Головолапная (СИ) - Гофер Кира (книги онлайн бесплатно txt) 📗
Фонари гасили незадолго до полуночи или вовсе не выключали, если велись какие-то ночные работы вроде быстрого разбора плит и кирпичей, которые привезли сегодня, а нужны будут уже завтра.
Такие подробности Гата знала, потому что иногда, особенно летом, юркала домой после смены наискосок, заметив открытые ворота и освещенную асфальтовую дорогу.
Один раз после новостей о том, что в их районе задержали группу сатанистов, проводящих ритуалы, она узнала от патрульного с собакой, что охрана кладбища усилена, а еще устанавливают новую сигнализацию в церкви.
Еще раз она наткнулась возле одноэтажного здания конторы, отделанного по старому стилю деревом, на тройку работяг. Один копал могилу, как оказалось позже, для внезапных вторых завтрашних похорон. И если одну могилу можно выкопать буквально перед похоронами, то вторую приходится с ночи, пусть даже рискованно, что стенки осыпятся.
Двое таскали камни для отделки от конторы к могиле и посмеивались.
«Эх, девица, не боишься, что схватят тебя и уволокут на тот свет?» — нарочитым басом прогудел мужик из могилы.
«Не боюсь, я ж местная», — искренне ответила Гата. И только по тому, как переглянулись застывшие работяги, поняла, насколько пугающе двусмысленна вышла фраза.
Мужики оценили ответ.
Развеселившись, они даже подвезли девушку, не пугающуюся ночью покойников, до другой стороны кладбища и предложили подсадить ее на ограду. Гата, растерявшись, приняла приглашение прокатиться на грохочущем ржавом транспорте, пахнущем бензином и землей, а вот через забор перелезала сама, да он был низкий, если отойти еще пару шагов в сторону и подняться на камни старой заросшей мхом ограды.
Будь воля Гаты, двери на кладбище держали бы открытыми всегда, а еще и фонари бы не гасили по ночам. Закрывать и ставить на сигнализацию кладбищенскую контору, небольшую церковь и пару служебных зданий — оно понятно, там имущество, там ценности, там есть чем привлечь живых. Но остальная-то территория кому нужна? Сатанистам? Гадалкам? Девушкам, желающим сделать приворот по рецепту, вычитанному в Сети? Бомжам, которых на окраинных кладбищах и ловить никто бы не стал, а на внутригородском охрана постоянно выпроваживает за забор?
Много ли их наберется?
А вот таким, как Гата, пользы гораздо больше, а вреда минимум: им надо лишь — пройти спокойно и уйти. И хотя понять тех, кто твердит, что кладбище не проходной двор, тоже можно, но если были бы хорошие и удобные дороги в его обход, не возникало бы и нужды ходить через него. Но одна дорога от метро до дальнего жилого района была просто длинной, а вторая огибала кладбище через промзону, где ходить еще страшнее, чем мимо могил.
Ничего опасного даже со стороны живых ночью на кладбище Гата не видела, а мертвых давно не опасалась. И заметив незапертую калитку, почти по привычке шагнула в нее, решив, что самое удачное сейчас — это срезать путь, поскорее добраться домой, поесть нормально, а потом отправить маме смс-ку, что добралась, поела, но хочет спать, целует, желает спокойной ночи.
Горел только один фонарь, ближайший к воротам.
Через десяток метров ей пришлось бы идти в полной темноте, если бы не предусмотрительно повешенный на связку ключей фонарик. Она прозвенела ключами, доставая связку из сумки, нажала резиновую кнопочку и, светя перед собой, пошла вперед. Фонарик был хорошим, свет от него лился яркий, давая широкое пятно, в которое попадали даже некоторые ветки деревьев и кустов, стоящие на обочине дороги.
«При голубоватом свете асфальт казался трапом на космический корабль», подметила Гата очередную возможную литературность и немного поругала себя за лень доставать или блокнот с ручкой, чтобы записать красивый образ, или телефон, где можно набрать и зафиксировать заметку.
Было почти одиннадцать. Скоро наступит момент, когда мама захочет позвонить еще раз и узнать, добралась ли до дому ее дочь. Если придется сказать, где сейчас ее дочь и почему, Аллу Родионовну хватит удар и валерианкой будет не обойтись.
Гата прибавила шаг.
