Лик Зверя (СИ) - Блюм Василий Борисович (книги онлайн полные версии .TXT) 📗
Мимо проплывают двери, одна за одной. Двери забраны прозрачным стеклом, и можно легко разглядеть, что происходит внутри. Выкрашенные в синее стены, белые потолки, голубоватое сияние светильников. Поблескивают металлом шкафчики, на полочках рядочками расставлены ампулы и пластиковые банки с непонятным содержимым. Но все это отступает перед главным.
Переходя от комнаты к комнате, Ольга ощутила, как на голове шевелятся волосы, а к горлу подступает тошнота. В каждой комнате-палате лежак, на застеленной клеенкой поверхности обнаженное тело. Мужчины, женщины, в возрасте, и совсем молодые. Но всех объединяет одно — тела покрыты жуткими шрамами. Изуродованная плоть вспухает нарывами, сочится желтоватой сукровицей. Люди похожи на сломанные игрушки, чьи искаженные тела, наспех залатанные после тяжелых поломок, оставили на время. Некоторые расчленены настолько, что, кажется, не могут быть живыми. Но если присмотреться, грудь едва заметно вздымается, а конечности слабо подергиваются, будто жуткие подобия на людей даже после неведомых пыток продолжают цепляться за жизнь, не желая покидать наполненный болью и муками мир.
Рядом с лежаками непонятные конструкции из металла и пластика. Мигают цветные лампы, негромко стрекочут писцы, занося на бумагу невнятные символы. От конструкций к телам тянутся провода и трубки. Одни едва касаются тела, другие крепко держатся на присосках, третьи оканчиваются толстым иглами, вбитым в плоть почти до основания. Трубки прозрачны, и можно видеть, как внутри, насыщенная пузырьками, передвигается жидкость. От машины к телам жидкость течет прозрачная, едва видимая, назад же возвращается темно-красная, почти черная, словно рукотворное чудовище, будто паук, вплескивает в несчастных едкую слюну, засасывая назад полупереваренный сок.
Рядом с лежаками стеклянные столики, больше похожие на разделочную доску мясника: кровавые лужи, обломки костей, обрезки плоти. Тут же хранятся инструменты разделки: отточенные скальпели, зазубренные крюки, увенчанные зубастыми кругами пилы. В отдельной секции пластиковая посуда: баночки, колбы, реторты. В каждой покоятся кусочки ткани, но не черные, грязные обрывки, а аккуратные, полупрозрачные кусочки, отдельные пучки волокон, тонкие тяжи, приспособленные для неведомой, но устрашающей цели.
В некоторых комнатах фигуры врачей, облаченные в одинаковые синие халаты, полностью погружены в работу. Один склонился над столиком, другой всматривается в бегущие по монитору машины цифры, третий, забрызганный кровью с головы до ног, умелыми движениями вскрывает лежащее тут же тело.
Словно в трансе, Ольга замедленно двигалась по коридору, подолгу замирала возле дверей, с болезненным любопытством следя за производимыми манипуляциями. Вот врач взял в руку скальпель. Короткое лезвие холодно и опасно блестит. Легкое движение, и кожа вскрывается лепестками. Вторая рука подхватывает пинцет, умело цепляет из плошки пучок малиновых волокон, что вдруг начинают сокращаться, подергиваться, как живые, и быстрым движением забрасывает жуткую ношу в рану. Скальпель сменяется иглой с продетой в ушко ниткой. Несколько стежков, и вот на месте раны аккуратный шов. Нитки крепко стягивают края раны. В местах проколов на коже выступили алые бусины крови.
— В чем дело?
Ольга замедленно повернулась, сморгнула, с усилием прогоняя застлавшую глаза дымку ужаса и непонимания. Перед взором протаяла фигура: уже привычный синий халат, шапочка-накидка, плотно облегающие кисти резиновые перчатки. Лицо с грубыми чертами, внимательный взгляд карих глаз.
Врач несколько секунд смотрел Ольге в лицо, сказал сухо:
— Стало нехорошо — отсидись в подсобке, да и нашатырь с кофеином никто не отменял. Нечего тут…
Ольга закивала, поспешно отступила в сторону. Одарив на прощание суровым взглядом, доктор двинулся дальше. Дверь напротив неслышно отворилась, из проема выдвинулась тележка-кровать, поскрипывая колесами, заскользила вдоль коридора. Взгляд прикипел к прикованному к тележке человеку, вернее, его останкам. Хрупкая девушка лежит недвижимо, лицо бледно настолько, что кажется восковым. Глаза невидяще уставились в пространство, искусанные до крови, губы распухли и посинели. Волосы свисают с края тележки, от движения едва заметно колышутся.
