Лезвие бритвы (илл. Г. Бойко) - Ефремов Иван Антонович (читать книги онлайн полные версии TXT) 📗
— Когда я слушаю вас,мне хочется стать верным телохранителем халифа, — вдруг сказал он.
Сима внезапно покраснела, вскочила и прошлась по комнате.
— Я ни разу не видел вас в брюках,- сказал Гирин, чтобы переменить тему. — Вы их не носите?
— Обычно нет.
— Почему?
— Они не годятся для моей фигуры, вот и свитер тоже не очень,- девушка покраснела еще больше. — Обязанность хозяйки — приготовить чай, — сказала она свойственным ей полувопросительным, полуутверждающим тоном и вышла.
Гирин пересел к пианино, медленно перебирая пальцами клавиши. Их прохладное и гладкое прикосновение было приятно и немного грустно, как воспоминание о чем-то далеком и утраченном. Звонкой капелью с весенних берез начали падать звуки одной из любимых песен Гирина, прошедшей с ним по жизни. Сима вошла стремительно и присела на ручку кресла, совсем рядом с черной боковиной инструмента.
— Иван Родионович,- прошептала она, — еще. Я так люблю эту вещь.
Гирин повиновался.Сима сидела, как изваяние, пока не вспомнила про чайник.
Японская песня «Сказка осенней ночи», только дважды слышанная им по радио, врезалась в память Гирина, как все, что сильно нравилось ему. Прижимая обе педали, он старался извлечь звуки, похожие на звенящие протяжные ноты кото и семисена. Они взлетали печальными сумеречными птицами, метались над темными водами молчаливых озер и замирали, удаляясь в безграничную ночь. Эта картина рисовалась Гирину в звуках песни и размеренном медленном аккомпанементе. Негромко подпевая мелодию, Гирин не заметил, как снова появилась Сима.
— Мне кажется,что я давно знала и любила это,- задумчиво сказала она. — Может быть, потому, что здесь звучит наша женская печаль.
— Почему именно женская? Мне кажется, что и мужская тоска тоже сюда подходит.
— Нет, это женская,- уверенно заявила Сима.- Потому что женщины страдают больше. Нет, я не имею в виду обычное рождение детей. Мы психологически более ответственны за жизнь, чем мужчины, и эта ответственность на всю жизнь, она не снимается, а усиливается с любовью, стократно возрастает с рождением ребенка. Нет, я не совсем…
— Совсем! Вы, оказывается, думаете так же, как и я, а я ведь немало лет…
В комнату вихрем влетела Рита, такая красная от возбуждения, что даже веснушки совершенно исчезли. С мальчишеской улыбкой девушка была так очаровательна, что Гирин невольно залюбовался ею, и Рита, заметив это, смутилась.
— Сима, роднуля, великий мой халиф, спасай визиря! Он погиб!
— Что такое? — встревожилась ее подруга. Рита в нерешительности посмотрела на Гирина, потом отчаянно тряхнула головой.
— Скажу все! Иван Родионович, он свой, поймет, а с тех пор, как вы… — Рита еще больше покраснела и внезапно выпалила:- Сима, я влюбилась!
— Зачем же трагический тон?Могу только поцеловать тебя и сказать: наконец-то!
— Ой, халиф, все очень скверно! Он иностранец и вообще мне не нравится!
— Опомнись, Маргарита! Что ты городишь! Влюбилась, а не нравится? Когда это случилось?
— Совсем на днях, и с тех пор я точно под гнетом.Когда мы вместе,стоит ему посмотреть,и я вся во власти его силы.Кажется,прикажи он,и я кошкой подползу и буду тереться о его ноги. Ужасно, так еще у меня не было. И главное, я еще не знаю,полюбила ли,а уже нет радости.Теперь понимаю то, что прежде казалось сантиментами. И я готова о всем забыть и боюсь его, боюсь сделать какую-нибудь ошибку, неверный жест, не то слово. Он ласково улыбается, а изнутри его точно смотрят недобрые глаза и следят, следят!
— Как-то нехорошо, девочка. Не понимаю. Кто он?
— Не скажу! Голова идет кругом. Вот так! — Рита бешено закружилась перед зеркалом, остановилась, притихла и села на винтовой стул перед пианино.
Сима и Гирин молча наблюдали за ней. Рита медленно коснулась рукой клавиш, взяла несколько нот и вдруг заиграла красивую тревожную мелодию, никогда не слышанную прежде Гириным. Он вопросительно посмотрел на Симу.
