Песни мертвого сновидца. Тератограф - Лиготти Томас (читаем полную версию книг бесплатно TXT) 📗
Спящая находится на противоположном конце помещения относительно звездной бездны. Сидя на краю какого-то дивана без подлокотников и спинки, отделанного изысканной парчовой тканью, она смотрит перед собой и ждет «без дыхания, без сердцебиения» — ее сновидческой личности эти функции без нужды. Все погружено в тишину. Эта тишина, однако, неким образом наполнена странными колебаниями сил, которых спящая не может толком описать, — безумная физика, электризующая атмосферу демоническими токами, которые таятся сразу за порогом физического восприятия. Все это воспринимается посредством каких-то смутных, чисто сновидческих чувств.
Затем возникает новое ощущение, несколько более конкретное. От того большого зеркала или окна тянет стужей — возможно, теперь это всего лишь зияющий проем безо всяких окон, выходящий в холодную пустоту. Внезапно нашу спящую охватывает совокупный ужас перед всем, что с ней происходило, происходит и еще произойдет. Не сходя со своего неудобного дивана, она обшаривает помещение взглядом в поисках источника этого ужаса. Многие места для ее взора недоступны — как на картинке, которую местами заштриховали, — но ничего особенно пугающего она не видит и на мгновение успокаивается. Но ужас захлестывает ее с новой силой, когда она осознает, что не проверила позади себя — и, кажется, физически не способна на это.
У нее за спиной находится нечто. Вот жуткая истина. Она почти знает, что это за сущность, но некая онейрическая [6] афазия [7] не дает ей ни говорить, ни ясно мыслить. Ей остается только ждать, надеясь, что вскоре внезапное потрясение вырвет ее из сна, — теперь она понимает, что «она спит», по какой-то причине думая о себе в третьем лице.
Слова «она спит» неким образом становятся мотивом, пронизавшим все окружающее: это подпись под самим сном в самом низу; это голоса, эхом разносящиеся по зале; это надпись на полосках бумаги (как в печеньях с предсказаниями), спрятанных в ящиках комодов; это заезженная пластинка, которая крутится и крутится на старом патефоне в голове спящей. Потом все слова, составляющие эту монотонную формулу, выбираются из своих разнообразных укрытий и опускаются где-то за спиной спящей, словно стая птиц. Там они какое-то время щебечут — как на застывших плечах статуи в парке. Спящей все именно так и представляется, включая сравнение со статуей. Позади нее нечто, по природе схожее со статуей, и оно приближается. Это нечто излучает ауру жгучего напряжения и подбирается вплотную, его громадная тень падает на пол и растекается вокруг ее собственной. Она по-прежнему не в силах обернуться, суставы и все тело одеревенели. Может, получится закричать, думает она и делает попытку. Ничего не выходит, потому что рот ей уже зажала ладонь — уверенная, еле теплая. Ощущение от пальцев на губах спящей — как от толстых пастельных мелков. Затем она видит, как из-за ее левого плеча вытягивается длинная тонкая рука и трясет у нее перед носом какими-то грязными обносками, «заставляя их плясать». И в этот момент бесстрастный шипящий голос шепчет ей в ухо: «Пора просыпаться, куколка».
Спящая пытается отвести взгляд — только глаза ее и слушаются. Тут она впервые замечает, что в комнате повсюду — в затененных местах — лежат люди, одетые как куклы. Их тела осели, рты широко разинуты. Они не выглядят живыми. Некоторые и вправду обратились в кукол, их плоть утратила податливость, глаза — влажный блеск. Другие пребывают в различных промежуточных состояниях между человеком и куклой. Спящая с ужасом осознает, что и ее рот широко открыт и почти не закрывается.
Но вот наконец, обретя силу в страхе, она поворачивается лицом к зловещей силе. Тут сон достигает крещендо, и пациентка просыпается. Однако не в кровати одевальщицы манекенов, видевшей сон во сне, — она перенеслась на спутавшиеся, но реальные простыни, которые принадлежат ее секретарской ипостаси. Не вполне уверенная, кто она и где она, первым делом после пробуждения мисс Локер стремится закончить движение, которое начала во сне: то есть обернуться и посмотреть, что находится позади нее. (Гипнопомпическая [8] галлюцинация, которая за этим последовала, стала для нее «весомым поводом», чтобы обратиться к услугам психиатра.) Взглянув себе за спину, она увидела не только привычное изголовье и голую стену над ним: из этой лунно-белой стены выдавалось лицо женского манекена. В этой иллюзии пациентку больше всего встревожило то (и здесь мы забираемся еще глубже, хотя и так уже были на зыбкой почве), что лицо не растворилось на фоне стены, как обычно бывает, когда видишь что-то спросонок. Скорее этот выступающий лик одним плавным движением ушел обратно, в стену. На крики пациентки сбежалось немало обеспокоенных людей из соседних квартир.
