Монохромный человек (СИ) - Поспешная Юлия (читать хорошую книгу полностью TXT) 📗
Я вздохнула, вздрогнула в его объятиях. Он прижал меня к себе сильнее.
Я прониклась чувством безмерной благодарности к нему за это.
Но, в то же время я помнила, что это он подрался с Мироном.
Я отстранилась от его объятий и посмотрела на него снизу вверх.
— Пока ты не появился, у нас никаких драк не было! — проговорила я сердито. — Ты можешь мне объяснить, что у вас случилось?
Мирон пару мгновений смотрел на меня. Потом вдруг улыбнулся.
Это было странно. Человек, у которого раскроена губа и бровь не должен так мило и счастливо улыбаться.
На мгновение я даже подумала, что может у него поврежден череп и мозг!
Ну, правда…
— А ты ещё не поняла, принцесса? — усмехнулся Мирон.
— Не-ет. — протянула я, но в голову впорхнула незатейливая мысль, которую я тут же заткнулась поглубже и подальше. — Только не говори, что…
— Из-за тебя. — вздохнул Мирон.
Я закрыла глаза. Опустила голову. Устало вздохнула.
Ну, ясно! Сошлись два парнокопытных козерога на мосту…
— Пошли в дом. — тихо сказала я Мирону. — У тебя кровь хлещет… Надо обработать и перевязать.
— С радостью. — просиял Мирон.
— Это ничего не значит! — глядя ему в глаза предупреждающе ответила.
— Конечно. — улыбнулся Мирон.
— И это не значит, что я тебя простила!
— Я так и понял.
— Чего ты улыбаешься?.. Я серьёзно! — я пыталась придать строгости своему голосу.
— Хорошо… Просто ты такая милая, когда пытаешься злится. — пожал плечами Мирон.
Я несколько мгновений смотрела в его лучистые, задорные и смеющиеся серо-зеленые глаза.
Господи, какой же он дурак!..
Но… Но, почему он все равно… такой… такой милый! Ехидный, не серьезный, местами вообще ершистый и неприятный, но… милый и даже… обаятельный что ли…
О чем, я думаю?..
Я хотела что-то ответить Мирону, но не нашлась с ответом, и просто попросила его идти за мной.
Дома, я завела его на кухню, на нашу кухню, на третьем этаже, где могут появляться только дядя Сигизмунд, я, и Федя.
Но, пока хозяин дома отсутствует, а его помощник пошел вообще неведомо куда, я нарушила одно из правил дяди Сигизмунда.
«На третий этаж всем посторонним вход строго воспрещен!»
— Присядь вот здесь, пожалуйста. — попросила я вошедшего следом за мной Мирона.
Он послушно уселся на стул с высокой спинкой.
Его немедленно заинтересовали стоящие рядом фотографии.
— Ух ты, — засмеялся он и показал на одну из фотографий. — Это ты такая кроха?
Я обернулась. В руках у Мирона я увидела старую фотографию.
На ней мои родители, дядя Сигизмунд и я, на плечах у своего отца.
Там мне четыре года.
Меня кольнуло смущение и легкая стыдливость. Мне не очень хотелось, чтобы Мирон разглядывал мои личные, семейные фотографии. И тем более брал их в руки.
— Да, это я. — ответила я.
— А рядом твои родители, да? — спросил Мирон. — У тебя очень красивая мама.
— Спасибо. — я открыла дверцу с домашней аптечкой и выволокла оттуда громадную коробку с разнообразными медикаментами.
Среди вороха баночек, блистеров, спреев, упаковок пластырей я нашла зелёнку, и упаковку бинтов синего цвета.
Весь этот громадный медицинский арсенал (у нас таки три коробки) моя личная заслуга.
Это я убедила дядю Сигизмунда, что в доме должно быть всё, от зеленки, черт возьми, до сильнодействующих антибиотиков.
Дядя сопротивлялся до самого первого случая, когда чем-то траванулся.
Ох и полоскало же его тогда!
Небольшим, но важным познаниям в медицине я обязана разным людям.
Начиная от личного врача фигуристов в «Княжеском» Дворце спорта, и заканчивая наставлениями от Стаса.
— Ника… — Мирон хотел что-то спросить но, видимо передумал и замялся.
— Ты хотел спросить где мои родители? — не оборачиваясь озвучила я его желание. — И почему я собственно живу у дяди?
Мирон был не из застенчивых.
