Стимпанк! (сборник) - Клэр Кассандра (читаем книги .TXT) 📗

Немного отойдя от дома, он останавливается, оборачивается и задирает голову, щурясь от солнца. Затем поднимает руку и машет на прощание, но как-то вяло, без души. Роза не отвечает. Этот Иона – эта его версия – больше не имеет значения. Теперь уже совершенно неважно, куда он пойдет и что будет делать. И неважно, что он ее не любит. Роза знает, как все это изменить.

Он опускает руку и отворачивается, а Роза берет с подоконника машину времени и начинает крутить циферблат. Один день. Два. Три. Корделия что-то кричит ей, но Роза уже защелкивает крышку, и кукольный голосок растворяется в вихре, который подхватывает Розу и несет ее через время вспять. Еще миг – и все кончено. Роза снова сидит на подоконнике, все еще задыхаясь от сумасшедшего полета в прошлое, но кукол в комнате больше нет, и машины времени у нее в руках – тоже.

В тревоге она выглядывает в окно. Правильно ли она выставила время? Не просчиталась ли? Но нет – сердце ее взмывает от счастья при виде одинокой фигурки на краю леса. Пошатываясь, человек выходит из-за деревьев и падает на колени на краю луга. Медленно, мучительно, оставляя за собой кровавый след, он ползет дальше на четвереньках, приближаясь к саду, где Роза найдет его снова.

Либба Брэй

Последний налет Дивных Девиц

Мы с Дивными Девицами ехали верхами на свидание с четырехчасовым, уже спешившим навстречу через ущелье Келли. Я возилась с Энигмой у себя на запястье, следя, как утекает секунда за секундой. Когда покажется четырехчасовой, я как следует прицелюсь, и на железного коня снизойдет облако синего света. Сыворотка сделает свое дело, заморозит время и с ним пассажиров поезда. И тогда Дивные Девы пройдут по сияющему мосту, и поднимутся на борт, и заберут все, чего душа их пожелает, – как всегда поступали с поездами, а их за последние полгода набралась уже добрая дюжина.

Вдалеке белыми холмиками усеивали долину палатки возрожденцев, будто развешанные на просушку дамские носовые платочки. Стояла весна, и Верующие явились крестить свой молодняк в Смоляной реке. Внизу, под нами, шахтеры вершили свой монотонный труд: я чувствовала, как по всему телу, от подошв и до самых зубов, поднимается дрожь, словно чья-то рука неустанно трясет колыбель. В воздухе сеялась песчаная пыль, и вкус ее упорно не желал сходить с языка.

– Уже почти, – молвила Колин, и небесный багрец заиграл на ее волосах, будто вечерняя пыльная буря подожгла клок алого мха.

Фадва проверила пистолеты. Жозефина побарабанила пальцами о камень. Аманда, невозмутимая как всегда, предложила мне кусок жевательного табаку, но я отказалась.

– Надеюсь, ты не зря чинила эту штуковину, Часовщица! – улыбнулась она.

– Ото-ж, мэм! – буркнула я и не сказала больше ни слова.

Глаз привычно выхватил серые завитки дыма над холмами: четыре ноль-ноль, точно по расписанию. Мы схоронились за скалами и стали ждать.

Как так вышло, что я прискакала на дело с Дивными Девами, самой скандальной бандой преступниц в наших краях, – это, я думаю, тот еще сюжетец. Все из-за работы в агентстве – «Частные сыщики Пинкертона», или, для краткости, «Пинкертоны» [2]. Это, вообще-то, еще один, не хуже. Одну историю без другой не расскажешь, так что прощенья просим, «в начале было немного занудства». Начнем с того, что ни к тем, ни к этим я не собиралась. Жизнь мою распланировали еще во младенчестве, пока я цеплялась за материну юбку. В те давние времена я свое место знала, а в мире царил настоящий, добротный порядок – домашняя рутина, катехизис, весенние бдения, не то что сейчас. Днем я доила скотину, шила да читала Единую Библию. Вечерами вместе с другими шла проповедовать шахтерам, возвещать им о Последних Днях и уговаривать идти с нами – искать дорогу в Землю Обетованную. По воскресеньям с утра (непременно платье с глухим воротником!) все покорно слушали, как высокопреподобный Джексон неистовствует на амвоне. После этого я в порядке благотворительности шла помогать мастеру Кроуфорду, часовщику. Старик давно потерял зрение и света теперь видел с булавочную головку. Это было мое самое любимое занятие. Все эти крошечные детальки так идеально подходили друг к другу, рождая такую красоту – целый маленький мир, в котором можно навести порядок одним щелчком шестеренки. Будто само время отвечает касаниям твоих пальцев.

