Знамение. Трилогия (СИ) - Ильясов Тимур (читаем книги .txt) 📗
Я включаю смартфон и обнаруживаю, что он пестрит пропущенными звонками и сообщениями от коллег по работе.
«Срочно перезвоните». «Возьмите трубку». «Шеф вызывает всех в офис».
Я в недоумении продолжаю открывать сообщения, пока не натыкаюсь на главное.
«На производстве умер человек».
Несколько секунд я смотрю на напечатанные слова и не могу осознать их подлинное значение. И даже когда осознаю, они поначалу кажутся шуткой. Но потом я понимаю, что все — правда. Звонки и сообщения пришли от нескольких коллег. И они не настолько близки, чтобы вдруг вместе решить разыграть меня субботним утром в первый день лета.
Это осознание приводит меня в чувство. В современном корпоративном мире неспособность нужным образом действовать, демонстрируя свою командную полезность, особенно в подобных случаях чрезвычайного характера, может быть губительно для карьеры. И наоборот, всем видимое рвение и нарочито правильное выполнение процедур (которых никто никогда заранее не читает) может быть трамплином для новых служебных высот. Я знаю это очень хорошо. Точнее моя «офисоно-планктонная» сущность.
И в который раз за эти дни я повторяю себе одни и те же вопросы. Имеет ли все это сейчас значение? Карьера? Признание коллег? Одобрение руководства? Служебные поощрения?
Имеет, — снова отвечаю я сам себе. По крайне мере пока. Ведь от работы зависят деньги. А деньги нам нужны. Для того, чтобы поставить галочки против каждого пункта в списке составленных дел по подготовке к часу икс.
Ватная голова светлеет. Разум концентрируется. Я смотрю на время получения сообщений и пропущенных звонков, и отмечаю, что был в «офлайне» не многим более часа. Это, конечно — не хорошо, но пока еще не совсем плохо. Еще не поздно, чтобы собраться, позавтракать и оказаться в офисе к полудню.
В подвале сознания острой стрелой проскакивает чувство вины о том, что я — бесчувственный мерзавец, что думаю о карьере, корпоративном соответствии, деньгах и своем спасении. Тут человек умер, а все мои мысли только о своей пятой точке. Где моя эмпатия, сочувствие, жалость? А вдруг я того человека знаю? Вдруг он мой близкий коллега? Хотя написали, что на производстве, а не в офисе. Хотя какая разница, где он работал и был ли мне знаком? Он все равно человек. У него остались родные и близкие. Но я то при чем? Каждый день на планете умирают сотни тысяч человек. Что же мне — потратить каждый день своей жизни на страдания по каждому из них? А почему я должен чувствовать себя виноватым? Может даже тем, кто уйдет сейчас повезет больше, чем тем, кто останется и станет свидетелем оглушительного крушения цивилизации, как того предсказывают мои зловещие сновидения.
При этом я все же еще не оставлял надежду, что мои предсказания не сбудутся. Все еще надеялся, что события окажутся случайными совпадениями. Что недоразумение прояснится и жизнь снова вернется на привычные рельсы. Мы с женой посмеемся и будет потом вспоминать случившееся, как забавный и странный случай, произошедший со мной в середине мая 2019 года. То ли от переутомления на работе. То ли от рано наступавшей в городе жары. То ли от съеденного жирного на ночь. Поэтому пока не стоит никому о моих домыслах распространяться. Время подумать и на холодную голову взвесить факты еще есть. По крайне мере до 7 июля, до даты на которую назначен запуск космического корабля.
Или времени уже нет и попытаться остановить запущенный маховик апокалипсиса нужно уже сейчас? Или уже вовсе поздно?
