Простые смертные - Митчелл Дэвид Стивен (читать книги онлайн бесплатно полностью TXT) 📗

– Хорошо… А что вы скажете насчет не слишком благосклонной рецензии Ричарда Чизмена?

– Какое крещение можно считать завершенным без проклятья ревнивой волшебницы?

Смех; охи, ахи; срочные переговоры в Твиттере. «Daily Telegraph» сообщит об этом инциденте на полосе, посвященной литературе и искусству; Ричард Чизмен соберет группу борцов за права геев, и они вручат мне премию «Изувер года»; Гиена Хол будет размышлять о возможных доходах с продажи моего нового романа, а юный Ник Грик, благослови его Господь, будет страшно всем этим озадачен. Американские писатели вообще до отвращения любезно друг к другу относятся; торчат в своих бруклинских мансардах и пишут друг другу положительные рекомендации, когда кому-то из них вдруг предложат должность университетского профессора.

– Давайте продолжим дискуссию, – с чуть меньшим энтузиазмом предложила Мейв Мунро своим звонким, как флейта, голоском, – раз уж мы сразу так сильно вырвались вперед.

– Что заставляет вас думать, что «вы так сильно вырвались вперед», Мейв?

Она слегка улыбнулась:

– Главный положительный герой вашего романа «Эхо должно умереть» – писатель, как и вы, однако же в ваших мемуарах «Продолжение следует» вы снимаете стружку с романов о писателях-романистах, называя подобные произведения «инцестуальными». Так как же расценивать вашего Тревора Апворда? Это резкий разворот, или же вы теперь находите инцест явлением более привлекательным?

Я откинулся на спинку стула, улыбаясь и чувствуя, что большинство сторонников моей интервьюерши уже переметнулось на мою сторону.

– Поскольку я никогда не читал лекций на тему инцеста уроженцам Оркнейских островов, Мейв, я бы, пожалуй, все же остался на прежних позициях относительно данного вопроса: писатель может писать один и тот же роман ad infinitum [163]. Или же он кончит тем, что станет преподавать писательское мастерство бездарным неумехам в привилегированном колледже на севере штата Нью-Йорк.

– И все же… – Мейв Мунро выглядела именно так, как и должна была выглядеть: уязвленной. – …Политик, который постоянно меняет свою позицию, считается колеблющимся, то есть не имеющим устойчивого мнения.

– Фредерик де Клерк переменил свое мнение о Нельсоне Манделе [164] как о террористе, – гнул свое я. – Джерри Адамс и Йен Пейсли [165] переменили свое мнение относительно насилия в Ольстере. А я в данном случае скажу так: «Давайте послушаем тех, кто способен колебаться и менять свое мнение».

– Тогда позвольте спросить вас вот о чем. До какой степени Тревор Апворд [166], мораль которого, скажем, весьма и весьма эластична, является копией своего создателя?

– Тревор Апворд – мудак и женоненавистник, и на последних страницах романа он получает в точности то, что заслужил. И как только вам могло прийти в голову, дорогая Мейв, что такая великолепная задница, как Тревор Апворд, – я изобразил самую невинную улыбку, – может хоть в малейшей степени быть списана с Криспина Херши?

Из туманных сумерек то и дело выныривали грязный лес и холмы Херефордшира. Влажный воздух касался моего лица, словно гигиеническая салфетка в салоне бизнескласса. Мы – то есть я, приставленный ко мне «фестивальный эльф», девушка – рекламный агент и издатель Оливер – бродили по деревянным мосткам, проложенным над раскисшей землей, мимо будок, где продавали кексы без глютена, солнечные панели, натуральные губки, фарфоровых русалок, колокольчики, настроенные на «конкретно вашу» ши-ауру, зеленый карри, без БАД и ГМО, электронные читалки и гавайские саронги ручной работы. Я, то есть писатель Криспин Херши, напялил привычную презрительную маску, желая обезопасить себя от нежелательного общения, но в душе все-таки пел какой-то тоненький голосок: Они тебя знают! Они тебя сразу узнают! Ты вернулся, ты никогда и не уезжал отсюда… Когда мы наконец добрались до шатра, торгующего книгами, где стояло несколько столиков для раздачи автографов, то все четверо так и застыли в изумлении.

