Идущий к свету - Голосовский Сергей (читаем книги онлайн без регистрации txt) 📗
- Ехайте на здоровье, утром попозжей чаек будет с печеньицем.
Павел Ильич положил свою и Сашину сумки на багажную полку и с интересом прислушался к работающему на волне "Маяка" радиоприемнику. Там в этот момент в новостях культуры передавали информацию о том, что вчера в Лондоне на аукционе "Сотби" за два миллиона долларов проданы две неизвестные ранее картины, принадлежащие кисти великого Пьетро Нанелли одного из талантливейших мастеров итальянской школы XVI века. Как неоспоримо доказала экспертиза, на проведение которой ушло более года, картины эти являются подлинными и великолепно сохранившимися шедеврами. И покупатель, и, естественно, продавец раритетов пожелали остаться неизвестными. Это сообщение вызвало почему-то подобие удовлетворенной улыбки на лице Павла Ильича. Он выключил радио, молча растянулся на своей полке и закрыл глаза. Саша что-то хотела сказать, но, раздумав, тоже легла и уставилась в потолок. Поезд тронулся.
Качка и мерный перестук колес сделали свое дело Саша уснула, несмотря на то, что еще полчаса назад была уверена, что не уснет уже больше никогда в жизни. Павел Ильич тоже отключился и последним усилием воли бросил свою память в детство, к искрящемуся теплому морю, он вернулся в тот сон, что, едва начавшись, был прерван взрывом.
В Александрове их разбудил настырный проводник, который принес им чай и печенье. По непонятным причинам, он пристально следил не только за тем, чтобы пассажиры расплатились, но и за тем, чтобы они выпили и съели все до последней капли и крошки. Спорить и сопротивляться было бы явно более утомительно, чем просто встать и почаевничать.
Сначала Павел Ильич и Саша сходили умыться в противоположные концы коридора и, вернувшись, по-прежнему молча уселись на свои места. Умываясь, Павел Ильич засучил рукава и оставил их засученными, номер на правой руке стал хорошо виден. И пока он, глядя в окно, маленькими глотками пил из граненого стакана в дорожном подстаканнике обжигающий, на удивление крепкий чай, Саша не сводила глаз с синеющих на его предплечье синих цифр.
- Вы что, были в концлагере? - наконец решилась она вновь заговорить со своим спутником.
Он кивнул, не отрываясь от проносящегося за окном пейзажа.
- В каком?
- В Аушвице.
- Вы же там наверное совсем ребенком были?! Какой ужас! - После короткого сна Саша почему-то смотрела на своего спутника намного теплее, а сейчас в ее глазах даже появилось сострадание.
- Нет, ребенком я там не был.
- Да, я понимаю, какое там детство! Ну и жизнь же у вас!
Он молча пожал плечами.
В Аушвице он был недолго, но в газовую камеру входил не однажды. И всякий раз все, кто входил с ним в оборудованную под помывочный зал душегубку, выходили назад живыми. Всякий раз нелепое стечение обстоятельств и неисправность оборудования дарили им жизнь или хотя бы давали отсрочку смерти.
- Это действительно будет санобработка, просто душ! - кричал Павел по очереди на всех европейских языках людям, идущим вместе с ним на смерть. - Я уже был там, это просто душ! Вы все выйдете оттуда живыми!
И бестолку педантичный капрал открывал газ - то заедало клапан, то баллон, доставленный сюда, по ошибке был не заправлен, то просто по каким-то неизвестным причинам начальство в последний момент велело пускать вместо газа воду возможно, для того, чтобы своим видом и фактом возвращения эти люди успокаивающе воздействовали на остальных узников, которым предстояло безропотно проследовать по пути смерти. Многократно повторенный опыт говорил Павлу-Саулу, что, если он оказывался в массе людей, которым была уготована общая погибель, то бессильная (во всяком случае пока бессильная) перед Павлом смерть отступала и перед ними. И он пользовался этим. Но, увы, смерть, угрожавшая этим людям, отступала только тогда, когда неминуемой должна была быть гибель всех до единого. И безумною мукой были для Павла воспоминания о казнях, болезнях и штормах, когда он один лишь спасался среди обезглавленных и растерзанных тел, среди пепла сожженных, среди гниющих останков в зачумленных городах. Несчетное множество несчастных он похоронил, но намного больше оставил лежать на земле или биться о прибрежные камни в безжизненной пене прибоя.
