Исход. Том 2 - Кинг Стивен (читать книги бесплатно полностью без регистрации .TXT) 📗
— Гарольд! Нет! Ты не можешь!
— Я не могу? Это такая незначительная вещь — нажать курок. Конечно, я смогу.
Казалось, Надин была настолько поражена, что утратила способность двигаться, и, когда прицел пистолета замер на впадинке ее горла, Гарольд почувствовал внезапную холодную уверенность, что именно так все и должно закончиться — коротким, бессмысленным взрывом безумной ярости.
Мысленно он уже видел ее мертвой.
Но когда он начал нажимать курок, случились две вещи. Пот застлал ему глаза, размывая ее лицо. И он начал скользить вниз. Позже он убеждал себя, что в этом виноваты мелкие камешки или у него дрогнула нога, или то и другое вместе. Вполне возможно, так оно и было. Но это чувствовалось… как толчок, и длинными ночами он никак не мог переубедить себя в обратном. В дневное время он был рационалистом до мозга костей, но ночью эта тающая уверенность выползала и набрасывалась на него. Выстрел, предназначенный для ее горла, получился странным: пуля полетела высоко, широко, грациозно в безразличное небо. Гарольд снова скатился вниз к сломанному бурей дереву, ударяясь на ходу правой ногой, пылающей от лодыжки до паха. Он ударился о дерево и потерял сознание. А когда пришел в себя, уже стемнело, и луна, уже в третьей четверти, одиноко сияла над ущельем. Надин уехала.
Первую ночь Гарольд провел в ужасе, бредя тем, что он никогда не сможет доползти до дороги, уверенный, что умрет в ущелье. Но когда пришло утро, он снова стал карабкаться вверх, корчась от боли. Начал он около семи часов, как раз в то время, когда большой оранжевый самосвал Похоронного комитета покидал автовокзал там, в Боулдере. В конце концов Гарольд ухватился израненной рукой за цепь ограждения — случилось это в пять часов вечера. Его мотоцикл был по-прежнему на месте, и Гарольд чуть не расплакался от облегчения. Он достал банки с провизией и консервный нож, открыл одну из банок и затолкал в рот пригоршню тушеного мяса. Но вкус был отвратительным, и после продолжительной борьбы он выплюнул еду.
Гарольд начинал понимать непреложный факт приближающейся смерти, он лежал рядом со своим «триумфом» и рыдал, навалившись на вывернутую, сломанную ногу. В таком положении он смог даже немного поспать.
На следующий день Гарольд промок до костей под ливнем. Он дрожал от холода, у него началась гангрена, но он терпел боль, укрывая пистолет от сырости своим телом. В тот вечер он начал писать в блокноте и впервые обнаружил, что его почерк ухудшается. Он поймал себя на мысли о рассказе Дэниэла Киза «Цветы для Элджернона». В нем группа ученых как-то превратила умственно отсталого дворника в гения… на некоторое время. А потом бедный парень начал деградировать. Как же его звали? Кажется, Чарли. Да, именно так, потому что фильм, снятый по этому рассказу, так и назывался — «Чарли». Очень хороший фильм. Не такой хороший, как сам рассказ, напичканный психоделическим дерьмом шестидесятых, но все-таки неплохой. В прежние времена Гарольд частенько ходил в кино, но еще больше смотрел видео. В те дни, когда мир был жизнеспособной квотой, по определению Пентагона. В основном он смотрел фильмы в одиночестве.
Он записал в своем блокноте, слова медленно складывались из шатающихся букв:
«Интересно, они все погибли? Члены Комитета? Если так, мне очень жаль. Меня ввели в заблуждение. Это слабое извинение за мои поступки, но клянусь всем на свете, оно единственное, могущее иметь хоть какое-то значение. Темный человек настолько же реален, как и супергрипп, как атомные бомбы, спрятанные где-то в укрытиях. И когда наступает конец, и когда он настолько ужасен, как и предсказывали добрые люди, остается сказать только одно в момент приближения к Трону Правосудия: я заблуждался».
Гарольд перечитал написанное, и провел дрожащей рукой по бровям. Этого не было достаточно для прощения. Это извинение было с душком. Прочитавший этот абзац после прочтения его «Летописи» посчитает Гарольда лицемером. Он представлял самого себя в роли короля анархии, но темный человек видел его насквозь и без особых усилий свел его роль к дрожащей куче костей, умирающей на обочине дороги. Нога его распухла и смердела, как испортившиеся перезрелые бананы, а он сидел и пытался разложить по полочкам то, что невозможно даже высказать. Он пал жертвой собственного затянувшегося детства, все оказалось настолько просто. Он был пленником своих видений.
