Вампиры в Москве - Клерон Кирилл (книги бесплатно .TXT) 📗
Ведь так. И, в принципе, экспериментировать в переходный период можно не нарушая заповеди Не убий брата своего, которую вампиру куда сложнее преступить, чем человеку. Однако, к чему эти опыты, пусть и безобидные, если основной цели не достигнуть?!
— Барон, примите мой искренний комплимент — вы хорошо подготовились к нашей встрече.
— Спасибо. Так вот, на подопытных кроликах мы и будем проверять действие Локкуса и, даже если ничего не получится, пища останется вам компенсацией за потраченные силы и время. Это устраивает?
— Вполне. Но, боюсь, вы могли бы иначе использовать оставшееся время — например, молиться за спасение своей грешной души.
Однако Надсади уже не обращает внимание на мелкие колкости. Он добился главного — возможности экспериментировать и теперь не хочет терять ни минуты. Однако, за спорами из разговора исчезло главное:
— Но перед отъездом я хочу услышать ваше обещание сделать меня вампиром в случае успеха.
( — и после этого ты отстанешь?):
— Обещаю.
С неожиданное резвостью барон устремляется к карете. Он чувствует шанс.
С тех пор, примерно каждые два месяца, Надсади появлялся в Келеде с парнем или девушкой, иногда крепостными, а иногда и приговоренными к смертной казни и выкупленными у короля. Перед опытом их заставляют долго дышать над тлеющим дурманом и другими галлюциногенными травами, после чего он становится спокойным и безразличным. Один или два укуса любви, несколько капель «чудодейственного» средства и его выставляют на солнечный свет во внутреннем дворе Главной Башни. Йон или Раду, легко жертвующие ради этого действа своим дневным сном, внимательно наблюдают за происходящим действом сквозь специально закопченное стекло.
Проходит несколько мгновений и кролик падает на землю, страшно агонизирует и бьется в конвульсиях. От заторможенности и равнодушия не остается и следа. Он кричит нечеловеческим голосом, что его тело и душу жжет солнце, умоляет, чтобы поскорее убрали в темноту. Эмиль и здоровенный верзила Тодо — верный охранник барона, выполняют просьбу, переводя беднягу обратно в подземелье и сажая на цепь у одного из столбов. Его дальнейшая участь предрешена.
Хозяева Келеда только посмеивались над очередным фиаско незадачливого экспериментатора и сыпали колкостями, но барон сохранял редкостное спокойствие и не унывал. В нем чувствовалось непонятная уверенность в положительном итоге и беспокоило только одно — лишь бы хватило времени, лишь бы смерть не явилась слишком рано.
ИЗГНАНИЕ РАДУ
Старый граф Влад злобно расхаживал по просторному залу на третьем этаже своего мрачного замка. Вдоль стен стояли рыцарские доспехи, звеневшие от каждого шага, стены украшали многочисленные мечи и секиры, шлемы и латы. Все это хранилось в память о самых разных войнах, которые вели на этих землях и сам Влад, и его предшественники. Именно здесь, медленно переходя от предмета к предмету, часами разглядывая их детали, он любил вспоминать ту жизнь, полную сражений и интриг, именно здесь обсуждал с семьей наиболее важные вопросы. Хотя, обсуждал — громко сказано. Пока еще ничьи советы и ничье мнение не могли серьезно повлиять на его решения. Но сегодня — особый случай.
Огромные стенные часы отбивали полночь — удивительный миг смерти старого дня и зарождения дня нового, тонкая грань вчера и завтра. Острая бритва незримо разрезала ткань времен и тяжелый медный звук заставлял непроизвольно сжиматься сердце. Даже такое, холодное и почти не бьющееся, как у Дракулы.
У раскрытого окна стоял младший сын Ион и рассеянно смотрел на звезды. Он прекрасно знал, что если отец не в настроении, лучше первому разговор не начинать. Вообще лучше молчать.
— Я ему сказал, чтобы пришел ровно в полночь! Он специально сидит в своей комнате, дабы опоздать, хоть на пять минут, но обязательно опоздать.
— Может, какие дела…
— Я знаю его дела! Сначала вырезает свои дурацкие поделки, а потом, как дикий зверь колобродит по деревне. Но ничего, сейчас ему будет не до…
Граф не успел закончить фразу. Медленно открывая скрипучую тяжелую дверь, в зал столь же медленно вошел Раду. Он не спешил, как бы говоря:
(— я послушный сын, но не очень):
— Здравствуй, отец!
