Лучшее за год 2005: Мистика, магический реализм, фэнтези - Датлоу Эллен (книги онлайн полные версии txt) 📗
— Она плачет, я просто возьму ее на…
Но Гомер держался за другую сторону ручки. Он вырвал ребенка из рук женщины и поспешил прочь, пальто его так и осталось висеть на одном рукаве и, шурша, волочилось по мраморному полу.
А ребенок все кричал. Малышку невозможно было утешить до тех пор, пока ее не внесли в помещение банка, где она мгновенно уснула, как и подобает уставшему младенцу. По всей видимости, дама из ВЗД восприняла это как личное оскорбление и заверила Гомера, что будет пристально за ним наблюдать.
Гомер сказал, что ему все равно и что она может наблюдать за кем угодно и за чем угодно, а пока ребенок останется в банке.
В помещении с сейфами для хранения ценностей поставили детскую кроватку. Кто-то из служащих смастерил гирлянду из монет и долларовых банкнот и повесил над кроваткой. Все по очереди носили девочку в специальном ранце у себя на груди, когда беседовали с посетителями, продавали ценные бумаги, принимали вклады и считали деньги. Во время перерывов они кормили ее из бутылочки молочной смесью и ждали, когда она отрыгнет. Гомер преодолел свою робость перед детьми и позволял ей сидеть у себя на коленях, пока занимался делами банка. Судья еще прежде потребовал, чтобы ребенку выписали свидетельство о рождении, и Гомер сам лично заполнил его. Он дал ей имя Драгоценное Сокровище Донелли, но никто не называл ее иначе, как Пенни.
По вечерам мистер и миссис Пепас вместе приходили на работу, и миссис Пепас подавала своему мужу ужин на подогретой тарелке в комнате для персонала. После ужина она снова кормила девочку и укладывала ее в кроватку в помещении с сейфами для хранения ценностей. Затем дверь в хранилище запирали и включали двустороннюю связь, чтобы миссис Пепас услышала, если вдруг малышка проснется среди ночи. Гомер велел установить в хранилище видеокамеру, чтобы можно было еще и видеть ее, но каждую ночь девочка спала безмятежно, как ягненок. Утром к ней заходил Гомер или кто-нибудь из кассиров, они будили ее и делали все необходимое, чтобы подготовить к новому дню. На всем свете не было ребенка, за которым присматривали бы так тщательно, как за младенцем из банка, но, несмотря на это, девочка выглядела вполне здоровой. У нее не подтекал нос, не болели зубы, и она никогда не капризничала. Это был обычный жизнерадостный ребенок с неизменной улыбкой на лице.
Но она никогда не покидала стен банка. Служащие как-то раз собрались взять девочку на прогулку в коляске, которую купили специально для нее, но она так заплакала, что ее сразу же привезли обратно, после чего Гомер объявил, чтобы никто больше не брал ребенка на улицу, за пределы банка. Поначалу в этом не было ничего удивительного. В банке, где так много пространства, всегда было чем заняться. Горожане привыкли уворачиваться от трехколесного велосипеда, когда приходили обналичивать чеки. У девочки было свое кассовое окно понарошку и игрушечные деньги. Днем она подсаживалась к Гомеру, когда он работал. Он научил ее управляться с кодовым замком на старом железном сейфе, стоявшем в приемной, и ей нравилось снова и снова поворачивать диск, класть в сейф и доставать из него свои любимые погремушку и зубное кольцо, с которыми она играла до сих пор. Но девочка никогда их там не оставляла. Она носила их с собой, куда бы ни пошла, не расставаясь ни на минуту, как если бы эти талисманы напоминали ей о родителях, которые оставили свою Пенни в банке для сохранности.
К тому возрасту, когда предполагалось, что ей пора в детский сад, Пенни умела считать до тысячи, знала таблицу умножения на девять, складывала и вычитала числа в уме и уже самостоятельно читала. Безусловно, существует закон, по которому дети по достижении определенного возраста должны ходить в школу, и именно тогда снова вмешалось Ведомство по защите детей. Та же самая дама в остроносых туфлях объявилась в дверях банка первого сентября и поинтересовалась, почему Пенни не в школе. Гомеру пришлось звонить Харви Бентвеллу, а Харви — привести с собой преподавателя и предъявить целую пачку справок, разумеется правильно оформленных, в которых Пенни разрешалось обучаться на дому, хотя всем ясно, что речь шла о занятиях не дома, а в банке.