Тянется дорога, дорога, дорога,
Катятся колеса в веселую даль…
Что ж тогда на сердце такая тревога,
Что ж тогда на сердце такая печаль!
— Песенка шофера из бразильского кинофильма, — шепнула Сима.
Рита продолжала петь о спутнице,сидящей рядом,о том, что поворот сменяется поворотом, а далекая цель не показывается. Рита умолкла, опустив голову, и Гирину показалось, что на ее глаза, только что вызывающе блестящие, навернулись слезы.
— Ну, хорошо, мы все поняли, а теперь рассказывай. Кто он?
То, что Сима,не задумываясь, сказала «мы», а не «я», промелькнуло радостью в душе Гирина.
— Он профессор археологии из Анкары, зовут Вильфрид Дерагази.
— Постой чуточек. Из Анкары? Это из Турции? А что он делает здесь? В научной командировке?
— Да, да! Он приходил к папе. Я познакомилась с ним, была в театре два раза. Потом мы гуляли,потом ездили на машине просто так, по Москве катались, потом он хотел,чтобы я пошла в ресторан,а я не пошла, потом он у нас ужинал.
— И все?
— А что еще?
— Ну, говорил он тебе что-нибудь? Предлагал руку и сердце? Целовались?
— Говорил, ну, что в таких случаях говорится: я ему очень нравлюсь, и русские девушки вообще, а я из них самая лучшая, и что я такая веселая и спортивная, — он так и сказал — спортивная, что счастлив тот путешественник, исследователь, у которого я буду спутницей. И потом он поцеловал меня и… и еще раз… и еще раз…
Рита прикрыла ладонями запылавшие щеки.
— Несколько раз поцеловались, так,- деловито выспрашивала Сима,- и гуляли, и говорили, на каком, между прочим, языке?
— Французском.
Рита умоляюще посмотрела на подругу и уловила взгляд Гирина, глубокий, сосредоточенный, показавшийся девушке узким лучом напряженной мысли. Она вдруг встрепенулась и повернулась на винтовом стуле к доктору.
— Взгляните на меня еще раз так,-попросила Рита,- мне почему-то становится спокойней.
— Кажется, я начинаю понимать, в чем дело, — объявил Гирин.
— В чем? — одновременно воскликнули Рита и Сима.
— Не могу пока сказать,иначе могут быть нежелательные последствия.Скажите, вы бы не познакомили меня с вашим археологом?
Рита кивнула головой:
— Мы должны с ним пойти в Дом дружбы, он обещал показать мне выставку фотографий какого-то своего знакомого.
— Ну, это самое лучшее. Дайте нам знать когда, и мы с Симой «случайно» вас там встретим. Только ему ни слова обо мне не говорите, особенно что я психолог. И старайтесь не смотреть ему в глаза, когда он говорит вам что-либо. Смотрите на его плечо, заставьте себя. Если он будет сердиться, повышать голос — не обращайте внимания.
Вильфрид Дерагази непринужденно сидел в удобном кресле одной из гостиных Дома дружбы. Как отлично воспитанный человек, он позволил себе лишь едва заметно разглядывать своих собеседников, пряча насмешливую искорку в своих глубоких темных глазах.
Рита сидела как на иголках, то заливаясь краской, то бледнея. На Гирина Дерагази почти не обращал внимания, следя сквозь голубой дымок египетской сигареты за Симой, которая с момента условленной встречи целиком захватила его внимание. Сима задавала вопрос за вопросом на своем медленном и слишком мягком английском языке. Гирин, внимательно следивший за всем, заметил, что и Сима, душевно куда более стойкая, чем Рита, постепенно подпадает под влияние притягательной личности археолога.
«Пора!» — решил он, собирая всю свою нервную силу для предстоящего поединка. Он знал уже, с кем имеет дело, но это не облегчало задачи.
— Скажите, уважаемый профессор,-обратился Гирин к Дерагази, выбрав момент, когда археолог ответил Симе на какой-то вопрос и устремил задумчивый взгляд на ее скрещенные в щиколотках ноги,- с каких пор в археологическом институте принято…- тут Гирин сделал нарочитую паузу и, устремив на лепной потолок безразличный взор, закончил:- обучение современным методам внушения? Или это в зависимости от личного дарования?
