Темная половина - Кинг Стивен (читать хорошую книгу полностью .TXT) 📗
Через нее влетело еще больше воробьев; все, которые еще находились в других помещениях, ринулись в кабинет.
Плоть стекала и падала со скелета Старка непрерывным дождем.
Тело Старка прошло через провал в стене окруженное воробьями, остервенело выщипывающими остатки волом с головы своей жертвы.
Алан и Лиз кинулись по ковру из погибших птиц внутрь кабинета. Тад медленно поднимался на ноги, держа в каждой руке по малышу. Лиз побежала и забрала их у него. Она ощупывала их, ища раны.
— О'кей, — сказал Тад. — Я думаю, они в порядке.
Алан подошел к проему в стене кабинета. Он выглянул наружу и увидел сцену, напоминавшую лишь сказочную. Небо было черно от птиц, и все же в одном его месте находилось словно черное дерево, как будто на цельной материи кто-то сделал прорезь.
Эта прорезь имела форму борющегося человека.
Птицы поднимали это все выше, и выше, и выше. Оно достигло верхушек деревьев и, казалось, остановилось там. Алан подумал, что ему слышится нечеловеческий вопль из центра этого птичьего облака. Затем воробьи двинулись снова. Наблюдение за ними напоминало зрелище прокручиваемой назад киноленты. Черные потоки воробьев взлетали из всех выбитых окон в доме, они очистили от своего присутствия подъездную дорожку, деревья и изогнутую крышу «Фольксвагена».
Все они направлялись к тому центральному темному облаку.
Контур человеческого тела начал снова двигаться... над деревьями... в темное небо... и наконец исчез из поля зрения.
Лиз сидела в углу, с близнецами на коленях, качая и лаская их — но ни один из них, видимо, особенно и не был уже опечален или расстроен. Они внимательно смотрели на ее изможденное и покрытое слезами лицо. Уэнди потрогала его, словно желая утешить мать. Уильям приподнялся, снял перо с волос Лиз и тщательно осмотрел его.
— Он ушел, — хрипло сказал Тад. Он присоединился к Алану, стоявшему все еще у проема в стене кабинета.
— Да, — сказал шериф. Он вдруг разрыдался. Он даже не мог понять, почему это случилось, просто произошло само собой.
Тад попытался обнять его, и Алан успокоился, его ботинки сухо хрустели на тушках мертвых воробьев.
— Нет, — сказал Пэнборн. — Я буду в порядке.
Тад посмотрел через проем снова в ночное небо. Из этой темноты вдруг появился воробей и сел на его плечо.
— Спасибо, — сказал ему Тад. — Спа...
Воробей клюнул его, внезапно и сильно, кровь потекла под самым глазом.
Затем он улетел, присоединяясь к другим птицам.
— Почему? — спросила Лиз. — Она смотрела на Тада, шокированная. — Почему он так сделал?
Тад не ответил, но подумал, что знает ответ. Он подумал, что и Роули Делессепс также знает этот ответ. То, что произошло, было достаточно мифическим... но ведь это была не сказка. Может быть, последний воробей и был послан той силой, которая посчитала, что Таду нужно напомнить об этом. Чтобы он надолго это запомнил.
Будь осторожен, Тадеуш. Ни один человек не может управлять агентами из загробного мира. Очень недолго — и всегда есть цена.
«Какую цену должен буду уплатить я? — подумал Тад. А затем: — Счет... когда он должен прийти?»
Но это был вопрос для другого времени, другого дня. А кроме того было еще и такое — может быть, счет уже был оплачен.
Может быть, он был навсегда отпущен.
— Он мертв? — спросила Лиз... почти умоляюще.
— Да, — ответил Тад. — Он мертв, Лиз.
Книга закрывается на Джордже Старке. Пошли, ребята — давайте выбираться отсюда.
ЭПИЛОГ
"Генри не поцеловал Мэри-Лу в тот день, но он не оставил ее без слова, хотя и мог так поступить. Он видел ее; он вытерпел ее раздражение и подождал, когда оно перейдет в то блокирующее молчание, которое он так хорошо знал. он уже распознал, что большая часть этих печалей были ее личными, а потому не подлежали разделению с ним или даже обсуждению. Мэри-Лу всегда лучше всего танцевала, когда танцевала одна.
