Жизнь Кости Жмуркина, или Гений злонравной любви (др. изд.) - Чадович Николай Трофимович (книги хорошего качества .TXT) 📗
Почти час протомились впустую, страдая от жары и развлекаясь пошлыми анекдотами. Президент появился ровно в два и под жидкие аплодисменты присутствующих прошел прямо в президиум, где Катька, покрасившая волосы в платиновый цвет, а веки – в серебряный, преподнесла ему огромный букет роз.
Это был средних лет мужчина добродушно-простецкого вида, с небольшой полуседой бородкой, что делало его слегка похожим на наркома Луначарского. Со всеми членами президиума он поздоровался за руку, а Катьке галантно облобызал запястье.
Заседание открыл Верещалкин. Речь его состояла из словесных реверансов в сторону президента, «осененного доверием и любовью народа», и бессовестной саморекламы, изображавшей полуживой ТОРФ чуть ли не близнецом международного ПЕН-клуба. Закончил Верещалкин тем, что от лица присутствующих здесь прогрессивных писателей пообещал скорое появление многочисленных литературных шедевров, отражающих справедливую борьбу лучших представителей народа за социальную справедливость, счастье и национальное единение.
Громче всех Верещалкину хлопал проштрафившийся Кырля.
Затем уже знакомая Косте дама из Министерства культуры, науки и культов зачитала официальный документ, из которого следовало, что Государственная литературная премия этого года присуждается сразу трем претендентам – Верещалкину за текст национального гимна, Бубенцову за эпопею «Синдбад возвращается в Багдад» и Жмуркину за рассказ «Инспектор и ночь». Дипломы и причитающиеся к ним деньги можно получить уже сейчас, а лауреатские значки будут вручены позднее (кстати сказать, этого значка Костя так никогда и не увидел).
Новоиспеченных лауреатов пригласили на сцену. Деньги должна была вручить Катька, а дипломы – президент.
В отличие от предыдущих ораторов он был предельно краток, пожелав писателям творческих успехов, а многострадальным соотечественникам, на службе у которых он находится, – процветания и покоя.
Костя при этом подумал, что на другом берегу реки другой президент, столь же благообразный на вид, пусть даже безбородый и похожий не на Луначарского, а, скажем, на маршала Пилсудского, общаясь с массами, тоже, наверное, ратует за процветание и покой, но между собой эти два человека никогда не договорятся, вследствие чего вскоре прольется много невинной крови и вниз по течению их любимой реки поплывут разлагающиеся трупы, отчего ее воды сделаются непригодными не только для питья, но и для хозяйственных нужд.
Каждому лауреату президент постарался сказать что-либо приятное. Верещалкина он похлопал по плечу и многозначительно произнес: «А мы в тебе и не сомневались». С Бубенцовым изволил пошутить: «Гордись! Нобелевских лауреатов сотни, а таких, как ты, только трое». Возле Жмуркина он почему-то задержался особенно долго – наверное, заинтересовался расцветкой его уникального галстука.
Встретившись с Костей взглядом, президент спросил:
– Личные просьбы есть?
– Есть! – неожиданно для себя самого выпалил Костя. – Сразу три! Осесть здесь, жениться на местной уроженке и употребить свой талант на пользу народа!
– Похвально, – президент пожал его руку. – Заявление по этому поводу передадите в мой секретариат через Верещалкина… Верещалкин, ты слышишь?
– Слышу! – отозвался тот, пытаясь отнять у Катьки свой конверт с деньгами. – Будет исполнено!
– Тогда официальную часть заседания можно считать завершенной. – Президент повесил пиджак на спинку кресла и расслабил узел галстука. – Приступим к неофициальной.
Двери распахнулись настежь, пропуская в зал девушек, несущих подносы с коньяком, заранее разлитым в бокалы, и закусками.
Все они, как на подбор, были обворожительны, но Аурике и в подметки не годились.
Когда в один из моментов банкета Костя оказался наедине с Верещалкиным, то не преминул осведомиться:
– Признавайся, за какие такие заслуги мне дали премию?
– Просто так. Незаслуженно, – сообщил Верещалкин.
– А Бубенцову заслуженно?
