Томминокеры. Трилогия - Кинг Стивен (читать полную версию книги txt) 📗
— Извините, — ответила Андерсон, — сегодня у меня выдался не самый лучший денек.
Она допила стакан и кивнула.
— Еще одну порцию, мисс?
Может быть взять «Парти леди», — подумала Андерсон, отрицательно качнув головой. — Лучше я возьму стакан молока. А то меня замучает несварение желудка сегодня вечером.
Бармен налил ей молока. Андерсон пила его и думала: что же все-таки случилось у ветеринара? Думай не думай, а в ее голове это не укладывается.
Не имею ни малейшего представления, подумала она, что случилось, когда я привела его в приемную.
Она попробовала восстановить в памяти все подробности. Приемная была так же переполнена, когда она ждала приема, но ведь тогда не было такого бедлама, как после посещения ветеринара. Место, конечно, беспокойное: в тесноте сгрудились животные всех видов и типов, многие из них питают друг к другу инстинктивные антипатии, что, конечно, не создает благоприятную обстановку, однако все было вполне нормально.
Теперь, когда спиртное делало свое дело, она вспомнила человека в комбинезоне, сопровождавшего бульдога. Боксер смотрел на Питера. Питер робко косился на него. Впрочем, это вовсе не важно.
Так что же?
Пей молоко, отправляйся домой и забудь об этом. Ну, ну. А как же тот случай в лесу? Или это тоже ты забыла?
Как бы в ответ в ее памяти всплыл голос деда: Между прочим, Бобби, далась тебе эта штука? Стоит ли об этом думать?
Нет, не стоит, Теперь, в таком состоянии, она собралась заказать еще порцию спиртного… только одну, а потом и другую… Что же, она действительно собирается сидеть в темном пустом баре ранним вечером, выпивая в одиночестве и дожидаясь, пока неведомый кто-то (а может быть, и сам бармен) сядет рядом и спросит, что с ней стряслось и что она здесь делает?
Она бросила пятерку на стойку, и бармен сгреб ее. Выходя из зала, Андерсон увидела телефон-автомат. Имевшаяся в наличии книга была замусоленной, с загнутыми листами и благоухала виски. Опустив 20 центов и прижав трубку между ухом и плечом, она отыскала нужный телефон и дозвонилась до клиники Эйзеридж.
Миссис Алден ответила вполне спокойно. Судя по всему в приемной лаяла одна из собак. Только одна.
— Надеюсь, я не побеспокоила вас, — сказала Андерсон, — я верну ваш поводок завтра.
— Не беспокойтесь, мисс Андерсон, ответила секретарь. — Мы имеем дело с вами столько лет, что можем не сомневаться в вашей порядочности. Что до поводков, мы уже закрыли чулан.
— У вас там что-то стряслось?
— Да просто помрачение какое-то! Нам пришлось вызывать врача для миссис Перкинс. Ничего страшного — конечно, ей пришлось наложить швы, но многие, кто в этом нуждается, сами добираются до врача.
Она слегка понизила голос, сообщая ей нечто конфиденциальное.
— Слава Богу, что ее укусила собственная собака. Она из той породы людей, что поднимают шум из-за пустяков.
— А что же вызвало это столпотворение?
— Даже доктор Эйзеридж не знает. Может быть, жара после дождя. Доктор Эйзеридж говорит, что где-то читал про это. Ветеринар из Калифорнии пишет, что со всеми животными в его клинике случился приступ бешенства как раз перед большим землетрясением.
— И что же…
— Одно землетрясение было в прошлом году, — ответила миссис Алден. — Я надеюсь, что другое не случится так скоро. Ядерный реактор в Уисказет тоже слишком уж близко.
Надо спросить Гарда, подумала Бобби. Она поблагодарила собеседницу и попрощалась.
Андерсон подошла к машине. Питер спал. Он приоткрыл глаза, когда она садилась за руль, потом снова опустил веки. Его морда покоилась на передних лапах. На ней снова проступала темная шерсть. Безусловно; тут уж не ошибешься.
Между прочим, Бобби, какое тебе до этого дело?
Заткнись, дед.
Приехав домой, она почувствовала, что раскисла от двух порций шотландского виски; пройдя в ванную, остановилась перед зеркалом, провела рукой по волосам, приглаживая их, и внимательно осмотрела свое лицо.
