Лихоморье. Трилогия (СИ) - Луговцова Полина (книга читать онлайн бесплатно без регистрации .TXT, .FB2) 📗
«Божий дом» принадлежал местной церкви. Божена обратилась к одному из священников с просьбой позволить ей посмотреть на трупы, соврав, что разыскивает пропавшую знакомую. Тот намекнул, что готов помочь, но не бескорыстно. Так Божена в последний раз увидела своего прежнего Джона, правда, глаза его были закрыты, а спокойное, умиротворенное лицо, ничего не выражало.
Уходя, Божена обратила внимание, что священник беседует о чем‑то с прихожанином, что‑то обстоятельно объясняет ему. Она остановилась неподалеку и прислушалась. Оказалось, этот прихожанин собирался оставить завещание у священника, который оказывал такие услуги за некоторую плату.
Завещать Божене было нечего, но информация о том, что кто‑то из горожан хочет выразить свою волю, возможно, предчувствуя скорую смерть, была для нее на вес золота. Она решила, что знакомство с церковным душеприказчиком может пригодиться ей в будущем, и стала захаживать в эту церковь.
Священник носил фамилию Козельский и стал первым членом основанного ею общества. Благодаря ему у нее не только не иссякал запас недожитка, но и появились немалые средства для организации деятельности, направленной на воплощение новой мечты, родившейся у нее в день смерти Джона: Божена собиралась покончить со своей зависимостью от нечистой силы и подчинить себе эту силу однажды и навсегда.
Но для начала она задумала подчинить Козельского, ведь для великих свершений ей требовались помощники. Однако для воздействия на него женскими чарами священник был уже староват, да и чрезмерная практичность едва ли позволила бы ему безудержно влюбиться. Но Божена предвидела, что перед недожитком он не устоит. Хоть Козельского и не кусал упырь, но ему шел уже седьмой десяток, и он наверняка задумывался о приближавшейся кончине.
Вдохнув серебристый порошок из флакона, Козельский почувствовал себя лучше, у него перестали хрустеть суставы, обострились зрение и слух: это заставило его поверить в рассказ Божены о чудодейственном свойстве недожитка, который он высоко оценил.
В свете радужной перспективы вечной жизни изобретательный мозг Козельского заработал на всю мощь. Священник перевоплотился в нотариуса, открыл контору в одном из двух недавно отстроенных торговых домов на Чернавинском проспекте, и занялся подделкой завещаний. Божена не вникала в фокусы, которые клерк вытворял с документами клиентов, она сосредоточилась на привлечении новых помощников, и вскоре у нее появились свои люди почти во всех торговых точках, расположенных в том же здании, где и нотариальная контора Козельского.
Они тогда на славу потрудились в том городке, пока в их ряды не затесался предатель и чуть не сгубил всех. Божене пришлось бежать и вновь пересекать одну границу за другой, благо средства позволяли. Преданный Козельский не раздумывая последовал за ней. Остальные отказались, и пришлось распрощаться с ними: Божена не могла позволить им, посвященным в ее тайны, продолжать жить дальше. Нотариус все быстро уладил, ему было не привыкать. С тех пор он сопровождал ее всюду, и она доверяла ему больше, чем кому бы то ни было.
Спустя сто лет Божена вновь вернулась в город, в котором все началось, и верный Козельский вместе с ней. Все эти годы он служил ей верой и правдой, удивляя собачьей преданностью.
Вот и теперь нотариус стоял у порога, не смея шелохнуться и потревожить ее думы. Интересно, как долго они длились?
Вынырнув из воспоминаний о прошлом, Божена пришла в ужас: истекло два часа с тех пор, как Козельский принес чемодан‑портал, а она совершенно забыла о Марке!
Взметнувшись с дивана подобно потревоженной птице, Божена бросилась к чемодану, откинула крышку, и тотчас оттуда на нее хлынуло зеленое сияние.
15. «За одного битого двух небитых дают»
Гена никогда не отличался ловкостью, а угловатостью и медлительностью мог посоперничать с богомолом. Суставы у него скрипели, как надломленные сучки, но не от возраста (ему не было еще и двадцати), а от частых вывихов в детстве, когда он пытался подражать своим более ловким сверстникам, гонявшим по самым труднодоступным местам города на роликах и скейтбордах.