Конец сна и связанных с ним переживаний.
Дорогая моя, ты наверняка можешь представить мою реакцию на вышеизложенное психическое повествование. Каждая нить, за которую я тянул, вела к тебе. Характер сновидения мисс Локер и по атмосфере, и по сюжету живо напоминает о вопросах, которыми ты занимаешься вот уже несколько лет. Разумеется, я имею в виду всеобъемлющее космическое настроение сна мисс Локер и то, как пугающе он соотносится с определенными идеями (хорошо, теориями), которые, на мой взгляд, заняли чересчур важное место и в твоих oeuvre, и в твоей vie [9]. В частности, я говорю об «иномирье», которое ты, по твоим словам, открыла путем сочетания оккультных практик с глубоким анализом.
Позволь мне отклониться от темы и коротко прокомментировать сказанное.
Милая, не то чтобы я против, чтобы ты изучала гипотетические модели реальности, но почему именно эту? Зачем приписывать этим «мелким зонам», как ты их называешь, такие отталкивающие атрибуты — точнее, антиатрибуты (если уж использовать твой жаргон)? Эксцентричные шутки об этом странном предмете и фразочки вроде «очаги интерференции» и «космостатические помехи» создают неверное впечатление о твоих талантах в качестве мыслящего представителя нашей профессии. Ну и прочее: непредставимая жуть, искажение связей, которое якобы имеет место в таких зонах, эти «игры с реальностью» и прочая трансцендентная чушь. Знаю, стараниями психологии на картах сознания можно найти и донельзя своеобразные территории, но ты настолько углубилась в ультраментальные задворки метафизики, что можешь, боюсь, и вовсе не вернуться (по крайней мере, без ущерба для своей репутации).
Если рассмотреть сновидение мисс Локер через призму твоих идей, то можно заметить некоторые параллели, особенно в запутанном сюжете ее грез. Но знаешь, когда эти параллели прямо-таки сразили меня, как удар молотом? После того как она закончила свой рассказ. Уже приняв нормальную позу, мисс Локер высказала несколько замечаний, которые явно были призваны передать весь масштаб ее мук. Очевидно, она сочла de rigueur [10] сообщить мне, что после эпизода со сном у нее стали зарождаться сомнения относительно того, кто она на самом деле. Секретарша? Одевальщица манекенов? Кто-то другой? Или другой другого? Конечно же, она сознавала свое истинное, действительное «я», просто некое «новое чувство нереальности» делало эту уверенность неполной.
Как ты, несомненно, видишь, упомянутые личностные фокусы соответствуют «агрессии против „я“», которая характерна для этих твоих зон, как ты заявляешь. И каковы же границы «я»? Нет ли общности между внешне не связанными предметами? Как соотносятся одушевленное и неодушевленное? Радость моя, ну скучно же… хррр.
Это напомнило мне ту затасканную притчу про китайца (Чжуан-цзы?), которому снилось, что он бабочка, но когда он проснулся, то сделал вид, будто не знает, кто он: человек, которому снился сон про бабочку, или бабочка, которой сейчас снится сон, и т. п. Вопрос вот в чем: «Снятся ли бабочкам сны?» (Отв.: нет. Обратись к научным трудам по теме, ну хотя бы раз.) На том и делу конец. Однако — возразишь ты, без сомнения: если сновидец не человек и не бабочка, а то и другое сразу… или не то и не другое? Или, допустим… и вот так мы могли бы продолжать очень долго — и продолжали. Наверное, самая отвратительная концепция, которую ты разработала в рамках темы, это твой так называемый «всевышний мазохизм», или доктрина о Большом «Я», терроризирующем собственные мелкие осколки, то самое Что-то Совсем Иное, что терзает человека-бабочку жуткими подозрениями, а не ведется ли в его совокупной голове некая игра.