Поезд то ускорял ход, то притормаживал, плавно покачиваясь на перегонах и вздрагивая на стыках станционных путей. Ложечки из нержавейки позвякивали о края граненых стаканов, и было что-то тянущее за душу в неровном и немелодичном звуке этих бубенцов российских железных дорог. Павел Ильич рассеянно поднес кгубам стакан, но чая там уже не было, и он поставил стакан на место, так и не отрываясь от окна. Он завороженно следил за бесконечными нитями проводов, плавно скользящими вниз, чтобы затем резко взлететь на изоляторы деревянных и стальных опор, а потом вновь упруго устремиться вниз.
Саша взяла его и свой стаканы и пошла за чаем к проводнику. Ей пришлось немного подождать возле открытой двери служебного купе, так как этот пожилой тучный человек был чрезвычайно занят процедурой похудания и омоложения организма. Отодвинув на край стола здоровенный, килограмма на полтора, весь в розовых прожилках кусок сала, хлеб, сливочное масло, а также поллитровку "Столичной", он священнодействовал над картонной упаковкой Гербалайфа”. Сопя, выковырял пухлым пальцем из баночек нужные капсулки, собрал их штуки три на ладонь и удовлетворенно проглотил. Почувствовав, что позади кто-то стоит, он обернулся и узрел Сашу.
- Чайку, милая? - Саша кивнула.
- Одну минуточку! Только вот приму, значит, это, как прописали, по часам. В мои годы пора уже о здоровье заботиться. Так-с, как тут написано: ”…развести одну мерную ложечку двумястами граммами в общем стаканом молока или сока”. Где ж я тут соку-то возьму. А? - но через секунду он с детским восторгом выхватил из фанерного шкафчика початую бутылку вина "Анапа крепкое" и вылил остатки мерзкой жидкости в граненый стакан, куда перед этим насыпал гербалайфского порошка.
Повернувшись к Саше, проводник ласково подмигнул ей красным водянистым глазом.
- Вино, оно ить тоже сок! - с этими словами он быстро перемешал мутную взвесь чайной ложечкой и опрокинул в себя единым махом. Затем быстро ухватил ломоть хлеба со здоровенным шматом сала и, не пережевывая, давясь большими кусками, заглотил. Переведя дух, он назидательно изрек:
- Вот так-то вот три раза в день во время еды! Полезнейшая вещь, только забывать нельзя. Пропустишь одну еду, и все лечение насмарку. Ну давайте, милая, чайку налью, извините, что ждать пришлось, дело мое стариковское: сам ехаю, а лечусь.
Толстое одышливое существо, источая неимоверный запах перегара, плавно покачиваясь в такт подергиванию вагона, прошло с Сашиными стаканами к титану, налило заварки, кипятку и приложило к тому горсть сахарных кубиков.
- Чаек-то он в поезде хорошо!
Проводник пересчитал полученную мелочь, отпустил Сашу со стаканами, а сам сел за столик, пододвинул к себе сало, масло, хлеб, поллитровку и захлопнул дверь: "Все, обед, обед, обед!". Он весело потер пухлые ладошки и продолжил свой диетический процесс.
Когда Саша вошла в купе, Павел Ильич просматривал разложенные на столе документы Андрюши, которые прихватил с собой, чтобы отдать документы родным, если удастся найти их в Москве. Саша прикрыла дверь и, поставив стаканы с горячим чаем на стол, уже собралась плюхнуться на свою полку, но вдруг замерла, увидев на столе раскрытый на страничке с фотографией Андрюшин паспорт.
- Это же Андрюшка! Откуда это у вас?! - Едва не опрокинув стаканы, она схватила паспорт со стола. Павел Ильич удивленно посмотрел на нее.
- А вы откуда его знаете?
- Как откуда? Я его сестра, двоюродная, я ездила его искать. И не нашла. Мне его одноклассник сказал, что вроде видел его в этом монастыре, если только не обознался, а я не нашла. Я высматривала… Словами у молчальников-то не спросишь, а записку мою они читать не стали. Видать, их там пэтэушницы совсем задолбали, и меня они за такую же приняли. А он там, да? Я должна вернуться, я срочно должна…