«Гена – вывихни колено», – так его друзья и прозвали. Он не обижался и никогда не жаловался на судьбу, даже научился сам себе вправлять вывихи и привык к мелким травмам, поэтому многократное падение с крыши ведьминского дома не могло заставить его отступить от намеченной цели.
К счастью, в приземистой избе было не больше двух с половиной метров, а умение Гены группироваться и многолетний слой сухой хвои, устилавший землю, уберегли его от серьезных ушибов: парень отделался парой синяков и ссадин.
Забравшись, наконец, на пологий скат крыши, Гена разгреб толстое рыхлое покрытие из веток, густо обросших мхом, и, проскользнув между круглыми бревнами, служившими каркасом, осторожно спустился на чердак. Улегшись на усыпанный трухой пол, он отыскал щель между досок и приник к ней. В полумраке избы был виден край деревянного стола, закопченный бок глиняной печки и большой черный котел в полукруглой нише над топкой. Из котла валил зеленоватый пар, а внутри что‑то громко булькало.
Между печью и столом возникла сгорбленная фигура. Гена разглядел в ней старуху с огромным крючковатым носом. На голове ее топорщились, как рожки, концы платка, завязанного узлом на макушке. «Хозяйка», – догадался Гена и принялся исследовать взглядом видимое пространство в поисках ее гостей. Густой зеленый пар застилал глаза. В нем двигался еще один силуэт, но это точно была не Даша. По неказистой комплекции и объемной шевелюре в этом существе угадывалась косматая карлица, похитительница его подруги. Приблизившись к котлу, она подергала длинным и острым, как морковка, носом, принюхиваясь к вареву.
– Одна трава! Скоро ли мясом запахнет? Вода кипит давно.
– Всему свое время, Беспута. Ты в мою кухню не суйся, на болоте кикиморам указывай. Было время для травы, теперь пришло и для мяса. Пойду, откромсаю чуток.
В руке у старухи в платке, завязанном узелком на макушке, появился топор.
Догадываясь, от чего хозяйка собирается «откромсать» мясо, и впадая в неистовство от такой мысли, Гена просунул в щель пальцы обеих рук и рванул на себя трухлявую доску. Та с сухим треском вылетела из пола чердака, и парень спрыгнул в образовавшийся проем.
Остроносая карлица истошно завопила. Из дальнего угла донесся еще один крик, девичий. Бросившись в ту сторону, Гена сбил с ног хозяйку в тот момент, когда она уже занесла топор над висевшим под потолком Дашкиным телом. Старуха отлетела к стене, упала на бок и жалобно заскулила, топор вонзился в пол рядом с ней.
Лицо у Дашки было густого малинового цвета: висела она вниз головой, и, по всей видимости, уже давно – похоже, ее сразу так подвесили. Рядом болталось еще одно тело, с красно‑коричневым лицом, но Гене пока некогда было его рассматривать, он подхватил с пола топор и принялся резать веревки на Даше, благо высокий рост позволял ему легко дотянуться до балки под потолком, к которой та была привязана за ноги. Увидев его, девушка расплакалась от счастья. Повиснув у парня на шее, она прорыдала ему в ухо:
– Они хотели меня съесть! По частям!
– Знаю. Уже все в порядке. – Гена неловко погладил ее по спине и вдруг с удивлением узнал во втором пленнике Якура. Тот отчаянно извивался, сверкал глазами и мычал, нижняя часть его лица была обмотана толстым слоем грязных тряпок.
– Погоди‑ка, – Гена отодвинул Дашу от себя. Не удержавшись на затекших ногах, девушка пошатнулась, осела на пол, и в этот момент над ее головой пронеслась, завершая прыжок, остроносая карлица, целившаяся, видимо, ей в спину. Вместо этого карлица вцепилась в спину Гены, снимавшего путы с Якура, и повисла на нем, как взбесившаяся кошка, глубоко вонзив в его тело острые ногти. Гена взвыл от боли, замахал руками, но не смог ее достать. Куртка на нем затрещала, расползаясь по швам.
Хозяйка завозилась у стены, кряхтя и постанывая, поднялась на ноги и злобно уставилась на дерущихся, выбирая удобный момент для нападения. Тем временем Якур, которому Гена успел снять веревки с рук, торопливо перерезал охотничьим ножом, извлеченным из кармана, узлы на ногах, и свалился вниз прямо на голову хозяйке, накинувшейся на Гену спереди. Все четверо покатились по полу, сцепившись в клубок.