Мемнох-дьявол - Райс Энн (читать книги бесплатно полностью .TXT) 📗
Души в поношенных темно-коричневых монашеских одеяниях, монахини в жестких белых головных покрывалах, принцы с бархатными рукавами-буфами, нагие мужчины, разгуливающие с таким видом, словно никогда не ходили одетыми; платья из крашеной льняной ткани со старинными кружевами, современные платья из блестящего шелка или искусственных тканей, оливково-зеленые мундиры солдат и доспехи из сверкающей бронзы, крестьянская одежда из грубой ткани и прекрасно сшитые шерстяные костюмы современных фасонов, вечерние платья из серебристых тканей; волосы всех цветов, спутанные и взъерошенные ветром; кожа всевозможных оттенков; коленопреклоненные старики с сомкнутыми перед собой ладонями, розовыми лысинами и кожей на шее, собранной в трогательные складочки; тонкие белые души тех, кто голодал в жизни, лакали из ручьев по-собачьи, другие лежали на спине, из-под полузакрытых век посматривая на скалы и узловатые деревья, предаваясь пению, мечтам и молитвам.
С каждой секундой глаза мои все больше привыкали к сумраку. В поле моего зрения попадало все больше подробностей, более понятным становился каждый квадратный дюйм того, что я созерцал! Фигуры, роившиеся десятками поблизости от каждой настоящей души – те, что танцевали, пели и причитали, – были не более чем образами, проекциями этой самой души, служившими для ее общения с окружающим миром.
Ужасная фигура женщины, охваченной пламенем, была не более чем химерой для стенающих душ, бросающихся в огонь и пытающих отвязать ее от столба, затоптать пламя, пожирающее ее волосы, вызволить ее из немыслимой агонии! То было место для ведьм. Все они пылали! Спасите их! О Господи, ее волосы в огне!
И действительно, солдаты, заряжающие пушку и прикрывающие в этот момент уши, были не более чем иллюзией для тех сонмов истинных душ, рыдающих, стоя на коленях, и неуклюжий гигант, размахивающий топором, был не более чем призраком для тех, кто уставился на него в оцепенении, узнавая в нем самого себя.
– Не могу... не могу смотреть!
Чудовищные образы убийства, пыток вспыхнули передо мной, опаляя мне лицо. Призраков тащили на смерть в котлах с кипящей смолой, воины падали на колени с широко раскрытыми глазами; принц какого-то погибшего персидского царства с воплем подпрыгнул в воздух, раскинув руки; в глазах его мелькали отблески огня.
В завываниях, шепоте настойчиво звучали протесты, вопросы, внезапные озарения. Отовсюду раздавались необычные речи, если только у вас доставало смелости им внимать, улавливать темы, режущие слух наподобие неистовой погребальной песни.
– ...Да, да, я думал, я знал...
– ...Милые мои, крошки мои...
– ...В твои объятия, потому что ты никогда...
– ...И я все время думал, а ты...
– ...Любила тебя, любила тебя, любила тебя, и всегда... и, нет, ты не знал. Не знал, не знал...
– ...Я всегда думал, что должен быть таким, но я знал, я чувствовал...
– ...Смелость повернуться и сказать, что это не так...
– ...Мы не знали, не знали...
И все это слилось в результате в один непрерывный вопль.
Мы не знали!
Передо мной возникли внутренние стены мечети, заполненной кричащей, прикрывающей головы руками толпой, когда на них с оглушительным грохотом, напоминающим артиллерийскую канонаду, начала сыпаться штукатурка.
Все иллюзии.
– Мы не знали, не знали, – завывали голоса душ.
Коленопреклоненные мертвецы-прислужники сбились в кучу, по их лицам струились слезы:
– Да, мы понимаем, вы понимаете...
– И в тот год, просто, чтобы пойти домой и быть с...
– Да...
Я упал, зацепившись ногой о камень, и меня бросило в гущу коленопреклоненных воинов, которые рыдали, вцепившись друг в друга, и призраков побежденных, убитых, умерших с голоду, – все они раскачивались и стенали в голос.
Последовала череда взрывов, каждый из последующих страшнее предыдущего, – из тех, что могли произойти лишь в наши дни. Небо сделалось светлым, как днем, если только день может быть бесцветным и беспощадным, и затем растворилось в мерцающей темноте.
В зримой темноте!
