Мягкие зеркала (полная версия) - Павлов Сергей Иванович (лучшие книги .TXT) 📗
В центре холла стоял кто-то в белом костюме.
— Тринадцать-девять, визит отменятся, — быстро сказал Андрей. И только после этого до него дошло, что в центре затемненной каюты он видит свое собственное стереоизображение.
Он вгляделся и почувствовал себя словно в кошмарном сне. Это была мемориальная каюта. Каюта-паноптикум… Повсюду на глянцевых вогнутостях специально затемненных стен были видны слабые отражения недвижной центральной фигуры. Его фигуры. В прозрачных глубинах стеклянистого массива скорбно источали золотистый свет в виде отвесных лучей четыре декоративных потолочных колодца. Вдобавок холл вдруг наполнили торжественно-печальные звуки органной музыки. На фоне звездно-черного окна из каюты в открытый космос поплыли светлые строки, повествующие о подвиге первого пилота суперконтейнероносца «Байкал» Андрея Васильевича Тобольского. Год рождения, год гибели.
— Однако!.. — пробормотал Андрей. Мелькнула мысль: «С ума они здесь посходили, что ли?» — Тринадцать-девять, — позвал он. — Свет. Музыку прекратить.
Ничего не изменилось.
— Информбюро, контакт! — позвал Андрей, закипая холодным бешенством.
Музыка смолкла, автомат ответил женским голосом:
— Информбюро базы «Япет-орбитальный».
— Какова формула обращения к бытавтомату в каюте, из которой я говорю?
— Двенадцать-одиннадцать.
— Индекс двенадцать-одиннадцать сменить на индекс тринадцать-девять.
— Принято к исполнению.
— К немедленному исполнению, — подсказал Андрей. — Вы мне больше не нужны, отбой. Тринадцать-девять, изображение в центре каюты убрать, музыку не включать. На окно — летний морской пейзаж. В течение часа все каналы связи блокировать, на запрос любого абонента реагировать сигналом «занят».
Изображение фигуры в белом исчезло. В каюте стало светло: по всему помещению рассыпались, замельтешили отражаемые волнами наката жаркие солнечные блики, в «окно» хлынула яркая морская синь. Слишком тихо… Безупречно вышколенный бытавтомат по старой памяти дал пейзаж без звукового сопровождения.
— Шум прибоя, — добавил Андрей. — Чуть тише!.. Вот так. На борту корабля будет порядок. — Входя в бытотсек, процедил сквозь зубы: — Я вам покажу «база»!..
Сбросив авральный комбинезон, он еще раз с большим удовольствием поплескался под душем и, пристально рассматривая себя в зеркалах, постоял в сушилке. Потом неторопливо, старательно вернул своей персоне вид первого пилота сверхскоростного суперкорабля. Впрочем, это касалось только физиономии, потому что надеть первому пилоту было нечего: в гардеробной он обнаружил лишь пакеты с комплектом форменной одежды космодесантпика. Морда снежного барса на рукаве… С той минуты, когда он встретил Круглова, ему никак не удавалось избавиться от впечатления, что Валаева нет на борту «Байкала», хотя абсурдность этого впечатления по логике дела можно было считать стопроцентной. От ощущения, что на борту не все в порядке, никакая логика избавить не могла.
Отбросив пакеты, Андрей открыл было рот, чтобы заставить автосистему бытового сектора делать то, что ей положено здесь делать, и вдруг покачнулся: в глазах на мгновение потемнело и на мгновение же тело ощутило очень странный, глубокий покой. Было так, словно он на секунду заснул, вздрогнул, проснулся. Он еще раз взглянул в зеркало на себя (мускулистого, загорелого, в плавках) и счел за лучшее оставить тяжбу с бытавтоматикой на потом и побыстрее перебраться в спальню.
Лежа на диване лицом кверху и наблюдая суету солнечных бликов на потолочных «сталактитах», он прислушивался к своему внутреннему состоянию. Состояние было необычное. Стоило чуть расслабиться — и в уши внезапно хлынули тысячи тысяч звуков, созвучий. Необъятный голосистый мир… Было так, словно бы радужный взмах крыльев Галактики, почему-то похожей на колоссального мотылька, смел остатки плотины, воздвигнутой гурм-феноменом из монолита тишины, и все то, что плотиной этой раньше задерживалось, с разнузданным ликованием вырвалось на свободу. И суетливые мысли, будто возбужденные радужным гомоном, заторопились куда-то… Торопятся, бегут, сплетаясь в колеса, катятся, катятся — куда-то в огромный, умный, созданный для великанов мир…
«Стоп!» — в ошеломлении подумал Андрей и каким-то неосознанным, спазматическим, что ли, усилием вернул себя в обычное состояние. Приказал бытавтомату дать на «окно» ночной пейзаж зимнего леса. Глядя в сумрак потемневшего потолка, он поймал себя на том, что возврат в обычное свое «нормальное» состояние нервов и чувств не успокоил его и не обрадовал. Было грустно. Было так, как если бы он вдруг выбросил в глубокий снег только что найденный на таежной тропинке дивный, сказочный самоцвет.
Пытаясь отвлечься от новых для себя ощущений, он спросил:
— Тринадцать-девять, кто сменил твой индекс на двенадцать-одиннадцать?
— Операторы центрального информбюро.
— Да, разумеется… Когда сменили?
Бытавтомат назвал число, месяц, год.
— Вот как, — проговорил Андрей. — Название эры?
— Сведений нет, — возразил автомат.
— Верно, таких сведений у тебя быть не может. — Андрей мысленно вынес бытавтомату каюты приговор: «Ремонтировать надо. Или менять». На всякий случай полюбопытствовал: — Какое сегодня число?
Автомат ответил.
— Месяц? — добавил Андрей.
Автомат ответил.
Андрей усмехнулся.
— Год?
Автомат ответил и выразил сожаление, что сведениями о названии эры не располагает.
— Хочешь сказать, мы с тобой не общались больше восьми лет? — улыбаясь, спросил Андрей. И вдруг понял, что это правда…
— Восемь лет четыре месяца и девятнадцать суток, — уточнил автомат.
«Магия цифр, — растерянно подумал Андрей. — Магия цифр, помноженная на бытавтоматическое упрямство. Я, кажется, готов поверить!..» Он попытался представить себе двенадцатилетнюю Лилию.
— Тринадцать-девять, свяжись с кухонным распределителем. Мне нужен охлажденный березовый сок. И как можно быстрее.
Через полторы минуты у изголовья звякнул и выдвинулся пенал пневмопосыльной системы. Андрей вынул холодную прозрачную коробку, шершавым языком нащупал соковыводную трубочку. Напился и сунул было коробку в пенал, но снова поднес ее к лицу, нашарил глазами дату изготовления… Пальцы сжали коробку в комок, рука опустилась. Просто немыслимо…
