Машина неизвестного старика (Фантастика Серебряного века. Том XI) - Лазаревский Борис (лучшие бесплатные книги .TXT) 📗

— Как? — поразился я. — А где же он?

И только сейчас сообразил, что Мамышан странно отсутствует.

Мне стало страшно, как будто со мною вдруг случилось что-то сверхъестественное.

— Остался на проволочных заграждениях, — сказал Прасолов.

Очевидно, мое чувство передалось и ему. Некоторое время мы молчали. Я удивлялся странной судьбе Мамышана. Война делает человека суеверным. Вероятно, мы с Прасоловым думали об одном, потому что я не удивился, когда он сказал:

— А не пришло ли вам в голову, что с ним бы этого не случилось, если бы он вчера…

— Не рассказывал? — спросил я.

— Да.

Прасолов внимательно посмотрел на меня своими темными и, как всегда, любопытными глазами. Я не ответил ничего, но мы поняли друг друга. Во всем этом был какой-то смысл. Я бы сказал: высшее целомудрие войны, как всякой тайны.

Над нашей головой с воем проносились снаряды, чтобы в отдалении поднять черный столб земли и дыма. Мы оба шли, не разговаривая и даже не взглядывая друг другу в лицо, чтобы не оскорбить этой тайны.

Вадим Белов

«КОМУ ЧТО СУЖДЕНО…»

После восьмидневного движения к неизвестной цели, после бесконечных стоянок у товарных платформ больших станций и около полустанков, затерянных в голубом просторе полей, наш поезд достиг, наконец, большого белого вокзала, озаренного серебряными шарами электрических фонарей, и мы поняли, что наше путешествие окончено.

На платформе перед окнами вагонов уже прохаживались двое: это был батальонный командир в зеленом дождевом пальто, подпоясанном походным снаряжением, и рыжеусый капитан, догнавший нас уже на полпути, фамилию которого многие еще не знали. Он был из запасных и делал уже вторую войну — манчжурскую кампанию капитан с первого до последнего дня провел на передовых позициях, заслужил кучу наград и не получил ни одной царапины.

Мы все это знали и, конечно, с расспросами о войне, о боях и о предстоящих опасностях чаще всего обращались именно к нему.

Теперь он шагал рядом с батальонным командиром по длинной платформе в своем серо-зеленом дождевом пальто с привязанным за плечами мешком вроде тех, что носят швейцарские туристы, поднимаясь в горы.

Мешок прихватывался к плечам двумя ремнями и несколько отвисал вниз, почему капитан время от времени сутулил спину, чтобы поднять его на прежнее место.

— И вы напрасно смеетесь, г. полковник, — говорил он своим ровным, негромким голосом, — эти мешки, действительно, применяются только туристами да разными там тирольцами, но это ровно ничего не значит, вы после увидите, как удобно иметь всегда свое хозяйство за плечами. У вас-то вот в батальонной двуколке будет полевой багаж; представьте, приходим на бивуак, захотели бы чаю напиться или что-нибудь там еще, а двуколка ваша в десяти верстах позади из грязи вылезти не может… вот вам и чай и закуска!.. а я сейчас же сбросил с плеч мешок и — готово дело… замечательное удобство!..

— Ну, уж зато тоже мало удовольствия, — возразил батальонный, — постоянно за плечами такую торбу таскать, это вы сейчас поете, а вот погодите, мы за сегодняшний день верст сорок прошагаем, тогда другое дело будет…

В эту минуту в другом конце платформы затрубил горн, и полк начал поспешно строиться в походную колонну, несколько минут выравнивался, потом всколыхнулся всей черной тысячеголовой массой и тронулся, поблескивая тускло сталью наклоненных штыков, по пыльной, белой ночной дороге.

Перед боем роты расходились на околице большой деревни и здесь, около остановившейся вереницы бесконечных обозов, лазаретных линеек и двуколок, собралось несколько человек офицеров.

— Ну, свидимся ли вечером, Бог знает, — говорил задумчиво какой-то прапорщик.

— Их, говорят, корпуса два? — спросил кто-то.

