Чужак в чужой стране [= Чужой в чужой земле, Пришелец в земле чужой, Чужак в стране чужой, Чужак в ч - Хайнлайн Роберт Энсон (книги .txt) 📗

Джубал, переход от одного круга к другому был очень резким, было трудно перестроиться. Внешний круг — это наполовину лекция, наполовину концерт. Этот же — почти вудуистский обряд. Теперь Майк был в мантии. Он выглядел взрослее, аскетичнее и сосредоточенней, глаза его светились. Само место было сумрачным, от музыки по коже ползли мурашки, и тем не менее, хотелось танцевать. Мы с Патти присели на кушетку, которая чертовски смахивала на постель. Что это была за служба, не могу сказать. Майк распевал на марсианском, они отвечали на марсианском, за исключением рефрена: «Ты есть Бог! Ты есть Бог!» вперемешку с каким-то марсианским словом, которое нельзя произнести, потому что сразу пересыхает глотка.

Джубал издал несколько каркающих звуков.

— Оно?

— Пожалуй. Джубал… может, вы тоже на крючке? Неужели и вы меня предали?

— Нет. Ему научил меня Стинки. Он говорит, что это гнуснейшая ересь. По его меркам, как я понимаю. Это слово, которое Майк переводит как «ты есть Бог». Махмуд говорит, что это нельзя назвать даже приблизительным переводом. Это Вселенная, возвещающая о своем самосознании… или peccavimus [42] при полном отсутствии раскаяния… или дюжина других вещей. Стинки говорит, что не понимает его даже по-марсиански. Он понял только, что это грязное слово, наигрязнейшее с его точки зрения, более близкое к вызову сатаны, нежели к благословению господнему. Валяй дальше. Это все, что там было? Просто сборище фанатиков, воющих по-марсиански?

— Ну… Джубал, они вовсе не выли, да и фанатизма никакого не было. Иногда они едва слышно шептали что-то. Потом говорили громче. Временами в их словах проступал ритм, как в речитативе, хотя вряд ли это было отрепетировано. Больше всего это походило на то, как если бы они были единым человеком и говорили о том, что чувствуют. Джубал, вы видели, как поставлено дело у фостеритов…

— Видел, и, к сожалению, больше, чем хотелось бы.

— Так вот, это было вовсе не то неистовство. Все было тихо и просто, как переход от бодрствования ко сну. Но все же чувствовалось напряжение, и оно все нарастало, но… Джубал, вы когда-нибудь бывали на спиритических сеансах?

— Да. Я испробовал все, что мог, Бен.

— Тогда вы знаете, как может нарастать напряжение, хотя никто не шевелится и не произносит ни слова. Так и здесь обстановка больше напоминала спиритический сеанс, нежели самую спокойную церковную службу. Но это была обманчивая тишина: в ней таилась страшная сила.

— Нужное слово — «аполлонический».

— Что?

— Как противоположность слову «дионисийский». Люди упрощенно считают синонимами слова «аполлонический» слова «тихий», «мягкий», «холодный». Но аполлоническое и дионисийское — две стороны одной монеты. Коленопреклоненная монахиня в келье сохраняет совершеннейшее смирение, однако она может испытывать куда больший экстаз, чем любая жрица Приапа во время празднования весеннего равноденствия. Экстаз в голове, а не во внешних проявлениях. — Джубал посерьезнел. — Другая ошибка состоит в том, чтобы ассоциировать аполлоническое с «хорошим»: видимо, потому, что большинство наших уважаемых сект аполлонические по ритуалам и заповедям. Простой предрассудок. Продолжай.

— Ну… там было не так тихо, как в келье монашенки. Они ходили, менялись местами, обнимались… кажется, больше ничего, но освещение там было довольно тусклым, много не разглядишь. Одна девочка собралась было присесть с нами, но Пат сделала ей какой-то знак… она поцеловала нас и отошла. — Бен ухмыльнулся. — Весьма качественно поцеловала, смею уверить. Я был единственным человеком без мантии. Думаю, это бросалось в глаза. Но она вроде бы не обратила внимания.