В ВЗД, должно быть, решили, что на этот раз у них получится выиграть дело, потому как они снова потащили всех в суд со словами, что нет такого закона, по которому опекуны могут держать детей в заточении всю жизнь. Харви возразил, что Пенни вовсе не находится в заточении, просто банк — ее дом и ей нравится быть там. Ей не хочется выходить на улицу. ВЗД заявила, что ни один обычный ребенок не захочет сидеть взаперти. На что Харви заметил, что Пенни — не обычный ребенок, и это была истинная правда. Внимательно наблюдая за людьми, Гомер пришел к выводу, что большинство из них действительно слегка обалдевают, когда впервые заглядывают ей в глаза. С виду девочка ничем не отличалась от других детей: она так же весело играла и с удовольствием гоняла на двухколесном велосипеде по залам после закрытия банка, когда ей никто не мешал, но если вы смотрели в ее глаза, казалось, перед вами — источник покоя, ну что ж, и единственное слово, которое в связи с этим приходило Гомеру на ум, это — спокойствие. По крайней мере, когда она находилась в банке. Лишь однажды Гомер стал свидетелем того, как слегка затуманилась эта безмятежность, — это случилось во время слушания дела в суде по вопросу об опекунстве. Она уже не плакала во время заседаний, как раньше, когда была младенцем. Все-таки ей, в конце концов, уже было пять лет, и Пенни прекрасно владела собой. Она сидела на деревянном стуле, сложив ручки на коленях, ножки ее болтались, не доставая до пола, — такая удивительно спокойная и благовоспитанная маленькая девочка с кожей цвета кофе и темными волосами, вьющимися тугими кудряшками, как у барашка.
Судья настаивал, чтобы Пенни явилась на слушания, но Гомер в свою очередь настоял на том, чтобы судья сам прибыл в банк и поговорил с ней хотя бы раз перед принятием постановления по делу. Гомер проводил судью от дверей банка через операционный зал и приемную к себе в кабинет, где ждала Пенни. Он предложил Пенни встать и поздороваться с господином судьей за руку, а сам внимательно наблюдал за выражением лица судьи, когда тот наклонился и посмотрел ей в глаза, беря ее за ручку.
Гомер довольно улыбнулся и тихонько прикрыл за собой дверь кабинета. Он продолжал улыбаться, когда приобнял озадаченного Харви за плечи.
— Ну вот, Харви, мы готовы, — сказал он.
Судья вышел спустя двадцать минут и вызвал заинтересованные стороны к себе в кабинет.
— Я склоняюсь к решению оставить ребенка под единоличной опекой банка Эллиотвиля, — объявил он всем. — Девочка производит благоприятное во всех отношениях впечатление, она счастлива и ухожена.
— Если не считать, что она никогда не покидает здания банка, ваша честь, — заметил юрист от ВЗД.
— Да, это так, но я исхожу из того, что это происходит в соответствии с желанием самого ребенка, а не вследствие наложения ограничения со стороны банка.
— Есть наложение ограничения или нет, ваша честь, но это — противоестественно. У ребенка — психическое расстройство. Она нуждается в лечении.
Пока стороны обменивались аргументами, Гомер сидел невозмутимо. Он совершенно не беспокоился. Пенни добилась желаемого воздействия.
ВЗД предъявило детского психиатра, который заявил, что Пенни необходима медицинская помощь — может, лекарства или даже госпитализация. Харви Бентвелл признал, что, возможно, это и болезнь, но заявил, что Пенни вела себя так с самого младенческого возраста и что ни один суд в мире не может сказать, что опекун не вправе решать вопросы, связанные с выбором лечения ребенка. Неужели у уважаемого судьи есть основания полагать, что банк не отвечает требованиям, предъявляемым опекунам?
— Да, — перебила его дама из ВЗД, вскочив с места, — банк вовсе никакой не опекун. Ребенку нужны отец и мать. Ей нужна семья, которая помогала бы ей справиться с беспричинными страхами, связанными с внешним миром. Вот где ее семья?