Наконец они пошли через поле и посмотрели еще разок на театр, где Эвелин умерла три года назад. Это было не очень много для прощания, но это было лучшим, что они могли сделать. Генри чувствовал, что это достаточно хорошо. Он положил маленькие бумажные куколки-балерины, принадлежавшие некогда Эвелин, у высокую траву около разрушенной веранды, зная, что ветер несет их отсюда достаточно скоро. Тогда и он с Мэри-Лу покинут это старое место в последний раз. Это не было хорошо, но все было правильно. Достаточно правильно. Он не был человеком, верящий в счастливые концы. И та ясность, которую он имел в мыслях, происходила главным образом от этого".
Сны людей — их настоящие сны, а не галлюцинации, которые могут приходить во сне, а могут и не приходить — кончаются в различное время. Сон Тада Бомонт о Джордже Старке закончился в четверть десятого вечером, когда психопомпы отнесли его темную половину в то место, которое было ему предназначено. Сон завершился черным «Торнадо», этим тарантулом, на котором Тад и Джордж всегда приезжали к дому в это постоянно возобновляемом ночном кошмаре.
Лиз и близнецы были наверху подъездной дорожки Бомонтов, там, где она соединялась с Лейк Лейн. Тад и Алан стояли около черного автомобиля Джорджа Старка, который уже и не выглядел черным. Теперь он стал серым от птичьего помета.
Алан не хотел смотреть на дом, но не мог отвести глаз. Это была разнесенная на клочки руина. Восточная часть — сторона кабинета — была снесена для наказания Старка, но и весь дом был разрушен дотла. Дыры и щели зияли повсеместно. Вокруг здания лежали груды мертвых птиц. Ими были заняты крыша и водосточные желоба. Взошла луна и
— Вы уверены, что с вами все о'кей? — спросил Тад.
Алан кивнул.
— Я спрашиваю, потому что нужно свидетельское показание.
Алан хрипло рассмеялся.
— Разве кто-нибудь поверит, о чем это свидетельство?
— Думаю, что нет. — Тад помолчал и добавил: — Вы знаете, было время, когда я почувствовал, что вы как будто симпатизируете мне. Но больше я этого не чувствую. Совсем нет. Я этого не понимаю. Вы считаете меня ответственным за... все это?
— Меня это не затрагивает, — сказал Алан. — Оно кончилось. И это все, что меня теперь может занимать, мистер Бомонт. Именно сейчас, это единственная мысль во всем мире, которая меня как-то трахает.
Он увидел боль на усталом и помрачневшем лице Тада и сделал огромное усилие над собой.
— Ну, Тад. Это слишком много. Слишком много — и сразу. Я только что видел человека, уносимого в небо сворой воробьев. Дайте мне передохнуть, о'кей?
Тад кивнул.
— Я понимаю.
«Нет, ты не понимаешь, — подумал Алан. — ты не понимаешь, что ты такое, и я сомневаюсь, что когда-нибудь поймешь. Твоя жена — может быть... хотя я очень удивлюсь, что все между вами будет в полном порядке после всего этого, если она когда-либо попробует понять это, или осмелится любить тебя снова. Твоих детей, может быть, когда-нибудь... но не тебя, Тад. Стоять рядом с тобой — все равно, что стоять у могилы, из которой вылезает какое-то кошмарное ночное создание. Монстр сейчас исчез, но тебе все же не хочется стоять слишком близко к тому месту, откуда он появился. Потому что может появиться и другой. Может быть, и нет; твое сознание знает об этом, но твои чувства — они ведь играют на другой волне. Ох, парень. И даже, если могила навсегда пуста, есть сны. И воспоминания. Есть Хомер Гамаш, забитый до смерти своим же протезом. Из-за тебя, Тад. Все только из-за тебя».
Это было несправедливо, и часть Алана знала об этом. Тад не просил быть близнецом, он не уничтожил своего брата в утробе по преступному намерению («Мы же не говорим о Каине, убивающем камнем своего брата Авеля», как говорил доктор Притчард); Тад же не знал, какой монстр его поджидал, когда он начал писать как Джордж Старк.
И все же они были близнецами.
И Алан не мог забыть, как Старк и Тад смеялись вместе.
