Дьявольская субмарина - Ковякин Сергей (читать книги бесплатно полностью без регистрации сокращений .txt) 📗
Вообще-то холодно тут без меховых, в дыру здорово задувает. Глюм пошевелил пальцами, изображая шелест денежных купюр, и вмиг на нём очутились его меховые штаны, а «утюг», подсунувший фальшивые деньги, — в его брезентухе.
Капитан в раздражении выплеснул остатки кофе за борт, а Глюм вытер физиономию. Следом была отправлена и дорогая чашечка. Рядом с подводной лодкой, плеснув хрящеватым хвостом, вынырнула незнакомая рыбина и хрупнула фарфором ещё в воздухе, показав три ряда страшных зубов. Расторопный Глюм подал командору поднос с сервизом эпохи Тайра ручной выделки. В воздух взвились уже три хищницы. Они прыгали, как сумасшедшие! Когда самая сильная жадно смяла серебро кофейника с горячим напитком и, обжёгшись, судорожно замотала башкой, они долго злорадно хохотали.
А у берега меж тем осталось всего два матросика. Пятеро рухнули на берег.
Глюм деликатно опустил свою чашечку с молчаливого разрешения Темнейшего, и ему едва не отхватили пальцы. Теперь хохотал один капитан, а Глюм икал с перепугу. Вот скачут, сволочи, совсем как оголодавшие пираньи!
В прибое остался стоять лишь один рыженький матросик. Стоял и качался, стоял и качался…
— Да он же в льдину вмёрз! — Глюм издал горловой звук, что выражало предельное восхищение. — Ну и поплавок!..
— Виктор Косарев, двадцати шести лет, утопленник на почве алкоголизма, — зачитал строку из судовой роли командор.
— Успехи наши ни к ангелу, — задумчиво сказал он, помолчав. — Как ни прискорбно признавать это, он прав. Ангел вынужден маскироваться под пижона, а мы отстаиваемся в этой дурацкой бухте в давно прошедшие времена. Всплыви мы тут же в наступившее время, что бы от нас осталось?
Шесть обледеневших мертвецов под ударами волн с тупым звуком ударялись друг о друга. Седьмой торчал, по колено вмороженный в льдину, и его тоже качала волна…
— Ни рожек бы, ни ножек, — констатировал Глюм-палач и привычно заныл: — Зря мы сюда заявились, ваша Темность…
— Цыц! Не дребезжи и не верти головой. — Пожухлые листья умерших слов разноцветным ворохом осыпались на столик и на воду. — Мы в конце малого оледенения, в протерозое. Это гладкое время… Впрочем, нет. Рыбу мы уже видели. Скорее всего, это девон. Так вот, будущая гадкая цивилизация ещё плещется в морях тёплых поясов. Пейзаж не осквернён ни волновыми и энергетическими структурами атлантийцев, ни тем более тотальной химией. Даже тебя, мой верный пёс Глюм, нет в эскизах рибонуклеиновых кислот, как и не существует ещё той глупой обезьяны, лохамо-лемура, твоего дальнего лохматого и хвостатого предки. Ведь твой предок, знай это, был лемур, а одна из твоих прапрапрабабушек согрешила с ним!
— А кто был ваш предок? — неосмотрительно спросил Глюм и тут же спохватился: совсем поглупел, акулья башка!
— Несмотря на свою вопиющую невежественность, — отозвался дьявол после недолгого раздумья, — Ты задал на редкость умный вопрос. Можешь не гордиться, у идиотов это бывает сплошь и рядом… Да, как-то и я задумался, откуда произошёл весь наш Род? Все иерархии ада, круги страданий Преисподней, Легион Имён Тьмы и Сонм Низвергнутых Коциума?.. К печальному выводу пришёл я, мой верный дурак. Нас создало само человечество! Мы его вековые страхи, тени и ночной вой. Мы его поганая харя, отражённая в речной воде или в зеркале. Его потаённые нечистые желания. Его чёрная зависть, распущенность, звериная злоба, жадность, подлость…
Людям не хочется отвечать за свои грехи. Сделают кому-нибудь пакость и говорят: нечистый-де попутал. Как всё просто — чёрт виноват! Как сказал один умный человек, нечего пенять на зерцало, коли рожа… Впрочем, я отвлёкся. Ты спросил о моих предках, но что ты знаешь обо мне? Ведь я когда-то был всего-навсего скромным демоном, беззаботным морским малым страхом! Плескался потихоньку у берегов, хватал купальщиц за разные места…
Глюм осторожно улыбнулся: шеф, кажется, изволил шутить. Его слова вспыхивали северным сиянием над кратером-бухтой, мертвецами, вмёрзшими в береговой лёд, льдинками шуршали по стальному корпусу Белой Субмарины.
