Создатель звезд - Стэплдон Олаф (книги без сокращений txt) 📗
2. Занятой мир
Столько всего должно быть рассказано об этом мире и его населении, что я не могу уделить много времени наиболее общим чертам этой планеты и этой расы. Цивилизация здесь достигла уровня, очень близкого к нашему. Меня то и дело подстерегали сюрпризы похожести и различия. Путешествуя по планете, я выяснил, что большая часть подходящей земли была занята полями, и что во многих странах уже довольно хорошо развита индустрия. В прериях паслись и бегали большие стада существ, похожих на наших млекопитающих. Млекопитающие побольше, или квазимлекопитающие, специально выращивались, и их пасли на лучших пастбищах – для еды и кожи. Я говорю «квазимлекопитающие», потому что, хотя эти животные и были живородящими, они не сосали молоко. Пережеванная масса, химически обработанная в материнском желудке, выплевывалась в рот детеныша в виде струи полупереваренной жидкости. Человеческие матери тоже иногда подобным образом кормят своих детей.
Самым важным средством передвижения на Другой Земле был паровоз, но поезда в этом мире были такими громоздкими, что походили на целую подвижную улицу из многих домов. Это, по-видимому, было обусловлено великой потребностью в частых, но длительных переездах через протяженные пустыни. Мне довелось путешествовать и на пароходах по менее крупным, чем на моей Земле, океанам, но в целом морской транспорт был второстепенным. Винтовые пропеллеры были здесь неизвестны, и вместо них использовались лопастные колеса. В дорожном и пустынном транспорте использовались двигатели внутреннего сгорания. Воздушный транспорт, вследствие сильно разреженной атмосферы, не был развит, но в почтовых и военных целях на большие дистанции использовалась реактивная тяга. Она в любой момент могла найти применение в аэронавтике.
Мой первый визит в столицу одной из великих империй Другой Земли был потрясающим переживанием. Все было таким странным и одновременно таким знакомым. Здесь были улицы и многооконные магазины и офисы. В этом старом городе улицы были узкими, и уличное движение – таким плотным, что пешеходам приходилось ходить по специальным подвесным тротуарам, натянутым на уровне второго этажа вдоль и поперек улиц.
Толпы, текущие по этим тротуарам, были не менее пестрыми, чем наши. Мужчины носили матерчатые туники и брюки, удивительно похожие на европейские, если не считать того, что складка располагалась сбоку ноги. Женщины, без грудей и с такими же высокими ноздрями, как и у мужчин, внешне отличались еще более вытянутыми в трубочку губами, что обеспечивало выполнение их природной функции – кормить младенцев. Вместо юбок они носили зеленые и блестящие трико и маленькие странного вида панталоны. Мне это с непривычки казалось безмерно вульгарным. Летом представители обоих полов часто появлялись на улицах обнаженными до пояса; но они всегда носили перчатки.
И здесь было множество людей, которые, несмотря на свои странности, были не в меньшей степени людьми, чем лондонцы. Они занимались своими делами в полной уверенности в себе, не ведая о том, что наблюдатель из иного мира находит их всех гротескными, с их отсутствующим лбом, большими приподнятыми дрожащими ноздрями, пугающе человеческими глазами и словно капризно надутыми вытянутыми губами. Вот они, живые и занятые, делающие покупки, разглядывающие, разговаривающие. Матери ведут за руку своих детей. Белобородые старики склоняются над своими клюками. Молодые мужчины поглядывают на молодых женщин. Состоятельных можно легко отличить от менее удачливых по более новым и богатым одеждам, по их уверенной и иногда высокомерной осанке.
