Вампир Лестат - Райс Энн (читаем книги бесплатно .TXT) 📗
Вскоре я понял, что в своих поэтических сказаниях он не излагает мне связные и продолжительные истории жизни богов, как делается это в греческих и римских мифах. Имена и характеристики богов мелькали то в одних, то в других строфах. Самые различные божества принадлежали к единому небесному племени.
Но тот бог, которым предстояло стать мне, имел, судя по всему, величайшую власть над Маэлом и его учениками. У этого бога не было имени, хотя его величали самыми разными титулами, самым распространенным из которых был Тот, Кто Пьет Кровь. Кроме того, его называли и Белым Богом, и Богом Ночи и Тьмы, и Богом Дуба, и даже Возлюбленным Матери.
В каждое полнолуние этому богу приносились кровавые жертвы. Но в день Самайна (1 ноября по нашему христианскому календарю – в день, который мы называем теперь Днем всех святых или Днем поминовения мертвых) этому богу в присутствии всего племени приносились самые многочисленные жертвы – ради того, чтобы он даровал людям богатый урожай, а также для того, чтобы он свершил свой суд и предсказал людям, что ждет их впереди.
Бог этот служил Великой Матери – той, которая не имела видимой формы, но незримо присутствовала во всем и была Матерью всего сущего – земли, деревьев, неба над головой, всех людей и даже Того, Кто Пьет Кровь, который обитал в ее саду.
Чем больше меня интересовало все, что мне рассказывал Маэл, тем больше я понимал. Традиция поклонения Великой Матери была знакома и мне. По всей Империи люди поклонялись Матери-земле и Матери всего сущего, хотя называли ее самыми разными именами. Точно так же поклонялись ее возлюбленному и сыну – умирающему и воскресающему богу, который рос, так же как растет все на земле, лишь затем, чтобы быть потом срезанным под корень, в то время как Мать оставалась жить вечно. Это был очень древний и красивый миф, объясняющий смену времен года. Однако традиции поклонения ему, соблюдаемые повсюду, едва ли можно было назвать красивыми.
Ибо Божественная Мать одновременно была и Смертью – землей, которая поглощает останки юного возлюбленного, так же как поглощает останки всех нас. И в соответствии с этим древним поверьем повсюду существовало множество кровавых ритуалов.
В Риме эта богиня носила имя Кибела, и мне приходилось видеть, как ее преданные жрецы и почитатели в порыве безумия и экстаза подвергали себя оскоплению. А упоминаемые в этом мифе боги принимали страшную смерть: Аттис в безумии оскопил себя, Дионис был растерзан, Осирис у древних египтян был расчленен, но потом вновь собран воедино Великой Матерью Исидой.
И вот теперь мне предстояло стать Великим Богом Всех Плодоносных Сил Земли – богом вина, посевов и деревьев. Я был уверен в том, что в любом случае мне предстоит нечто ужасное.
Мне не оставалось ничего, кроме как напиваться и бормотать песнопения и молитвы вместе с Маэлом, у которого при взгляде на меня на глаза наворачивались слезы.
– Выпусти меня отсюда, негодяй несчастный, – однажды в порыве крайнего раздражения воскликнул я. – Почему бы тебе самому, в конце концов, не стать этим богом деревьев? Почему именно меня решили удостоить этой чести?
– Я уже говорил тебе, что бог поведал мне о своих желаниях. Я не был им избран.
– А если бы ты оказался его избранником, ты сделал бы это?
Я устал слушать сказки о древних варварских обычаях и верованиях, о том, что если человеку угрожает несчастье или болезнь, то он, чтобы избежать угрозы, должен принести человеческую жертву богу.
– Мне было бы очень страшно, но я принял бы эту судьбу, – шепотом ответил он. – Известно ли тебе, в чем состоит весь ужас твоей участи? В том, что твоя душа окажется навеки заключенной в твоем теле. Она не сможет в момент плотской смерти переселиться в другое тело и в иное жизненное пространство. Нет, твоя душа навеки останется душой бога. Ты будешь навсегда лишен возможности умереть и возродиться заново.
Несмотря на мое абсолютное неверие в возможность реинкарнации и раздражение, вызванное полной убежденностью Маэла в неизбежности подобных явлений, его слова заставили меня успокоиться и замолчать. Я ощутил всю силу его суеверного страха и охватившей его печали.