Список наших запланированных дел содержал пункты о том, что я (может быть) попытаюсь связаться с властями Казахстана, Японии, США, а также с NASA и ООН. Постараюсь убедить их не отправлять злосчастный экипаж в космос (очень наивная будет попытка), но все же я (может быть) обязан ее предпринять. Если (когда) из этого ничего не выйдет, я (может быть) даже выйду на средства массовой информации, чтобы предупредить людей подготовится. Почему «может быть»? Потому, что сам прекрасно знаю, что из этого ничего не выйдет. Никто мне не поверит. Только посмеются. Обзовут сумасшедшим. Опозорят в новостях и социальных сетях. Может даже расскажут по телевидению в рубрике «курьезы» или «городские сумасшедшие». Но ведь кто-то может поверит и спасется.
А что будем потом, если (когда) все окажется правдой? Что будет со мной и с моей семьей? Ведь про мои предсказания все тут же вспомнят, кок только начнётся эпидемия? Я в один миг стану самым упоминаемым и известным человеком планеты. Что тогда? Меня будут благодарить? Сожалеть, что не прислушались? Проклинать, что недостаточно убедительно призывал остановить полет? Ведь обязательно найдутся люди, которые посчитают меня мессией. А кто-то обвинит меня в случившемся и попытаются отомстить, навредив мне и моей семье. Попытается отыскать для того, чтобы заставить остановить заражение, поверив, что я каким-то способом причастен к его возникновению и, значит, в силах все исправить. А некоторые захотят меня просто убить. И мою семью в придачу! Торопиться нельзя! Нужно все хорошенько обдумать!
Рой этих невеселых размышлений вертелся в моей голове, кружился, образовывая воронки и спирали выводов, гипотез и спекуляций о возможных последствиях моих действий, разветвлялся, множился, открывая моему сознанию всю сложность, неоднозначность и непредсказуемость моего положения.
С этими мыслями я вышел из дома и, не замечая дороги, добрался на машине до офиса.
На работе все были почти в сборе. Шеф, кадровики, юристы, начальники производства, специалисты по безопасности, инженеры, помощники и переводчики. Человек двадцать собрались в небольшой душной переговорной комнате и обсуждали происшествие. На столе был разложен огромный лист бумаги, куда записывались имеющиеся данные и планируемые действия: от сообщений властям до визита к родственникам умершего.
Мои малодушные опасения о том, что работник погиб по причине производственного инцидента, не оправдались. Работнику производства — мужчине средних лет стало плохо, когда он сидел за офисным столом и заполнял заявление на отпуск. Сердце. Высокое давление. Инфаркт.
После обеда я, руководитель кадровой службы и шеф собрались навестить родственников умевшего дабы почтить его память, высказать слова соболезнования от лица компании и сообщить о намерении выплатить финансовую помощь (за которую между первой и второй женой, а также другими родственниками умершего впоследствии случилась некрасивая возня).
Жена шефа, энергичная молодая женщина, скучающая от вынужденного безделья домохозяйка, настояла, чтобы мы вернулись по домам и переоделись в подобающее для случая официальное и черное. Я догадывался, что это лишнее, но спорить не стал.
И вот, к часам четырем после полудни, когда по-июньски яростное солнце добивало через безоблачное небо беззащитный высушенный город, мы выгрузились из прохладного салона огромного белого внедорожника прямо в топку сорокоградусной жары.
Нужный адрес находился в старом районе обветшалых четырёхэтажных типовых многоквартирных домов. Когда-то, лет пятьдесят назад, эти дома, вероятно, были примером передового советского массового строительства. Теперь же они представляли собой жалкое и унылое зрелище. Открытые облезлые галереи, похожие на длинные лоджии на всю длину дома, опоясывали длинное прямоугольное здание, служившие своего рода коридорами для прохода к квартирам. Подъезд же был только один, в самой середине дома, без двери, тоже открытый улице через щербатую бетонную решетку на всю высоту здания.
Разношерстные двери квартир были на виду, как и вывешенные гирлянды сушившегося на ветру белья, прыщики кондиционерных блоков, спутниковых антенн и выставленный из квартир хлам. Цвет штукатурки коридоров перед квартирами был то жёлтый, то синий, то зеленый, в зависимости от вкуса и возможностей жильцов, безуспешно старающихся придать своему жилищу лучший вид.
От дома пахло теснотой, сыростью, вареным мясом, крысами, мочой и бедностью.
