся, и я на секунду увидел в нем того мальчишку, которым он был десятилетия назад.
– И чем же вы займетесь завтра, друг мой Оскар?
Я был у них уже в восемь утра. Так просил Герман. Накануне вечером я обещал моему наставнику в интернате, что всю неделю буду ежедневно выполнять двойные задания, но получу выходной в этот понедельник, тем более что день в самом деле был праздничным.
– Я не знаю, что с тобой, мой мальчик. У нас тут не отель, конечно, но и не тюрьма, и за себя и свои поступки отвечаешь только ты, – сказал мне падре Сеги со своей печальной проницательностью. – Надеюсь, ты сам с собой разберешься.
Марину я застал в кухне, она паковала в корзину бутерброды и термос с горячим питьем. Кафка не упускал из виду ни одного ее движения и облизывался.
– Куда мы собираемся? – спросил я заинтригованно.
– Секрет, – отвечала Марина.
Вскоре вышел и Герман – моложавый и бодрый. Он был одет точно как пилот на автогонках в двадцатые годы. Пожав мне руку, спросил, не помогу ли я ему в гараже. Я согласился, открыв для себя, что в имении есть еще и гараж. Собственно, их было три, что я и увидел, придя туда с Германом.
– Я так рад, что вы смогли сегодня поехать с нами, Оскар.
Он подошел к третьему гаражу – заросшему плющом строению размером с небольшой жилой дом. Ворота открылись с визгом и скрипом, а из гаража потянуло пылью. Внутри все тонуло в темноте. Похоже, здесь никто не бывал лет двадцать. Останки мотоцикла, заржавленные инструменты, ящики, покрытые слоем пыли толщиной с персидский ковер… наконец я увидел серый брезент, покрывавший нечто в форме автомобиля. Герман приподнял один край брезента и кивнул мне на другой.
– Ну что, на счет «три»? – улыбнулся я.
Мы разом потянули брезент, и он торжественно упал, как покрывало на открытии памятника. Когда же наконец рассеялось облако пыли, слабый свет из дверей обрисовал контуры чудесного видения. Ослепительный, феерический «такер» пятидесятых, цвета старого вина, с хромированными покрышками тихо сиял в этой темной пещере, как жемчужина в раковине. Я в изумлении уставился на Германа. Он довольно улыбнулся.
– Да, друг мой Оскар, сейчас таких машин уже не делают.
– А он на ходу? – неуверенно спросил я, глядя на музейную редкость.
– Это «такер», Оскар. А если «такер» не на ходу, значит, он на лету.
Часом позже мы уже выехали на приморское шоссе и с ветерком рассекали пространство. Герман в своем наряде начала автомобильной эры, со счастливой улыбкой на лице, так и просился на стильный рекламный плакат. Мы с Мариной сели рядом с ним. Кафка вальяжно развалился сзади, заняв все просторное сиденье, и сладко заснул. Кто бы ни проезжал мимо, все оглядывались на «такер» с изумлением и завистью.
– В автомобиле не так важна сама скорость, как высокий класс, – прокомментировал Герман.
Мы уже были где-то около Бланеса, и я не узнавал местности. Герман так углубился в свои мысли, что я не решался его побеспокоить. Он вел машину с тем же милым изяществом, с которым делал все в своей жизни – двигался, говорил, улыбался. Он уступал дорогу велосипедистам, прохожим, жандармам; думаю, он уступил бы дорогу и муравью. Мы проехали Бланес, указатель на шоссе направлял нас к Тосса-де-Мар. Мы с Мариной переглянулись, она подмигнула. Сначала я думал, что мы заедем в Тоссу, но автомобиль обогнул городок и двинулся на север по узкой дороге вдоль моря. Это было не шоссе – узкая лента асфальта, повисшая между небом и морем над крутым обрывом. От поворотов этого горного серпантина захватывало дух. Сквозь ветви сосен, цеплявшихся за утесы, виднелось сияющее, как вечность, покрывало моря. Сотней метров ниже нас вилась среди укромных бухточек и утесов мало кому известная дорога из Тоссы в Пунта-Прима, городок рядом с портом Сан-Фелиу-де-Гишольс – километрах в двадцати отсюда.