Умирая, он чувствовал, будто сохраняет некоторую разумность и, возможно, немного достоинства. Он не хотел унижаться, придумывая для себя оправдания на страницах, исписанных хромающими буквами.
— В Боулдере я мог стать чем-то, — спокойно произнес он, и эта простая, ужасная истина могла бы стать причиной слез, если бы он не был так сильно измучен и обезвожен. Гарольд взглянул на неровные буквы, а затем перевел взгляд на «кольт». Неожиданно ему захотелось покончить со всем, и он попытался поразмыслить, как окончить свою жизнь самым простым и наиболее честным образом. Это казалось более важным, чем оставить свои записи для того, кто бы ни нашел их через год или десять. Гарольд сжал ручку. Подумал. Записал: «Приношу свои извинения за те разрушения, которые я причинил, но не отрицаю, что сделал это по собственной воле. В школьных документах я всегда подписывайся Гарольд Эмери Лayдep. Я подписывал свои рукописи — пошлая писанина, вот что это такое — точно так же. С Божьей помощью однажды я написал свое имя трехметровыми буквами на крыше сарая. Я бы хотел подписать эти последние слова именем, данным мне в Боулдере. Тогда я не мог принять его, но теперь принимаю с радостью. Я умираю в здравом рассудке и разобравшись во всем».
Аккуратно дописав до конца, он поставил подпись:
Хок.
Гарольд положил блокнот в багажник мотоцикла, надел колпачок на ручку и положил ее в карман. Он вставил дуло «кольта» в рот и посмотрел в голубое небо. Он вспомнил детскую игру, из-за которой его всегда поддразнивали мальчишки, потому что он никогда не осмеливался проделать все до конца. На окраине Оганквита была насыпь, нужно было спрыгнуть с нее и лететь с замирающим в груди сердцем, пока не упадешь на песок, скатываясь вниз, а потом взобраться наверх, чтобы повторить все снова.
Это проделывали все, кроме Гарольда. Он стоял на краю насыпи и считал: «Раз… Два… Три!» — точно так же, как и другие, но магическое заклинание никогда не срабатывало. Ноги его оставались прикованными к земле. Он не мог заставить себя прыгнуть. Иногда ребята преследовали его до самого дома, дразня Гарольдом-трусишкой.
Он подумал: «Если бы я смог заставить себя прыгнуть хоть раз… всего один раз… возможно, я не был бы здесь. Ладно, последний раз заплатит за все остальные».
Гарольд мысленно произнес: «Раз… Два… ТРИ!»
Он нажал на курок. Пистолет выстрелил.
Гарольд прыгнул.
Глава 5
К северу от Лас-Вегаса находится Долина эмигрантов, и в ту ночь в ее замершей тишине вспыхнул огонь костра. Перед ним сидел Ренделл Флегг, угрюмо поджаривая тушку кролика. Он поворачивал ее на самодельном вертеле, наблюдая, как та поджаривается, брызгая жиром в костер. Дул легкий ветерок, донося до пустыни запахи моря, и пришли волки. Они сидели за двумя барханами от его костра, воя на почти полную луну и чуя залах жареного мяса. Время от времени Флегг бросал на них взгляд, и тогда двое или трое затевали свару, кусаясь и отбиваясь мощными задними лапами, пока слабейший не оказывался поверженным. Затем остальные снова принимались выть, |задрав морды, на раздутую, красноватую луну.
Но теперь волки надоели ему.
Он надел джинсы, стоптанные ботинки и куртку с двумя картинками на нагрудных карманах и надписью: «КАК ТВОЯ СВИНИНКА?» Ночной ветер трепал его воротник.
Ему не нравился ход событий. Его преследовали дурные предзнаменования, дьявольские предзнаменования, как летучие мыши, носящиеся в темноте заброшенного сарая. Старуха умерла, и сначала он подумал, что это хорошо. Несмотря ни на что, он боялся старой женщины. Она умерла, и он сказал Дайане Юргенс, что та умерла в состоянии комы… но было ли это правдой? Теперь он уже не был столь уверен в этом.