— Ты опаздываешь…
— Совсем чуть-чуть…
— Но я хотел, чтобы ты пришел ровно в полночь. Что же задержало ваше величество?
Но Раду не собирался извиняться и тоже перешел в наступление:
— Отец. мы живем очень долго, безумно долго. Тысячи часов ты бессмысленно расхаживаешь по этом дурацкому замку, перелистываешь бестолковые трактаты и фолианты, смотришь в пустоту. И пять минут опоздания приводят тебя в дурное расположение духа?! По-моему, ты несколько предосудителен, по крайней мере, относительно меня.
— Возможно и так. А что касается моего духа, он как раз спокоен, хотя сам я в бешенстве. И причина не в минутах опоздания и даже не в том, что ты опаздываешь демонстративно. А вот своими сомнительными подвигами ты ставишь под угрозу ту жизнь, которую мы уже давно ведем в согласии с жителями моих владений. Веская причина для бешенства?!
И опять Раду не желал что-либо объяснять или оправдываться. Он критиковал:
— Это не жизнь, а прозябание, так живут пауки на стенах, часами стерегущие мух.
Впрочем, отец совершенно не воспринял столь образное сравнение:
— Ты убиваешь местных жителей, вопреки нашим давним договоренностям. Вопреки моему слову.
— Слова, это всего лишь слова, и никогда не заменят пищу. Мы ведь еще не научились питаться святым духом, не так ли? Да и могилы разрывать как-то не хочется.
— Твое остроумие сейчас не уместно. И не уместно вообще. Мы говорим об очень важном деле.
— Хорошо, давай о деле. Отец, ты словно заморозился тогда, когда сажал на колья турок и недовольных бояр. Реальность сегодняшнего дня совершенно Другая. Ты уже не воевода Валлахии, не наследник трона, а всего лишь местная достопримечательность, на которую даже самые любознательные предпочитают опасливо смотреть издалека. Путешественники давно обходят стороной эти места. Кучера отказываются ехать сюда или требуют сумасшедшие деньги. Дурная слава про нашу семью летит по свету, а ты все пытаешь изображать из себя невинного старичка.
— Ты говоришь очень путано. Времена изменились, и именно поэтому нельзя действовать в открытую, как раньше. Королевская семья чтит мои былые заслуги и гарантирует неприкосновенность, но не желает конфликта со своими подданными.
— Поэтому каждый раз приходиться отправляться за едой все дальше и дальше. Уже до Трансильвании и Молдавии добрались. Какую страну будем открывать следующей? Русь?
Мириам, до этого тихо наигрывавшая на старинной и скрипучей фисгармонии вариации на темы каких-то смутных мелодий, подняла на брата спокойные светло-зеленые глаза, глубокие и пустые, как морская бездна. Странные аккорды утонченного ночного отчаяния, смутного предчувствия готики, жутких зимних штормов, словно вырванные из стонущего сердца, затихли в воздухе. Они в последний раз заставили задребезжать огромную хрустальную люстру, в которой горело несколько черных восковых свечей, и канули в тишину:
— Ты прав, добывать пищу стало несколько сложнее, но попробуй объяснить другое — три дня назад мы отменно поужинали торговцами шерстью на берегу реки Оловат, в нашей столовой находятся два пленника, привезенных Джелу и кролик от Надсади. Это правда?
— Да, правда. К чему отрицать очевидное?
— Действительно, незачем. А правда ли, что вчера у межи нашли изуродованные трупы двух пахарей из Арефы?! Не твоих ли рук дело? У кого какие соображения?
Почти сразу откликнулся Ион, откликнулся весьма и весьма язвительно:
— Его, его рук. А чьих еще, может какой злобный оборотень завелся в наших местах?
Но Раду, хотя и остался без поддержки, не думал сдаваться без боя:
— Да, моих. Но я не верю, отец, что ты никогда не убивал никого из Арефы уже после договоренностей.
— Может и убивал — рыбаков во время грозы, и все думали, что они перевернулись в лодках и утонули. Убивал охотников в лесу, и все думали, что их задрал медведь или дикий вепрь. Если кто и сомневался в истинных причинах смерти, прямых доказательств моей вины не было — я аккуратно прятал тела, а не выставлял на всеобщее обозрение. Я не позволял себе столь явного вызова.