Как мне описать на нескольких страницах всё своеобразие целого кипящего жизнью мира, так непохожего на мой собственный и при этом так родственного ему? Здесь, как и на моей родной планете, каждый час на свет появлялись младенцы. Здесь, как и там, они кричали, требуя еды, а затем и общения. Они узнавали, что такое боль, страх, одиночество, любовь. Они вырастали, сформированные грубым или добрым воздействием их сверстников, и становились либо хорошо воспитанными, щедрыми, яркими, либо умственно извращенными, несчастными, невольно мстительными. Все они жаждали благословения общества; и очень немногие, даже меньше, пожалуй, чем в моем мире, находили больше, чем лишь еле уловимый его запах. Они жили как волки и выли как волки. Истощенные – как физически, так и духовно, – они ссорились из-за пустяков и разрывали друг друга на части, сходя с ума от голода – как физического, так и духовного. Изредка кто-нибудь из них останавливался и спрашивал: зачем все это? – и тогда следовала словесная битва, из которой не выходило ясного ответа. Старыми и немощными они становились почти неожиданно. Потом обращались в прах: их жизнь тоже была всего лишь неуловимым мгновением в космическом масштабе времени.
Эта планета, будучи во многом похожей на Землю, породила расу, во многом напоминающую людей, хотя и, так сказать, несколько иного рода. Эти континенты были столь же населены, как и наши, и эта раса была столь же разнообразна, как и homo sapiens. Все основные этапы нашей истории имели свои эквиваленты и в истории «других». Как и у нас, у них были периоды застоя и процветания, фазы развития и деградации, культуры, озабоченности материальными ценностями, и другие – интеллектуальные, эстетические, духовные. Здесь были «восточные» и «западные» расы. Здесь были империи, республики, диктатуры. Однако все было не так, как на Земле. Многие отличия, конечно, оказывались поверхностными; но имелись также и глубинные, глубоко скрытые отличия, которые я не скоро понял и о которых пока не буду говорить.
Я должен начать с разговора о биологических основах устройства «других». Их животная природа была во многом похожа на нашу. Они имели реакции злости, страха, ненависти, нежности, любопытства и так далее во многом так же, как мы. Их органы чувств тоже действовали подобно нашим, разве что их зрение, в отличие от нашего, было менее чувствительно к цвету, но более восприимчиво к форме. Кричащие цвета Другой Земли казались мне через их глаза очень смягченными. Со слухом у них тоже имелись проблемы. Хотя их органы слуха были так же чувствительны к слабым звукам, как и наши, они их плохо различали. Музыка в нашем понимании здесь не была развита.
Компенсируя эти недостатки, у них оказались удивительно развиты обоняние и восприятие вкуса. Эти существа ощущали вкус не только ртом, но и своими влажными черными руками и даже ногами. Благодаря этому они имели необыкновенно богатое ощущение своей планеты. Вкусы металлов и древесины, соленых и сладких почв, великого разнообразия минералов, неисчислимые робкие или яркие вкусы растений, смятых при беге босыми ногами, образовывали целый мир, неизвестный земным жителям.
Гениталии у них тоже были снабжены вкусовыми рецепторами. Существовало несколько различных мужских и женских наборов химических характеристик, каждый из которых был сильно притягателен для противоположного пола. Они слегка ощущались через прикосновения рук или ног к любой части тела и очень ярко – при совокуплении.
Это непривычное богатство вкусового восприятия сильно мешало мне полностью проникнуть в мысли «других». Вкус играл в их воображении и представлении такую же важную роль, как зрение – у нас. Многие понятия, которые на Земле были получены благодаря зрению и даже в самых абстрактных формах носили следы визуального происхождения, «другие» заменяли вкусовыми. Например, наше слово «блестящий» в приложении к людям или идеям они перевели бы словом, чье вкусовое значение было бы «вкусный». Вместо «ясный» они бы использовали понятие, которое в первобытные времена применялось к легко узнаваемому вкусовому ощущению. Получить «религиозное озарение» означало «вкусить луга небесные». Многие из наших невизуальных понятий тоже передавались с помощью вкуса. «Сложность» была «многовкусностью», словом, которое передавало смешение вкусов вокруг водопоя, посещаемого многими животными. «Несовместимость» происходила из слова, означавшего отвращение, которое определенные типы людей испытывали друг к другу в связи с их запахом.
