Смех мертвых (Сборник романов и рассказов в жанре ужасов, написанных известными фантастами) - Каттнер Генри
И все это время, пока я дрожал от страха и ненависти, внутри меня росло какое-то злое ликование и шептало мне: «Ты знаешь это место! Ведь это твой дом! Разве плохо вернуться домой?»
Я оглянулся. Каменная дверь бесшумно закрылась за спиной, спасения не было. Затем на помощь пришла гордость. Я Крэлиц! А Крэлиц не должен показывать страх даже перед лицом самого дьявола!..
Я шагнул вперед и остановился перед хранителями, которые сидели, не сводя с меня глаз, горевших огнем. Подавив безумный страх, поднявшийся в душе при виде сидящих за столом скелетов, я прошел во главу стола, где было нечто вроде грубого трона, и присмотрелся к безмолвной фигуре справа от меня.
Я увидело не голый череп, а бородатое мертвенно-бледное лицо. Кривившиеся чувственные темно-красные губы выглядели почти румяными, а тусклые глаза холодно смотрели сквозь меня. Нечеловеческие муки запечатлелись глубокими морщинами на белом лице, а в запавших глазах светилась застарелая боль. Я и не надеюсь передать ту странную, неземную ауру, окружавшую его, равно как и явное зловоние тлена и могилы, исходившее от темной одежды. Он махнул обмотанной черным рукой на свободное место во главе стола, и я сел.
Меня охватило кошмарное ощущение нереальности! Казалось, часть разума очень долго спала, а теперь медленно просыпалась в страшной действительности. Стол был уставлен кубками и разделочными досками, которыми не пользовались уже сотни лет. На досках лежало мясо, а в украшенных драгоценными камнями кубках мерцал красный ликер. Ароматы еды и вина ударили мне в ноздри, смешиваясь с запахами сотрапезников и плесневелой вонью всего этого места.
Белые лица присутствующих повернулись ко мне, лица, выглядевшие странно знакомыми, хотя я не знал, почему. У каждого были кроваво-красные чувственные губы и выражение муки в горящих черных глазах, уставившихся на меня, как бездонные провалы Тартара. Я почувствовал, как волоски встали дыбом у меня на загривке, но… Я Крэлиц! Я встал и смело произнес на архаичном, древнегерманском языке, который почему-то сорвался с моих губ:
— Я Франц, двадцать первый барон Крэлиц! Что вам нужно от меня?
Одобрительный ропот пробежал вокруг длинного стола. Возникло движение. На противоположной стороне стола поднялся огромный бородатый человек с ужасным шрамом, белым рубцом, пересекающим левую сторону его лица. И опять странное чувство, будто я вижу старого приятеля, возникло во мне. Я однозначно видел когда-то это лицо, и явно не в тусклых сумерках.
— Мы приветствуем тебя, Франц, барон Крэлиц, — заговорил бородач на гортанном древнегерманском. — Мы приветствуем тебя и клянемся… клянемся быть верными роду Крэлиц!
С этими словами он схватил кубок и высоко поднял перед собой. Все сидящие за столом фигуры в черном поднялись, и драгоценные кубки взметнулись в воздух, приветствуя меня. Потом они залпом выпили ликер, и я тоже поднялся. А затем произнес слова, которые, казалось, сами появились у меня на губах:
— Я приветствую вас, хранители тайны Крэлица, и в ответ клянусь быть верным вам.
Как только мои слова достигли самых дальних уголков пещеры, наступила мертвая тишина. Больше не было слышно хлопанья крыльев и безумного хихиканья летучих тварей. Все стоящие у стола обратились ко мне. И, стоя в одиночестве во главе стола, я поднял кубок и сделал глоток. Ликер был пьянящий, бодрящий, со слабым солоноватым привкусом.
Внезапно я понял, почему искаженное болью, изможденное лицо соседа показалось таким знакомым. Я часто видел его среди портретов моих предков, морщинистое лицо основателя рода Крэлиц. И тут же понял, кто сидит за этим столом, — я узнал их одного за другим по знакомым с детства портретам. Но в них были странные, страшные перемены! Словно неощутимая завеса, печать неискоренимого зла лежала на измученных лицах моих хозяев, странным образом изменяя их облик так, что я не был полностью уверен, что узнал их. Одно бледное, сардоническое лицо напомнило мне отцовское, но у него было такое чудовищное выражение, что я не был в этом уверен.