– Помогите, помогите мне выбраться отсюда! – закричал я, но они, казалось, не слышат или не замечают моих воплей, и когда я стал искать глазами Мемноха, я увидел створки дверей лифта, которые вдруг растворились, и передо мной замаячила просторная современная комната, освещенная причудливыми светильниками; полы были застелены бесконечными коврами. Полированный блеск нашего механического мира. Мне навстречу выбежал Роджер.
Роджер в своем щегольском пиджаке лилового шелка и плотно сидящих брюках, с надушенными волосами и наманикюренными ногтями.
– Лестат! – воскликнул он. – Здесь Терри, здесь они все. Лестат. – Он цеплялся за мой пиджак, в упор глядя на меня глазами привидения и одновременно человеческими; он дышал мне в лицо. Комната стала растворяться в дыму; неясный призрак Терри с соломенно-желтыми волосами обнимал его руками за шею; ее открытое лицо выражало удивление, накрашенные губы молчали. И тут нас коснулось крыло Мемноха, отгораживая меня от них; пол комнаты разверзся.
– Я хотел ему рассказать про Плат... – Я начал сопротивляться.
– Сюда! – Мемнох держал меня.
Небеса вновь наполнились ливнем искр, и облака наверху взорвались, сталкиваясь друг с другом; молнии почти касались наших голов, потоки холодного, пронизывающего дождя накрыли нас с головой.
– О Господи, о Господи, о Господи! – вскричал я. – Этого не может быть! Господи! Я говорю: нет!
– Взгляни, взгляни!
Мемнох указал на фигуру Роджера, опирающегося на локти и на колени, вертящегося, как пес, среди тех, кого он убил: мужчин, заклинающих его с простертыми руками, женщин, разрывающих ткань своих платьев, чтобы показать раны; гомон голосов неудержимо нарастал, звуки словно выплеснулись из самого ада, и я вдруг увидел Терри – Терри, руки которой, как раньше, обнимали его за шею. Роджер лежал на земле в разорванной на груди рубашке, с босыми ногами, а вокруг него расстилались джунгли. В темноте прогремели выстрелы. Затрещали автоматные очереди, в ярости разлетелись по сторонам смертельные пули. Среди переплетения лиан, среди чудовищного вида деревьев мерцали огни какого-то дома. Роджер повернулся ко мне, попытался подняться, но снова упал на колени и зарыдал; по лицу его текли слезы.
– ...И каждый поступок... по-своему... Лестат... я не знал... не знал...
И отчетливо зримый, мертвенно-бледный и вопрошающий, встал он передо мной для того лишь, чтобы пропасть среди бесчисленных прочих.
Я видел их по всем направлениям. Этих прочих.
Один эпизод перерастал в следующий, пепельные цвета становились ярче или тускнели в пасмурной мгле, и то здесь, то там из неистовых бурных адских полей возникали очищенные от греха души. Барабанный бой сменялся леденящими душу воплями, толпу мужчин в грубых белых балахонах подталкивали к пылающим поленьям; они простирали руки к душам, которые, съежившись, выли и кричали в раскаянье, в ужасе от узнавания.
– Бог мой, мой Бог, мы прощены!
Что это за внезапный порыв отвратительного, зловонного ветра?
Вверх взлетели души с раскинутыми руками, их одежда вдруг спала или растаяла, превратившись в неразличимые одеяния спасенных.
И открылся туннель.
Я узрел свет, узрел мириады душ, свободно летящих вверх по туннелю к сиянию небесному; туннель был совершенно круглый в сечении и расширялся по мере подъема, и на одно блаженное мгновение, один блаженный крошечный миг, в туннеле снова зазвучали песни небес, словно его обводы были созданы не движением воздуха, а чем-то твердым, от чего могли отражаться эхом эти эфирные песнопения, и их организованный ритм, их душераздирающая красота пронизывали чудовищные страдания этого места.
– Я не знал, не знал!
Голоса звучали громче. Туннель сомкнулся.
Я споткнулся, тычась то туда, то сюда. Здесь солдаты терзали копьями молодую женщину, другие в это время рыдали и порывались оторвать ее корчившееся в муках тело от мучителей. Там младенцы ковыляли на пухлых ножках, с протянутыми вперед ручонками, чтобы попасть в объятия рыдающих отцов, матерей, убийц.
