Наследие страха - Кунц Дин Рей (читать полностью бесплатно хорошие книги .txt) 📗
– Это была Амелия Матерли, – начала Шила. Голос ее понизился до трагического шепота, как будто она говорила в присутствии покойника или в стенах храма. – Никто никогда не считал ее нормальной. Она славилась своим крутым нравом. Ни один торговец в городке – а этот пригород был тогда еще маленьким городком – не избежал ее ярости. Соседи находили невозможным ладить с ней, как подобает достойным людям. Она страдала снобизмом – и кое-чем похуже.
– Худшее и привело к тому кошмару в Сочельник, – добавил Сид. Он так же театрально передернулся и приложился к выпивке.
Шила рассказывала:
– Деннису было тогда десять лет. Его брату, Гордону, семь. Двое маленьких детей, не понимавших, какое зло заключено в их доме. – Она покачала головой с явным сочувствием к маленьким детям, потом продолжила:
– У Ли и Амелии было тогда еще двое детей, двойняшек. Их звали Лана и Лаура. Две милые маленькие девочки, возрастом примерно в десять месяцев.
Элайн подумалось – она в точности знает, к чему идет дело. И не хочет слушать об этом.
И все-таки она не сделала никаких попыток прервать рассказ Шилы, загипнотизированная жарой, щебетом птиц, влажностью, которая была подобна покрывалу, и бубнящим рассказом о мучительном, непроходящем кошмаре, который эта завистливая, загорелая и несчастная женщина раскрывала перед ней, обратившейся в слух.
Шила говорила:
– Она была одна в доме с двойняшками, когда свихнулась.
Птицы камнем падали вниз у них над головами. Птицы клекотали друг другу. Солнце жарило нещадно, как раскаленная докрасна спираль электропечи.
Шила говорила:
– Ли уехал с двумя мальчиками за покупками к Рождеству. У Джерри и Бесс был выходной, и они гостили в доме сестры Бесс, в Маунт-Кармеле. Пол тогда не жил с ними. Кажется, он преподавал в каком-то университете в Техасе – это было его пятой или шестой работой. Вскоре после этого его уволили. Он никогда не мог закрепиться где-нибудь, этот человек. Так или иначе, Амелия была дома с Ланой и Лаурой, а больше никого.
Гнетущая жара.
Птицы.
Лед в стакане растаял.
"Уходи!" – говорила она себе.
Но она должна была узнать.
– Каждому было видно, что женщина не в себе, – вставил Сид. – Каждый, у кого есть здравый смысл, не сделал бы такой глупости, как оставить ее дома наедине с этими беззащитными малышками.
Шила бросила на мужа "взгляд, говоривший:
"Дай мне рассказать историю", и он сомкнул рот на ободке своего стакана. Она вновь заговорила:
– Джейкоб работал в городе, пополняя запасы продуктов в ресторанах для праздничных обедов, которые там предстояло подавать. Он добрался домой чуть позже пяти вечера и обнаружил ее – и то, что она натворила.
Шила выпила.
"Говори же!" – мысленно подстегивала Элайн женщину. Ей не нравилось, как Шила тянет, добиваясь наибольшего эффекта. Историю о любой трагедии нужно рассказывать быстро и просто, чтобы причинить как можно меньше боли.
– Она пришла с ножом к двойняшкам, туда, где они лежали в своих колыбелях, – выпалила Шила. Она прикончила свою выпивку. – Она полосовала их снова и снова до тех пор, пока от них почти ничего не осталось.
Непроизвольно, бессознательно Элайн наклонилась вперед в кресле, как будто поддаваясь какой-то боли в животе.
– Она убила их, – закончила Шила. – И попыталась убить Джейкоба Матерли, когда тот подошел к ней, стоявшей на коленях в крови, у колыбели. У него было сильно порезано плечо, но он вырвал нож из ее руки. Потом она побежала и споткнулась на ковровой дорожке в конце лестницы. Она летела с нее до самого первого этажа. Когда Джейкоб нашел ее, она уже была мертва.
Глава 6
Когда Элайн вернулась в дом Матерли, она заглянула к Джейкобу и застала старика спящим, мирно отдыхавшим, судя по его виду, после обеда, чтобы приготовиться к тяготам ужина и предстоящего долгого вечера. Во сне пораженная параличом половина его лица выглядела менее впечатляющей и уродливой, чем когда он бодрствовал. Она не стала прерывать его сон, а тихонько прикрыла дверь и прошла по коридору к своей собственной спальне.