— Неужели ты всерьёз думаешь, что мне нравится кочевать во Времени? Абсурд! Когда в «Обитаемом острове» братьев-фантастов появились всего три строчки обо мне, я сразу понял, чем всё обернётся. У тысяч наивных читателей возникло смутное представление об адском подводном корабле. Хырргрывак! Абсолций эт вуссара!..
Теперь я попал в этот жалкий опус. Ведь это самое настоящее литературное пиратство! Его автор бесцеремонно залезает в чужую книгу, абордажем захватывает сюжет, а её создателей, кстати, безмерно уважаемых мною, отправляет за борт. Чтоб его побрал ангел! Трижды в Эдем, в тошнотворные райские кущи с кисельными берегами и молочными реками! Да приди он со своей писаниной ко мне, я бы заплатил ему в тысячу раз больше, чем он рассчитывает. Но ведь он не пожелал, как ему ни намекали! Вот кого бы я с наслаждением пропустил через торпедный аппарат. Но он не пьёт, не курит! К тому же ещё придумал художника, который нарисовал картину «Белая Субмарина»! Представляешь? Художник ожил — задвигался, зашагал, стал думать. А от размышлений и поддавать. И в конце концов вместо того, чтобы ловить автора, чтобы тихонько свернуть ему шею, нам теперь придётся искать Леонида Ланоя. А иначе не выйдешь в море! «Пока не осыпется краска и не сгниёт холст». Проклятье!..
Глюм помнил, как однажды стариком-наркоманом из экипажа зарядили торпедный аппарат. Тот беззвучно вопил, от ужаса пропал голос, хватался костлявыми руками за крышку, обламывая в кровь ногти. Но вот крышку задраили, повернулся винт. Сжатый воздух выкинул жалкий окровавленный комок, бывший некогда человеческой плотью, со страшной глубины.
Дьявол шёл мимо стоявшего оцепенело экипажа, состоявшего из разноязыкого сволочного сброда, каждому матросу заглянул в глаза, пронизывая насквозь своими острыми игольчатыми зрачками. Пропускать через торпедный аппарат с тех нор называлось на корабле «пройти дезинтоксикацию».
— А впрочем, мазилка от нас не уйдёт. Лично ты будешь им заниматься. И пошевеливайся, пока не отведал после кофе на десерт своей же плети!..
Глюм засвистал в серебряную боцманскую дудочку, вызывая команду на палубу. Приказал убрать всех мертвецов и забросить в нижние отсеки. Там, на балласте из самого проклятого из благородных металлов — золота, они отойдут, оживут, в долгих мучениях будут содрогаться среди мрака, чтобы вечером вновь встать в ледяной прибой босыми ногами. И это будет повторяться и повторяться много лет, покуда капитан-командору не взбредёт в голову придумать какое-нибудь новое, ещё более изуверское развлечение. Ведь им стоять на мёртвом якоре до тех пор, пока не осыпется краска с картины и не сгниёт холст. Пока художник Леонид Ланой сам не приползёт на корабль, покончив с собой в пьяном бреду.
Эй вы, пьющие! Весёленькая жизнь ждёт вас на том свете, если он есть. Пейте же всё, от дихлофоса до тормозной жидкости, торопитесь! Подневольный экипаж Белой Субмарины рад пополнить свои ряды…
12
От неосторожного движения хозяина пустые бутылки со звоном раскатились по захламлённой прихожей. Ланой долго и мучительно всматривался в гостя, а узнав, пьяненько хихикнул и полез обниматься.
— Аркаша, чёрт старый! Сколько лет, сколько зим! Я уж думал, глюки пошли, звонишь по неподключенному аппарату.
— Да там какую-то японскую технику испытывали. Я и позвонил.
— Ну, японцы всё могут. Только такие картонки, как я, сделают вряд ли… Сколько ж ты не показывался? С самой Разлаповки. Я тебе такой подарок приготовил! Назвал «Десять тысяч нагих негритянок».
— Ты все десять тысяч изобразил?
— Что ты! С перспективой не более трёхсот. Да ты проходи, проходи, чего мы тут торчим…
Аркадий сбросил свой тяжеленный рюкзак на пол, жалобно взвизгнули бутылки. Перед своим приездом в Уссурийск он получил письмо от знакомых из Владивостока. Писали, что Леонид опять запил, что у него всё чаще появляются случайные собутыльники. Кто-то из них спёр богатую коллекцию гонконгских безделушек из бронзы…