Ольга сместила взгляд ниже, туда, где тело превратилось в кровавое месиво, не в силах смотреть, отшатнулась. Опустевшая комната влечет, тянет так, что нет сил противиться, словно внутри скрыто нечто очень важное. Ольга сделала шаг, застыла на пороге. Синие стены, блестящий металлический шкаф. Тоже, что и везде. Взгляд заметался из угла в угол, пока не остановился на окне. Темное, в точках далеких звезд, небо, обрезанное снизу гранью бетонной стены. Сейчас его почти не видно, но когда наступает день, тьма рассеивается, сменяется голубизной, далекой и недостижимой, но такой желанной в этой цитадели скорби.
Завеса спала. Освобожденные, воспоминания хлынули рекой, наполнив душу ужасом, а память образами. Ольга пошатнулась, оперлась на косяк, с трудом удерживая захлестнувшую волну эмоций. Взгляд заскользил вокруг, но уже совсем, совсем по-другому, не удивляясь, как мгновение назад, узнавая. Синие холодные стены, безжизненная белизна потолка, наваливающаяся волнами боль, и безнадежность: бесконечная, черная, жуткая.
В поле зрения назойливой мухой маячит фигура, не подходя и не удаляясь. Ольга повернула голову. Все тот же врач, все с тем же выражением лица. Как и прежде, его взгляд прикован к ней. Только, почему-то он смотрит не на лицо, ниже, намного ниже. Ольга опустила глаза. Из-под края халата торчат угрюмые носы армейских ботинок, грубые и неуместные в этом царстве чистоты и стерильности. Ольга нахмурилась, перевела взгляд. Ступни врача облачены в изящные бахилы, как и у того, что мгновение назад прошел мимо, как и у зашедшей в туалет медсестры.
Лицо доктора исказилось, в глазах протаяло понимание. Он отшатнулся, распахнул рот для крика. Но зверь внутри среагировал раньше, вскинулся, зарычал, обнажая клыки в яростном оскале. В точности повторив оскал, Ольга выдохнула:
— Забыла бахилы, вот ведь незадача. Натоптала вам…
Она метнулась вперед, ударила, бросилась дальше по коридору. Три прыжка, и вот она уже рядом с тележкой. Смазанное движение, и фигура в синем исчезает, в поле зрения остается лишь застывшая на каталке истерзанная фигурка. Осторожно, словно боясь испугать, Ольга нагнулась над девушкой, коснулась плеча, погладила волосы, нежно, как мать ребенка, закутала в клеенку. Когда она разогнулась, лицо очистилось от эмоций, превратившись в каменную маску, лишь глубоко глазах, заполнив зрачки тьмой, плескалась дикая необузданная ярость.
Удар ногой. Дверь распахивается, с треском разлетаются стекла. Фигура в синем вскакивает, угрожающе взмахивает зажатым в руке скальпелем, но, получив удар в грудь, отлетает, падает навзничь. Лежащее на кушетке тело опутано трубками и проводами. Несколько быстрых движений, и провода бессильно повисают, из перерезанных трубок сочится белесая жидкость. Нужно бы помочь, забросив на плечо, вывести из этого храма насилия и смерти, но нет времени, в комнатах по соседству ожидают помощи другие несчастные.
Следующая дверь распахивается от удара. Фигура в синем склонилась над приборами, всматривается в бегущие по монитору цифры. Удар. Хрустальными каплями разлетаются колбочки и реторты. Лицо врача с силой врезается в столешницу, мгновенно окрашивается выступившей из многочисленных порезов кровью. Здесь к мучимому идет всего пару проводов с безобидными присосками на концах. Следующая комната. Еще одна.
Комнаты мелькают одна за одной. Фигуры в синем сливаются в сплошной поток. Мир заполняется безумным переплетением кишащих, словно черви, проводов и трубок. Сколько же их здесь. А ведь это всего одно здание из полутора десятков! Нужно успеть сделать как можно больше. Быстрее, еще быстрее!
Брызги стекла осыпают непрерывным дождем, халат отвратительно воняет, забрызганный текущими из трубок препаратами, ноздри забивает тяжелый запах крови и мяса. Калейдоскоп мелькающих образов окрашивается алыми всполохами, а в конгломерат звуков, далеко, на самом пределе слуха, зубной болью вплетается вой сирены.