Вдруг в тихий шелест ее шагов вмешался какой-то звук, вернее, отзвук. Голоса, неясные, приглушенные. Справа.
Гата замерла, потом похолодевшими пальцами нажала на кнопку фонарика. Оказавшись в темноте, затаила дыхание.
Справа за кустом между могил кто-то был.
Гата сделала шаг к кусту.
«Это не твое дело», шепнула женская предусмотрительность.
Гата сделала еще шаг к обочине, не послушав этого трусливого советчика. Когда ее лица коснулись легкие листочки, она решила, что обойдет куст, а не будет ломиться прямиком, привлекая к себе внимание шумом и треском.
Обошла, медленно двигаясь вокруг куста наощупь. Вскоре ее рука коснулась шероховатой и сухой коры, и Гата прильнула к дереву, осторожно высовывая нос.
Впереди дрожало несмелое пятно желтого света. Кресты, ограды и тонкие ветки деревца перечеркивали его, как художник в запале зачирикивает неудавшийся набросок.
Вокруг желтого пятна клубились тени, переговаривались о чем-то, периодически горестно всхлипывали.
Гата почувствовал странную смесь злости и страха. По ногам и рукам побежали мурашки. На голову вдруг будто кто-то положил большую волосатую ладонь. Мимо пробежал уже знакомый по сегодняшнему дню сквознячок, хотя Гата успела отметить, что ни одна ветка над желтым пятном света не шелохнулась.
Одна из теней подхихикивала громче остальных и постоянно издавала какой-то скрежещущий звук. В такт этому скрежету приговаривала:
— Я говорил, слабо ему, слабо. Говорил? И вот, слабо.
И снова чирк-чирк.
Гата от страха сначала не поняла, что это, но вскоре вместе с этим скрежетом вспыхнул небольшой огонек, вырвал у тени детское лицо, подсвеченное горящей зажигалкой, — и Гата догадалась, что она наблюдает за тайным собранием каких-то школьников. Очевидно, во время летних каникул им стало скучно и вот они пришли на кладбище за острыми ощущениями и страшилками.
Мальчик потушил зажигалку, но тут же зачиркал ею снова. На его тени задрожала крошечная искра.
— И ничего не слабо. Что ты там говорил? Говорил он. Вранье! Ты меня отвлекаешь — вот что!
— Отвлекаю?!
Чирк-чирк.
— Да вообще бесишь! Невозможно сосредоточиться. Сам боишься, вот и дергаешься. Пальцы дрожат, зажигалку взял, чтобы не заметили. А дрожат!
— Болтаешь много, — раздался строгий голос и, превратившись из тени в невысокого пацана в кепке, в круг шагнул третий мальчик. — Полчаса уже ждем. То тебе темно, то не сосредоточиться. Брехло ты, а не пацан.
— Я смогу! — едва не сорвавшись на визг, вскрикнул тот, кого Гата еще не видела. — Сказал, что смогу — и смогу! Что вы вообще ко мне пристали?
— А что ты условия все время меняешь. То свечку ему подавай…
— Конечно, подавай, — перебил «кепку» невидимый визгливый собеседник. — Без света как вы увидите, что я наступил?
— А со светом, какой шанс, что высунется? Никакого. Они ж света боятся. Так и я наступить могу, — парировал «кепка» и исчез в темноте.
Послышался шелест — он топтался между оград.
Потом он вернулся, поправляя кепку:
— Суки, понаставили заборов. Эта одна без решеток. Наступай давай, иначе сам знаешь что.
Тень шарахнулась прочь от свечи и едва не исчезла совсем, но тут сбоку раздалась пара быстрых шагов, тревожный шорох и новый юный высокий голос сказал:
— Гы! Трусит. Пацаны, все с ним ясно.
Пугливая тень пискнула и уплыла куда-то вниз.
Гата каким-то чутьем поняла, что сейчас этот мальчик, которого напугали ужасами про покойников и заставили пообещать наступить на настоящую могилу, — сейчас этот пацан, ведущий борьбу стыда с ужасом, начнет умолять и унижаться.
Как она когда-то готова была встать на колени и реветь «пожалуйста, не уходи».
Она тогда не встала.
И никому не пожелает встать.
Жуткая ладонь на голове Гаты словно бы стиснула пальцы, давя на виски, вжимая голову в плечи — бойся, бойся, стучи зубами.