– Ему заслуженно. Я всегда считал и считаю «Синдбада» одним из крупнейших произведений современной фантастики.
– В смысле объема? – уточнил Костя.
– В смысле содержания… Между прочим, и Катька так считает, – добавил он многозначительно, словно бы та была любимой ученицей Белинского и Добролюбова.
– Бог вам судья… Хочешь сказать, что ты тоже получил премию заслуженно?
– Конечно! Я автор текста национального гимна. Это тебе не шуточки…
– Спой.
– Еще время не пришло. Музыка не готова. Да и текст не мешает откорректировать. Собираюсь по этому вопросу съездить в Москву к Сергею Михалкову.
– Слышал, о чем вы базарите! – Уже изрядно подвыпивший Бубенцов обнял коллег-лауреатов за плечи. – Костя, здесь нет никакой загадки. Делить премию пополам как-то неудобно. Скажут, что Верещалкин злоупотребляет служебным положением. А на троих – в самый раз! Комар носа не подточит…
Глава 12
Предел желаний
Вечер этого памятного дня вновь застал Костю в седле велосипеда. Вот так, то со скрипом преодолевая очередной подъем, то катя по крутому спуску вниз, он устремлялся навстречу своей судьбе, обещавшей кардинально измениться в самое ближайшее время.
Настроение у Кости было самое радужное, чему немало способствовали три вещи: коньяк, выпитый в компании президента, изрядная сумма денег в конвертируемой валюте и роскошный диплом лауреата Государственной премии, благодаря наличию которого он мог не опасаться произвола местных правоохранительных органов.
Впереди его ждала любимая девушка, достойная жизнь, приличная работа и (как хотелось бы поверить!) много-много счастья. Ради этого стоило пустить корни даже на Земле Франца-Иосифа, а не в столь благословенном краю. Все его черные мысли растворились в эйфории волшебной ночи и удачного дня.
В знакомой закусочной, на сей раз почти пустой, Костя купил шоколадных конфет для Аурики и колбасы для Шандора. Хочешь не хочешь, а с псом нужно было налаживать дружеские отношения.
Полагалось бы, конечно, запастись еще и цветами, но в краю, где на каждом шагу благоухали розы, гвоздики и разные там пионы, это, по мнению Кости, никаких проблем не составляло. Когда впереди уже заблестела серо-голубая гладь реки, он приостановился у первого попавшегося дома и, размахивая деньгами, попросил хозяйку соорудить приличествующий случаю букет.
Та, ничего не ответив, скрылась в доме, а на крыльце появился загорелый до черноты мужчина с трубкой в зубах. Его взгляд сразу не понравился Косте.
– Спрячь деньги, – сказал хозяин почти без акцента. – Если цветы нужны тебе на собственные похороны, то получи их задаром.
Вырвав из земли какую-то уродливую колючку с одним-единственным лиловым цветочком, он через забор швырнул ее Косте.
Тот ангелом, увы, не был и на сомнительную любезность хозяина отреагировал соответствующим образом.
– Баран черножопый! Залупеску! – Это были наиболее теплые слова, которые Костя сумел подобрать.
Не дожидаясь, пока хозяин сбегает в дом за охотничьим ружьем или в подпол за автоматом, хранящимся там еще с военных времен, Костя покатил дальше, однако его настроение было уже изрядно подпорчено.
Вскоре сады, виноградники и хутора оказались позади. Костя выехал на просторный кочковатый луг, в половодье, очевидно, заливаемый водой. За рекой вздымались такие утесы, что он невольно посочувствовал тяжкому уделу восточных племен, на протяжении всей своей истории вынужденных штурмовать крутые западные берега.
Несколько десятков разномастных коров, судя по холеному виду, явно не принадлежавших к колхозному стаду, щипали густую, как футбольный газон, траву. Аурики нигде не было видно, только у самой воды стоял какой-то тип, облаченный в длинный брезентовый плащ с капюшоном. Закинув на плечо длинный бич, он наблюдал за противоположным берегом, где как раз в этот момент рыбаки выбирали сеть со скудным уловом, состоящим главным образом из лягушек, водорослей и мелкой сорной рыбы.