Она заперла свою дверь.
Она разделась и приняла душ, разрешив теплой воде литься на нее долгие-долгие, чудесные минуты. Она не знала, какую из двух вещей старается смыть с себя: зависть Бредшоу и ненависть к семейству, которую они так явно, даже фанатично выказывали, или ужасный рассказ об убийстве двойняшек Матерли в Сочельник. Она чувствовала себя оцепенелой, ужасно старой и, возможно, парализованной, как Джейкоб. Она не обращала внимания на мыло, не обращала внимания на все, пока испускающая пар вода низвергалась на нее и изгоняла то зло, которое, казалось, просочилось в нее.
Элайн влезла в пижаму и плюхнулась на кровать, натянула одеяло до подбородка. Она обнаружила, что дневное испытание совершенно измотало ее. Она всего-навсего сходила на прогулку и выслушала историю о безумии Амелии Матерли. Не прогулка измотала ее, а слушание. Она хотела только спать, спать до тех пор, пока не проснется и не найдет мир таким простым и незапутанным, как ей хотелось.
У нее не было сновидений, настолько глубоким был ее покой.
Пол Хоннекер приехал к ужину на десять минут позже, в то время когда остальные приступали к первому блюду. Волосы его были растрепаны, глаза сильно налиты кровью. С лица его сошел почти весь цвет, за исключением вдавленных и уродливых синеватых теней под глазами. Он остановился в проеме двери в столовую и пристально оглядел всех по очереди, казалось, что ему как-то не верится, что он застал их здесь. Он провел по лицу своей большой рукой и прошел вокруг стола к своему стулу. Он не сел, а рухнул на него, сгорбившись над тарелкой, как будто не мог оставаться в сознании.
Элайн опустила взгляд в тарелку и постаралась не замечать этого. Но при полном молчании остальных она не удержалась и снова посмотрела.
Пол теперь сидел прямо, не предпринимая никаких попыток положить себе в тарелку еду из общего блюда. Это было почти так, будто он вовсе не хотел ужинать, но не мог заставить себя нарушить ритуал и не появиться совсем.
– Опять ты напился, – сказал Ли Матерли. Лицо у него было суровое, жесткие морщины пролегли по нездоровой бледности, которая не покидала его с тех пор, как закричала Силия.
– Ну и что с того? – бросил Пол. Подразумевалось, что это воинственный ответ, но в этом человеке не было никакого гнева, только надломленность.
– Ты знаешь, к чему это приводит.
– Я свою меру знаю, – отрезал Пол, оправдываясь.
Казалось, ему не больше четырнадцати, с такими надутыми губами, угрюмым и отрешенным лицом он это произнес.
– Не знаешь! – взорвался Ли.
– С чего ты взял, что… Ли перебил его:
– Ты еще не разбил свое зеркало? – Когда Пол не ответил, он повторил:
– Ты не знаешь меры, Пол. Ты бьешь зеркала, и окна, и тарелки, и все, что способно отражать.
Пол надулся.
Ли какое-то время наблюдал за ним в нерешительности, потом дал своему лицу смягчиться.
– Пол, – сказал он совершенно другим тоном, почти отцовским голосом, – пожалуйста, сделай одолжение, пожалуйста, не начинай крепко пить сейчас, не сейчас, не в такое время.
Пол смотрел на свою тарелку, как будто на белом фарфоре было что-то написано, что-то очень важное. Он вздохнул:
– Это самое подходящее время, чтобы пить. Более того, я не представляю более подходящего времени.
– Этим Силии не поможешь, – промолвил Ли. – И это определенно не пойдет на пользу беспокоящимся за тебя.
Пол словно зарядился от какого-то невидимого источника. Он поднял голову и зафиксировал спину. Слова все еще трудно давались ему из-за выпитого, но теперь они выскакивали с большей силой и уверенностью.
– Ты знаешь, что говорят в городе?
– Кому есть до этого дело?
– Мне.
– Люди всегда будут болтать, Пол. Мы привыкли к этому, мы научились справляться.
– Я – нет, – вспыхнул Пол. – Они связывают удары, нанесенные Силии, с.., с другими.., с Амелией. – Имя его мертвой сестры потребовало усилий, оно как будто повисло перед ним, высказанное, налитое тяжестью и неподвижное.