Через некоторое время Герман остановил машину, и по взгляду Марины я понял, что мы добрались до места. Как только мы вышли из машины, Кафка уверенно отправился куда-то в сторону сосен, словно век тут жил и все знал. Пока Герман проверял, прочно ли стоит на тормозе «такер», мы с Мариной подошли к обрыву. Под нашими ногами расстилалось море – бухта в форме полумесяца словно баюкала нежно-голубые прозрачные воды. Дальше, по направлению к Пунта-Прима, за нагромождением скал и полосками пляжей возвышалась арка – проход между гор, на вершине которых виднелся силуэт часовни Святого Эльма.
– Ну, пошли, – поторопила меня Марина.
Я последовал за ней по тропке среди сосен, пересекавшей чье-то давно заброшенное поместье с большим старинным домом, уже поддавшимся разрушительному напору дикой растительности. От дома вниз вела дорожка на пляж – там красиво золотился под солнцем песок. Мы вспугнули стаю чаек, которые перелетели на ближайшие скалы, на мгновение создав в воздухе подобие греческого храма из птичьих крыльев, морской пены и солнечных лучей. Вода была так прозрачна, что на дне бухточки можно было рассмотреть каждую песчинку. Прямо в центре ее возвышалась морская скала, словно корабль, выброшенный на мель. Свежо, пронзительно пахло морем. Ветерок чуть шуршал песком у наших ног. Марина долго молча вглядывалась в серебристую даль.
– Вот оно, самое прекрасное место на свете, – сказала она наконец.
Марина с таким энтузиазмом принялась знакомить меня со всеми красотами ее любимого уголка побережья, что я всерьез испугался, как бы не сломать себе шею, сверзившись с обрыва в воду.
– Вспомни, что если я и козел, то не горный, – вразумлял я ее, но без пользы. Экстремальный альпинизм набирал силу. Презрев мои мольбы о пощаде, Марина карабкалась по отвесным каменным стенам, встающим из моря, протискивалась в какие-то совсем непроходимые щели между скал, где снизу прибой дышал, как огромный кит. Я же каждую минуту с ужасом и стыдом ждал, когда наконец сработают неумолимые силы земного притяжения – и они сработали. Марина легко перепрыгнула через расщелину на островок, где ей приглянулся симпатичный грот. Я убедил себя, что смогу сделать то, что сделала она, и прыгнул туда. В следующую минуту я уже барахтался в Средиземном море, стуча зубами от холода и унижения. Марина с тревогой наблюдала эту картину сверху.
– Эй, ты как?
– Нормально, – героически пролязгал я зубами. – Отлично. Все хорошо.
– Что, холодная?
– Да ты что, – булькал я в ответ, – просто чудо!
Марина улыбнулась, быстро сняла свои белые одежды и на моих изумленных глазах красиво нырнула в лагуну. Почти сразу же я увидел рядом с собой ее смеющееся лицо. Она просто с ума сошла, в это время года – купаться! Но отступать мне было уже некуда. Мы энергично поплавали, поныряли и быстро выскочили на берег, где камни еще хранили слабое тепло солнца. Вытянувшись на них, я чувствовал, как бухает о ребра сердце и стучит в висках – то ли от купания в холодной воде, то ли от того, каким прозрачным стало мокрое белье Марины. Она заметила мое смущение и быстро пошла к своей одежде, оставленной на скале. Я смотрел, как при каждом шаге под влажной кожей обрисовываются мускулы ее стройного тела, и понимал, что чувствуют голодные волки. Я кусал губы – они были солеными.
Остаток дня мы провели в этом уединенном местечке на морском берегу, вгрызаясь в бутерброды, заботливо припасенные Мариной, и та рассказывала поразительную историю этого затерянного среди сосен поместья, в котором мы находились.
Оно принадлежало одной голландской поэтессе, которая день ото дня слепла от какой-то неизлечимой болезни. Зная о своей судьбе, поэтесса решила удалиться от мира и провести последние дни жизни здесь, в самом красивом на свете убежище из света, сосен и морского ветра. Она целыми днями сидела на пляже, не отрывая глаз от моря и любуясь последним светом, который ей оставался.
– Ее окружением были только любимые книги и некий Саша, лютеранский пастор. Когда она поняла, что уже совсем не видит, что больше никогда ей не увидеть рассвет – то попросила знакомых рыбаков, обычно встававших на якорь в ее бухте, позаботиться о немце после ее смерти. Те обещали. Через пару дней рано утром они видели, как она села в лодку, взялась за весла и быстро исчезла в сиянии моря. Больше ее никто не видел.