— Да. — признался он. — И ещё, почему ты приехала в Россию? Что в Польше плохо?
Плохо? Да нет, почему же. Смотря кому. В целом всё нормально, наверное. Только вот мне там подписан приговор.
Нет, я утрирую конечно. Никто прямо с ходу стрелять и убивать меня не станет, но… Мои родственнички уж точно захотят вернуть меня обратно.
Я всё же Лазовская. И, как выяснилось могу на законных основаниях претендовать на весьма существенный кусок общего наследства. Включая долю моего отца, деда и бабушки, которые, как мне известно всё отписали своему сыну Роджеру. То есть моему отцу. А за ним в очереди наследования сразу иду я.
Так, что в Польшу мне путь заказан. А иначе меня там очень быстро запрут в домашних застенках, и по достижению совершеннолетия вынудят отказаться от наследства. А потом… Потом меня бы нашли где-то в пригородных лесах… И вряд ли бы об этом вообще кто-то узнал.
— Это всё очень долгая история, Мирон. — я вооружилась всем нужным для перевязки ран и направилась к нему. — И к тому же это личное.
Я села напротив него и положила лекарства на стол.
Первым делом нужно было промыть рану перекисью водорода и остановить кровь.
Смочила ватный диск, и наклонилась к Мирону.
Он с полуулыбкой смотрел на меня. Я старалась не обращать внимание на его взгляд. Мне пришлось близко наклонится к нему. Очень близко. Слишком…
И этот гад в упор, в наглую вызывающе меня рассматривал.
Мне стало так неловко, как будто я… без одежды перед ним
У меня дрожали руки и трудно было сосредоточить мысли на его ранах.
— Ты не мог бы смотреть в сторону. — попросила я.
— Не-а. — усмехнулся он.
— Мирон, пожалуйста… — я вздохнула. — Мне так не удобно.
— Я тебя смущаю? — победно улыбнулся он.
Да, морда ты наглая, подумала я. Смущаешь! И ты прекрасно это знаешь!
— Мирон… Пожалуйста, мне не удобно. — пожаловалась я слегка раздраженно. — И это тебе не шутки. У тебя серьезно кровотечение, между прочим. Может и зашивать вообще придется.
— Ещё чего! — фыркнул Мирон. — Не хочу никого обижать, но твой друг дерется, как как первоклассник.
— Мне все равно, кто из вас лучше дерется. — отрезала я. — Главное, что оба побитые, с у тебя вон бровь и губа, а у него нос и что-то челюстью. Кому всё это нужно?
— Он первый начал. — обиженно ответил Мирон. — Я его пальцем не трогал.
— А это уже неважно. — с хмурым видом ответила я, сосредоточенно и бережно промокая ватным диском рану возле левого края губ.
Я отложила диск в сторону. Он был весь пропитан кровью Мирона.
Я снова промыла его рану.
— Не больно? — боязливо спросила я.
— Нет. — улыбнулся он. — Я даже рад, что твой друг наградил меня этими царапинами…
— Ничего себе царапины! — фыркнула я.
— Ну, зато благодаря ним я сейчас здесь с тобой, и ты впервые за последние несколько дней так близко от меня.
От его слов у меня чуть бытулек с перекисью не выпал. Я его еле удержала.
Дыхание сбилось, горло сдавило, с готовностью лихорадочно затрепетало сердце в груди.
И такое буйное, беспокойное чувство неистово скакало и бесилось во всей плевральной полости.
От локтей до плеч по нарастающей поднялась противоестественная дрожь, кожу пекло в нескольких местах, горели щеки, стало жарко где-то внутри, глубоко во мне.
Зачем он это сказал?! Зачем?! Ну, вот зачем?!
Специально, что ли пытается меня вывести из себя?!
Я промыла его раны и собралась обрабатывать.
— Может щипать и печь. — предупредила я. — Но, я постараюсь быстро.
— Не торопись. — изменившимся голосом вдруг проговорил Мирон. — И можешь не быть слишком осторожной. Уж что-что а боль от твоих рук я точно заслужил.
Я замерла, и оцепенела, услышав это. Я посмотрела в его глаза.
Он пристально, странно, по-другому глядел на меня.
— Ты что… — слабо, упавшим, тихим проговорила я. — Ты что такое говоришь? Я… Я не хочу делать тебе больно…
Он грустно улыбнулся.
— Но, я же заслужил.
Я с трудом отвела взор от его глаза.