Мои волосы стали густыми и длинными. Жаркое лето уже сменила прохладная осень. Приближался день великого ежегодного праздника Самайна.
Однако у меня по-прежнему возникало множество вопросов.
– Скольких вы уже превратили в богов подобным же образом? Чем я привлек ваше внимание? Что нашли вы во мне такого, что заставило вас избрать именно меня? – спрашивал я у Маэла.
– Я еще никогда не приводил сюда человека, чтобы превратить его в бога, – отвечал он. – Но бог уже стар, он утратил магическую силу. С ним произошло ужасное несчастье, однако я не вправе говорить об этом. Он избрал своего преемника.
Маэл внезапно испуганно замолчал. Он сказал слишком много. В глубине души его что-то очень беспокоило и пугало.
– Но откуда тебе известно, что он захотел избрать именно меня? Или у тебя здесь в крепости припрятано еще человек шестьдесят кандидатов?
Он покачал головой и вдруг с не характерной для него болью в голосе произнес:
– Мариус, если ты откажешься выпить божественную кровь, если не станешь отцом нового племени богов, что же тогда будет со всеми нами?
– Друг мой, меня это совершенно не заботит… – начал было я.
– О, какое ужасное несчастье! – прошептал он.
За этим последовал длинный рассказ о возвышении Рима, о страшных завоеваниях Цезаря, об уничтожении и вырождении племен и народов, которые испокон веков жили среди этих гор и лесов, жалобы на то, что вместо величественных и славных твердынь могущественных племенных вождей выросли презренные города сначала греков, этрусков, а потом и римлян.
– Друг мой, цивилизации рождаются и умирают, старые боги уступают место новым.
– Ты не понимаешь, Мариус, – покачал головой он. – Наш бог не был повержен вашими идолами и теми, кто рассказывает все эти фривольные и похотливые истории. Наш бог был необыкновенно красив, словно сама луна создала его и озарила своим светом, он говорил с нами голосом чистым, как сам свет, и вел нас по жизни в единстве с окружающим миром. Но он был сокрушен великим несчастьем, и во всех северных землях другие боги погибли. Такова была месть ему со стороны бога солнца, но каким образом солнце могло проникнуть в отведенное для тьмы и сна время, ни ему, ни нам не известно. В тебе наше спасение, Мариус. Ты тот смертный, Который Знает, Который Способен Учиться и Уже Научился Многому, Ты Тот, Кто Может Отправиться в Нижний Египет.
Я много думал обо всем этом. Я думал о древнем культе поклонения богу плодородия Осирису и Исиде, которую считали Матерью-землей, о том, что Тифона, убийцу Осириса, называли солнечным светом.
И вот теперь этот благочестивый посредник между богом и людьми говорил мне о том, что солнце нашло в ночи бога и тем самым вызвало страшные несчастья.
В конце концов мой разум отказался работать.
Слишком много дней провел я в одиночестве, предаваясь пьянству.
Лежа в темноте, я пел про себя гимны Великой Матери. Хотя она не была для меня богиней. Она не была ни Дианой Эфесской с наполненными молоком персями, ни ужасной Кибелой, ни даже нежной Деметрой, оплакивавшей перешедшую в царство мертвых Персефону. Она была той плодородной и щедрой землей, запах которой доносился до меня сквозь зарешеченные окна дома, ветром, приносившим сырость и сладкие ароматы мрачного зеленого леса. Она была для меня луговыми цветами и пахучими травами, водой из горного источника, шум которой я иногда слышал. Она была для меня всем тем, что еще осталось в этой полупустой комнате, после того как у меня отобрали почти все. Как и все люди, я знал, что смена времен года, приход зимы или весны, рост на земле всех растений содержат в себе скрытую истину и ни в коей мере не зависят от мифов и легенд, на каких бы языках они ни звучали.
Сквозь решетки на окнах я взглянул на сияющие высоко над головой звезды и вдруг подумал, что мне суждено умереть совершенно глупо и бессмысленно – среди чужих людей, обычаи которых для меня совершенно неприемлемы. И все же торжественность и возвышенность происходящего оказывала на меня огромное воздействие, заставляя покориться своей участи. Я готов был сдаться и уже воображал себя в центре неведомых мне грядущих событий, обладавших тем не менее некой величественной красотой.