Я обедал с предками рода Крэлиц!
Мой кубок был все еще поднят, и я залпом выпил его. Странный огонь пронесся по венам, и я громко захохотал, ощутив в груди злой восторг. Остальные тоже рассмеялись, и хохот их напоминал вой умирающих волков или хохот чертей в аду! Наверху захлопали крылья и опять принялись зловеще хихикать летающие твари. По всей пещере пронеслась волна ужасной радости, и какие-то громадные создания в почти невидимом озере взревели так громко, что у меня чуть не порвались барабанные перепонки, и этот рев отразился от невидимых сводов пещеры над головами.
Я смеялся со всеми, смеялся так бурно, пока не опустился без сил на свое место. Все тоже сели, и тогда заговорил человек, поднявшийся на другом конце стола:
— Ты достоин быть в нашей компании и достоин разделить с нами трапезу. Мы дали клятву друг другу, и ты — один из нас. Так будем же пировать!
И мы, как голодные звери, набросились на сочное белое мясо, лежащее на инкрустированных драгоценностями разделочных досках. Странные чудовища прислуживали на этом пиру. Почувствовав прикосновение к руке, я обернулся и увидел ужасное багровое создание, похожее на ребенка с содранной кожей, которое потянулось, чтобы наполнить мой кубок. Странным, жутким и абсолютно нечестивым был наш пир. Мы орали, смеялись и ели в сумрачном свете, а вокруг вопили и завывали жуткие орды непостижимых тварей. Под замком Крэлиц находился сам Ад, и этой ночью там шел пир горой…
Мы орали свирепую застольную песню, раскачивая взад-вперед поднятые кубки в ритм со скандируемыми строками. Это была древняя, архаичная песня, но устаревшие слова не стали для меня препятствием, я произносил их так легко, словно впитал с молоком матери. При мысли о матери по телу вдруг пробежала дрожь слабости, но я смыл ее очередным кубком пьянящего ликера.
Долго, долго кричали мы, пели и пили в сумраке пещеры, а потом вдруг поднялись и двинулись всей толпой туда, где узкой высокой аркой высился мост над темными водами озера. Не могу описать ни то, что было по другую сторону этого моста, ни тех безымянных тварей, которых я видел, ни те странные вещи, которые делал там!
Я узнал о грибовидных, нечеловеческих существах, обитающих на далеком холодном Югготе, о циклопах, навещающих никогда не спящего Ктулху в его подводном городе, о странных удовольствиях, которые могут дарить прокаженные жители подземного Йог-Сотога, а также я научился невероятным способам поклонения Источнику Йод, которые практикуют в далеких внешних галактиках. Я спускался в самые глубокие адские дыры и возвращался назад, смеясь. Я развлекался вместе с темными хранителями в сатурналиях ужаса до тех пор, пока опять не заговорил бородач со шрамом на лице.
— Наше время на исходе, — сказал он, и его шрам четко выделялся на белом, светящемся лице, похожем в полумраке на лик горгульи. — Скоро нам нужно уходить. Ты истинный Крэлиц, Франц, и мы встретимся снова, и опять будет пир, и веселье продлится гораздо дольше, чем ты думаешь. Скажи же последний тост!
И я крикнул:
— За род Крэлиц! Да вечно он не иссякнет!
С ликующем воплем по выпили по последнему кубку ликера.
Внезапно странная усталость навалилась на меня. Вместе с провожатыми я повернулся спиной к пещере и гарцующим, летающим, ползающим и плавающим там тварям и вышел через вырезанную из камня дверь. Мы поднимались вверх по казавшейся бесконечной лестнице, пока не оказались снова в замке, и пошли тихой, безмолвной группой по пустым коридорам. Все вокруг снова стало знакомым, и, хотя и не сразу, я понял, где мы находимся.
Это был большой мавзолей под замком, где были захоронены все бароны из рода Крэлиц. Каждый барон лежал в отдельном помещении в каменном гробу, а каждое помещение, точно бусинки на ожерелье, переходило в другое, и мы шли от могил первых Крэлицов к незанятым саркофагам. По древнему обычаю, пустые саркофаги были открыты до тех пор, пока не настанет время очередного барона, и тогда его унесут и запрут в саркофаге с вырезанной мемориальной надписью. И тайна Крэлица будет и дальше храниться здесь.