Но все в целом происходило спонтанно… и в то же время скоординированно, как танец балерины. Майк иногда вставал впереди, иногда расхаживал среди остальных. Раз он тронул мое плечо и поцеловал Патти — не торопясь, но быстро. Он не говорил. Позади того места, где он стоял, когда, как мне кажется, вел службу, торчало какое-то сооружение наподобие стереобака. Он использовал его для «чудес», но никогда не пользовался этим словом, по крайней мере, на английском. Джубал, каждая церковь обещает чудеса. Но это было враньем вчера и будет враньем завтра.

— Исключение, — перебил Джубал, — многие их производят, и exempli gratia [43] среди многих — христианские ученые и католики.

— Католики? Вы имеете в виду урдитов?

— Я подразумевал чудо пресуществления [44].

— Хм… Я не могу счесть чудом такую мелочь. Что же касается христианских ученых… если я сломаю ногу, лучше позову хирурга.

— Тогда внимательней смотри себе под ноги, — пробормотал Джубал, — и не вздумай беспокоить меня по этому поводу.

— И не собирался. Нужен мне школьный приятель Вильяма Гарвея [45].

— Гарвей, между прочим, отлично лечил переломы.

— Да, но как насчет его школьных дружков? Джубал, упомянутый вами случай может быть и чудом… Но Майк исполнял сенсационные штуки. Он либо искусный иллюзионист, либо отличный гипнотизер…

— Либо и тот и другой.

— …либо настолько усовершенствовал стереовидение, что изображение не отличается от оригинала.

— Как ты отличишь настоящее чудо от обмана, Бен?

— Это не тот вопрос, на который я с ходу могу ответить. Уж не знаю, что он там использовал, но спектакль был хорош. Один раз там сделалось светло, и появился лев. Он сидел неподвижно, как тот, что у библиотечной лестницы, и вокруг него прыгали ягнята. Лев только помаргивал и зевал. Конечно, Голливуд способен и не на такие трюки, но я чувствовал львиный запах. Хотя и это тоже можно как-нибудь устроить.

— Почему ты так настаиваешь на том, что это обман?

— Проклятье, я просто стараюсь рассуждать здраво.

— Тогда не пытайся заглянуть за кулисы. Веди себя, как Энн.

— Я не Энн. И тогда я вовсе не рассуждал здраво. Я просто наслаждался, и мне было приятно. Майк сделал кучу всевозможных фокусов: тут тебе и левитация, и прочие такие штуки. Патти шепнула, чтобы я оставался, и собралась куда-то отойти. «Майк сейчас сказал им, что те, кто чувствует себя недостаточно подготовленным для следующего круга, могут уйти». Я сказал: «Тогда и мне лучше уйти». Она возразила: «О, нет, милый! Твой круг — девятый. Посиди. Я сейчас». И ушла. По-моему, никто не тронулся с места. Здесь были члены седьмого круга, подготовленные к следующей ступени. Я не заметил, как снова зажглись лампы… и появилась Джил!

Джубал, это вовсе не походило на стерео! Джил отыскала меня взглядом и улыбнулась. Конечно, если артист смотрит прямо в камеру, он смотрит вам в глаза независимо от того, где вы сидите. Но если Майк так здорово все отладил, ему надо это запатентовать, Джил была в каком-то диковинном наряде. Майк стал что-то интонировать [46], частично на английском. Что-то там о Матери Всего Сущего, единстве многообразия, стал называть ее различными именами… и с каждым именем ее наряд менялся…

Увидев Джил, Бен Кэкстон насторожился. Это была не иллюзия, это была Джил! Она взглянула на него и улыбнулась. Он вполуха слушал заклинания, мысленно убеждая себя, что перед Человеком с Марса просто установлен огромный стереобак. Но он готов был поклясться, что может подняться по этим ступеням и коснуться Джил.

Он испытывал большой соблазн сделать так, но это могло поло-мать спектакль Майка. Надо подождать, пока Джил не освободится.

— Кибела!

Наряд Джил моментально изменился.

— Изида!

…и снова.

— Фригг!.. Гея!.. Дьявол!.. Иштар!.. Мариам!.. Матерь Ева! Mater Deum Magna! [47] Любящая и любимая, Жизнь неумирающая…

Кэкстон больше ничего не слышал. Джил была праматерью Евой, одетой лишь в свою славу. Огней стало больше, и Бен увидел, что она в райском саду, под деревом, на котором раскачивалась большая змея.