– Черт побери, Криспин! – сказал издатель Оливер, хлопнув меня по спине.

А «фестивальный эльф» весело заметил:

– Не только Тони Блэр собирает такую аудиторию!

– Ага! Сплошной восторг! – сказала рекламная девица.

В шатре просто кишели профессиональные игроки, которых сдерживали фестивальные охранники, собрав в нервно трясущуюся очередь верных поклонников Криспина Херши. Посмотри на мои работы, Ричард Чизмен, и можешь впадать в отчаяние! Уже к выходным «Эхо должно умереть» будет переиздано, и деньги в Дом Херши потекут рекой! Я с победоносным видом уселся за столик, хлопнул стаканчик белого, поданный веселым «фестивальным эльфом», развернул конфету «Шарпи»…

…и только тут понял: черт побери, а ведь все эти люди здесь не ради меня! Они собрались ради какой-то женщины, сидевшей шагах в десяти за соседним столиком. Лично ко мне очередь была совсем небольшая: человек пятнадцать, а может, и десять. И все больше тощие сушки, а не аппетитные пышки. Издатель Оливер посинел, как ощипанный цыпленок, а я сердито потребовал от рекламной девицы объяснений.

– Но это же Холли Сайкс! – воскликнула она.

Щеки Оливера опять порозовели, и он вскричал:

– Это Холли Сайкс? О господи!

Я прорычал:

– Да кто она такая, эта чертова Холли Сайкс?

– Холли Сайкс – это Холли Сайкс, – саркастически заметила рекламная девица. – Автор знаменитых спиритуалистических мемуаров под названием «Радиолюди». И на подходе у нее книжка «Я – знаменитость… Заберите меня отсюда!». Актрису Пруденс Хансон застигли за чтением ее книги, и продажи сразу взлетели до космических высот. Директору фестиваля в Хей-он-Уай в последнюю минуту удалось устроить ее выступление, и все билеты в зале, снятом банком «Будущее сейчас», были раскуплены за сорок минут.

– Да здравствует Властительница Дум!

Я подошел к этой особе по фамилии Сайкс – странная фамилия для женщины [167]. Очень серьезная, худенькая, на щеках уже видны морщинки, значит, ей за сорок; в черных волосах поблескивают серебристые нити. К поклонникам она была неизменно добра и для каждого находила дружеское слово – что, на мой взгляд, доказывало лишь, что ей в жизни не так уж часто доводилось подписывать собственные книги. Зависть? Нет. Если она верит в подобное мистическое мумбо-юмбо, то она полная идиотка. Если же она все это ловко состряпала, то в ее душе живет торговец, скользкий, как змея. Чему тут завидовать?

Рекламная девица спросила, готов ли я начать подписывать книги. Я кивнул. «Фестивальный эльф» спросил, не хочу ли я еще выпить.

– Нет, спасибо, – ответил я.

Я тут надолго задерживаться не собирался. Мой первый почитатель приблизился к столу. На нем был ветхий коричневый костюм, принадлежавший, должно быть, еще его покойному отцу, а зубы у него были цвета коричневой карамели.

– Я ваш самый-самый-самый большой поклонник, мистер Херши, и моя покойная мать…

О господи! Лучше убейте меня сразу!

– Джин с тоником, – сказал я «фестивальному эльфу». – Больше джина, меньше тоника.

Последняя почитательница, некая Волумния из Ковентри, посвятила меня в соображения, которые возникли у тамошнего «Общества книголюбов» относительно моей «Красной обезьяны»: она сказала, что им «в общем понравилось», но они считают несколько утомительным бесконечное повторение таких эпитетов, как «дерьмовый» и «педерастический». Дорогой читатель, разве писатель Криспин Херши мог смолчать?

– Так зачем же ваше «Общество» выбрало для обсуждения такую дерьмовую книгу о педерастах, купленную в первой же вонючей лавчонке? – спросил я у нее.