Капитан оглянулся на спрашивающего и пожал плечами:

— А вам-то не все ли равно, два их корпуса или три? Для каждого из нас одной пули достаточно, одного такого, знаете, малюсенького металлического кусочка, а уж кому не суждено — так тому хоть три корпуса, хоть четыре… все равно — цел будет… вот ведь, я же в манчжурскую войну уцелел! А, между тем, за бруствера не прятался!..

Прапорщик, стоявший в стороне, не успел ответить, как кто-то окрикнул офицеров, и все поспешили в свои роты.

Проходя мимо меня, прапорщик покачал головой, улыбнулся и заметил:

— Счастливец этот капитан, черт его возьми, его и пули не берут, ходят себе со своих мешком и горя не знает!..

День пролетел незаметно в пылу стычки, новых, неожиданных и острых впечатлений. Уже смеркалось, когда наша рота, значительно поредевшая, отходила во вторую линию к той самой деревне, в которой мы были этим утром.

В деревне теперь развернулся перевязочный пункт, и на улицах сновали санитары с красными крестами на рукавах, сестры и доктора, а по сторонам у заборов, свеся ноги, в канавах сидели легкораненые, дожидавшиеся эвакуации, раскуривая цигарки и негромко беседуя.

Около одной из изб я встретил капитана. Он спускался с крыльца такой же, как всегда, хладнокровный и спокойный, в своем серо-зеленом дождевом пальто. И странно, первое, что бросилось в глаза — это отсутствие за спиной его того самого оригинального мешка, которым он хвастался батальонному.

— Капитан, что с вами?.. Где же вы потеряли ваш мешок? — воскликнул я.

Капитан досадно махнул рукой.

— Этакая, знаете, глупая история, просто досадно.

— Да что такое?

— Да можете себе представить, — продолжал он, — разорвалась сзади меня граната и осколком прямо в мешок… Ну, естественно, весь мой багаж пошел к черту!.. то есть, такая досада!.. ведь это в первом же бою…

— Ну, а спина-то как же? — перебил я его.

— Да что спина, — махнул рукой капитан, — спина, конечно, ушиблена, синячище во какой, да это черт с ним, но ведь вы подумайте, в клочья всю мою торбу разорвало, ни одной целой вещи нет. Одно слово — не везет!..

Капитан махнул рукой и мы расстались. Я несколько минут глядел ему вслед, думая о том, что бы было теперь с этим хладнокровным человеком, если бы за его спиной не висел его мешок, о потере которого он так сожалел.

В течение целой недели нам не удавалось встречаться и беседовать между собой: бои шли беспрерывные, и только через восемь дней отвели нас всех на вторую линию на отдых.

Остановились в большом селе, расположились недурно и начале подводить итоги потерям.

— А вы знаете! — окрикнул меня у входа в избу, где располагалась полковая канцелярия, знакомый прапорщик. — Вы знаете — ведь наш капитан умер!..

— Да что вы, не может быть?! — не поверил я. — Когда же его убили?

— Какой убили, в том-то и дело, что нет!.. Вы представьте себе, наш добродушнейший капитан отравился, выпив воды из зараженного колодца… Не правда ли, какая дикая смерть?

— Да… и особенно для капитана, — ответил я и отошел в сторону.

Мне ясно вспомнился рыжеусый капитан, которого «не брали пули» в манчжурской кампания, вспомнился его разорванный попавшим в спину осколком гранаты мешок и философские его рассуждения перед боем о том, что кому суждено…

Нелепой, загадочной и ужасной показалась мне тогда судьба отравившегося капитана.

Аркадий Бухов

МАШИНА НЕИЗВЕСТНОГО СТАРИКА

(Подвиг капитана Лирона)

Слабый, сухой звук выстрела долетел до палатки, где обедали офицеры штаба, и после того грохота гигантских орудий, к которому за эти кровавые дни привыкли все, он не вызвал ни малейшего движения.

Только хмурый Лесбе повернул голову к выходу палатки и пробормотал вслух:

— Ну, нашли время стрелять… Тоже, развлечение…