Седина в волосах оставалась — вся, которая появилась, никуда не исчезла.
Никогда бы не подумала, что будет рада видеть седые волосы, но тем не менее это так. Такое дело…
6
Было еще рано, когда темные тучи затянули небо на западе и где-то в темноте слышались раскаты грома. Похоже, собиралась затяжная гроза, которая может продлиться всю ночь. Если это так, то Андерсон не сможет выпускать Питера на улицу по его неотложным собачьим делам: она помнила со времен его младенчества, что гончие испытывают неодолимый ужас перед грозой с громом и молниями.
Андерсон уселась к окну в свое кресло-качалку, и если бы кто-то ее увидел, то подумал бы, что она читает, но в действительности она была занята изучением тезисов «Локальная война и гражданская война». Было довольно нудно, но она думала, что эти сведения очень бы пригодились, случись война снова… а судя по всему, все идет к этому.
При каждом раскате грома Питер подбирался все ближе к ее качалке, смущенно поглядывая на свою хозяйку. Конечно, я знаю, знаю, что мне ничего не угрожает, но можно мне еще пододвинуться к тебе, хорошо? А если грянет очень уж сильно, я смогу забраться к тебе на качалку, что ты скажешь на это? Ты ведь не возражаешь, Бобби?
Буря затянулась до девяти часов вечера, и Андерсон подумала, что не отказалась бы от того, что гавайцы называют «Джизер». Она отправилась на кухню, открыла стенной шкаф, который использовался как кладовка, сняла с полки газовую лампу.
Питер следовал за ней по пятам, поджав хвост, и смущенное выражение не сходило с его морды. Андерсон чуть было не споткнулась о него, выходя из кладовки с лампой.
— А ты что, Питер?
Питер отошел чуть в сторону… а затем снова прижался к ее икрам, когда за окном оглушительно загрохотало. Когда Андерсон вернулась обратно к своей качалке, комната была освещена тускло-голубоватым светом и телефон слегка позванивал. Ветер усиливался, и было слышно, как трещат ветки за окном.
Питер сел вплотную к качалке, просительно поглядывая на Андерсон — Ну, ладно, — кивнула она. — Давай сюда, трусишка. Питера не надо было просить дважды. Он забрался на колени к Андерсон, пристроив передние лапы между коленей. Он всегда ухитрялся причинять ей неудобство, правда, он этого не хотел, это выходило по неизбежному закону невезения, как, например, если вам дорога каждая минута, лифт обязательно будет останавливаться на каждом этаже. Если с этим можно бороться, то Бобби Андерсон делала это по мере сил.
Раскат грома просто разорвал небо пополам.
Питер соскочил с колен. И тут-то ей ударил в нос резкий запах.
— Почему ты не слез вовремя на пол, а, Питер?
Питер смущенно осклабился, как бы говоря: знаю, знаю, уж, пожалуйста, не ругай меня.
Ветер усиливался. Начались перебои с электричеством, верный признак того, что Роберте Андерсон, как и всем в округе, придется распрощаться с достижениями цивилизации… по крайней мере до трех-четырех часов утра. Андерсон отложила чтение и обняла собаку за шею. Она ничего не имела против летних гроз и зимних штормов. Ей нравилось буйство стихий, ослепительный свет, грохот и их неумолимая слепая сила, действующая, однако, во благо. Она чувствовала неясное воодушевление, когда вдыхала свежий, наэлектризованный воздух, когда ветер развевал ее волосы и хлестал тело.
Она вспомнила давнее объяснение с Джимом Гарденером. Гард был мягкотелым размазней (ему бы только забиться в безопасную норку), любое напоминание о несчастном случае, жертвой которого он был в юности, повергало его в ужас. Гарденер как-то рассказал ей, как его дернуло током, когда он менял лампочку; он дотронулся до оголенного провода. Но это еще не все: дело в том, что неделю спустя он стал слышать музыку, голоса и сводки новостей, как будто у него в голове был радиоприемник. Он, казалось, тронулся умом. На четвертый день он даже мог определить название станции, позывные которой он принимал. Он записал названия трех песен и запросил радиостанцию, действительно ли они транслировали эти песни. И все оказалось верно.