– В том, как все устроено, есть великая красота. Убери одну деталь, вставь другую – и у тебя уже совсем новый механизм. Так Единый Бог за много поколений переписывает по буковкам и малую пичугу, до последней косточки, до перышка, – говорил мне мастер Кроуфорд, пока я осторожно подводила его руку с отверткой к раскрытому чреву часов.

Когда пришла пора прощаться с кораблем городского типа, я уже знала о часах и тому подобных штуках почти все, что вообще можно знать. До того, что случилось с Джоном Барксом, жизнь моя тикала размеренно, как эти самые часы. Но, простите, про Джона Баркса я пока говорить не готова… да и потом, вы же хотели узнать, как я попала к Пинкертонам.

Когда матушка померла, а отца с головой забрал Мак-Мачок, я покинула Новый Ханаан и отправилась в Спекуляцию на поиски приключений. И дня в большом городе не прошло, как добрый карманник избавил меня от скромных накоплений, оставив честную девушку в весьма затруднительном положении. Затруднительность его была в том, что девушка хотела жить. Работы для таких, как я, не было в принципе. Шахты не спешили нанимать даже здоровых мужиков, стоявших длинными очередями к конторам подрядчиков. Одна только «Красная кошечка» гостеприимно распахивала двери, но я почему-то думала, что в бордель мне пока еще рано. Короче, когда живот совсем подвело, я сперла червячную пышку с лотка китайца-разносчика – не слишком даже вкусную, должна заметить, – и не успела оглянуться, как уже обогревала собой камеру предварительного заключения в компании юного проститута (за которого вскоре внес залог секретарь сенатора). За мной, я знала, никто не придет. Разве что отошлют обратно на корабль – и вот это-то меня пугало просто до чертиков. Такого я бы просто не вынесла.

На замок у меня ушло семь секунд; еще за сорок пять я разобрала дверной механизм до втулки, а вот с дубиной об затылок – привет охране! – справиться не сумела. Первое, что я узнала, открыв глаза, – что мне, оказывается, уже назначена аудиенция у шефа Пинкертонов, мистера Декстера Кулиджа.

– Как тебя зовут? Только соври мне, – посажу в холодную еще до заката.

– Аделаида Джонс, сэр.

– И откуда же мы родом, мисс Джонс?

– С корабля городского типа «Новый Ханаан», сэр.

– Верующая, что ли? – Он аж нахмурился.

– Была, сэр.

Шеф Кулидж прикурил сигару и выпустил несколько задумчивых колечек.

– В Смолу тебя, надо думать, уже макали.

– Да сэр, когда мне было тринадцать.

– И видение тебе явилось?

– Да, сэр.

– Ты видела, как стоишь передо мною в наручниках, мисс Джонс? – пошутил он из-за завесы едкого дыма.

На это я отвечать не стала. Верующих местный люд не понимал – держались они особняком. Мой народ явился на эту планету пилигримами, когда меня еще и на свете не было. Именно отсюда, как вещал высокопреподобный Джексон, Единый Бог и запустил странствовать по галактикам все наше нелепое передвижное шапито. Здесь, в горах, – глаголило Писание – скрывался Эдемский сад. Тем, кто ведет жизнь праведную и следует заповедям Единой Библии, в Последние Дни откроется путь туда, и перейдут Верующие прямиком в Землю Обетованную, Неверующие же будут ввергнуты в пасть страшную, в вечное ничто. Будучи девушкой добропорядочной, я затвердила все заповеди, вызубрила расписание и порядок станций – и вообще все, что Верующей положено знать: как печь хлеб из овсяного цвета, как прясть сладкий клевер. Я узнала, как важно для Верующего крещение в Смоляной реке, когда ты омываешься от всех своих грехов и Единый Бог в видении открывает тебе истину. Видениями мы друг с другом никогда не делились. Это Верующим запрещалось.