Бегущий в Лабиринте. Трилогия - Дашнер (Дэшнер) Джеймс (читать книги онлайн бесплатно полные версии txt) 📗
Автобус даже не сбавил скорости.
Тереза все время молчала, а Томас наконец набрался смелости и обратился к женщине, сидящей через проход.
– Что происходит? – просто спросил он, не зная, как сформулировать вопрос.
Женщина повернулась к нему. Мокрые черные волосы обрамляли ее лицо спутанными прядями, а в глазах была целая бездна печали.
– Это очень долгая история.
На удивление, голос женщины звучал гораздо мягче, чем Томас ожидал, и вселял надежду на то, что она действительно друг, как и все остальные люди из группы спасателей.
Несмотря на тот факт, что они, не моргнув глазом, задавили ту полубезумную.
– Пожалуйста, – взмолилась Тереза. – Ну пожалуйста, расскажите нам хоть что-нибудь!
Женщина несколько секунд переводила взгляд то на Томаса, то на Терезу, затем вздохнула:
– Пройдет какое-то время, прежде чем к вам вернется память, если вообще вернется – мы не ученые, так что понятия не имеем, что и как они там с вами сделали.
У Томаса оборвалось сердце при мысли, что память, возможно, утрачена навсегда, но он все-таки продолжил расспросы.
– Кто те люди?
– Все началось со вспышек на Солнце, – ответила женщина, и взгляд ее потемнел.
– Что… – начала было Тереза, но Томас цыкнул на нее.
– Пусть сама скажет, – мысленно сказал он девушке. – Кажется, она не прочь высказаться.
– Ладно.
Женщина говорила, словно находясь в трансе, глаза ее все время были прикованы к какой-то невидимой точке.
– Солнечные вспышки невозможно было предсказать. Вспышки – явление нормальное, но эти выбросы оказались небывалой силы. Они поднимались все выше и выше, а когда, в конце концов, их заметили, было уже поздно – до того момента, как они обожгли Землю, оставались считаные минуты. Сначала сгорели все спутники и погибли тысячи людей, а в течение последующих нескольких дней жертвами выбросов стали многие миллионы. Гигантские территории превратились в выжженные пустыни. А потом разразилась эпидемия.
Она помолчала.
– Так как вся экосистема рухнула, сдерживать болезнь стало невозможно – даже локализовать ее в Южной Америке. Джунгли исчезли, но насекомые-то остались. Сейчас люди называют болезнь Вспышкой. Страшная зараза… Очень и очень страшная. Лечение доступно только самым богатым, но полностью излечиться все равно нельзя. Если только слухи, приходящие из Анд, достоверны.
Томас чуть было не нарушил собственный приказ, данный Терезе. В мозгу роился миллион вопросов, но он молча продолжал слушать рассказ, чувствуя, как в груди разрастается страх.
– Что касается вас – всех вас, – то вы всего лишь немногие из миллионов сирот. Через их тесты прошли тысячи, и в итоге для самого серьезного испытания они выбрали вас. Для финального теста. Все, что с вами происходило, было тщательно спланировано и просчитано. Тесты – это вроде катализатора, который позволяет изучить реакции, мозговые волны и мысли с целью найти людей, способных помочь в борьбе со Вспышкой.
Она снова помолчала, заправила за ухо прядь волос, и продолжила:
– Большинство физических проявлений вызывается какими-то другими причинами. Сначала появляются галлюцинации, потом животные инстинкты начинают доминировать над человеческими, и в конце концов происходит полный распад личности. Все идет от мозга. Вспышка живет в мозгу жертвы. Страшная зараза. Лучше просто умереть, чем ее подхватить. – Женщина посмотрела на Томаса, на Терезу, потом снова на Томаса. – Мы не имеем права позволять им проводить подобные эксперименты на детях. Мы положили собственные жизни на алтарь борьбы с ПОРОКом, так как верим, что человек обязан оставаться человеком независимо от целей и конечного результата.
Она сцепила руки на коленях и опустила глаза.
– Со временем вы узнаете больше. Мы живем далеко на севере. Между нами и Андами простирается огромная территория протяженностью несколько тысяч миль. Люди называют ее Жаровня. Она находится в районе, который раньше именовали экватором. Теперь там только пекло, пыль и толпы обреченных на гибель дикарей, пораженных Вспышкой. Мы планируем пересечь эти земли и попытаться отыскать лекарство. Но сначала мы уничтожим ПОРОК и положим конец бесчеловечным экспериментам. – Женщина пристально поглядела на Томаса, затем перевела взгляд на Терезу. – Мы очень надеемся, что вы к нам присоединитесь.
Она отвернулась и уставилась в окно.
Томас повернулся к Терезе и вопросительно поднял брови. Девушка только покачала головой, затем склонила ее Томасу на плечо и закрыла глаза.
– Я слишком устала, чтобы думать сейчас об этом, – телепатически сказала она. – Пока мы в безопасности, а остальное не важно.
– Может, и в безопасности, – ответил он. – Может быть…
Томас услышал посапывание. Тереза заснула. А он знал, что спать не сможет еще очень долго. В душе бушевали настолько противоречивые эмоции, что юноша даже не мог понять, какие именно. И все-таки лучше такие метания, чем тупой вакуум, в котором он пребывал совсем недавно. Томас сидел и всматривался в темноту, в дождь за окном, не переставая прокручивать в голове слова «Вспышка», «эпидемия», «эксперимент», «Жаровня», «ПОРОК»… Оставалось лишь надеяться, что дальше события будут развиваться по более благоприятному сценарию, нежели в Лабиринте.
Томас подпрыгивал и покачивался на сиденье, чувствуя, как голова Терезы подскакивает у него на плече каждый раз, когда колеса попадают в особенно глубокую выбоину, ощущал, как девушка беспокойно ерзала и снова проваливалась в сон, слушал приглушенные перешептывания других глэйдеров, но его мысли невольно возвращались к одному и тому же.
К Чаку.
Часа через два автобус остановился.
Они оказались на скользкой от грязи парковочной площадке, возле неприглядного вида здания с несколькими рядами окон. Женщина с остальными спасателями проводила девушку и девятнадцать парней через главный вход в дом, затем вверх по лестнице и ввела в просторное помещение наподобие казарменного. Вдоль одной из стен комнаты тянулся ряд двухъярусных коек, а на противоположной стороне стояло несколько шкафов и столов. Все окна были завешены шторами.
Томас оглядел помещение с любопытством, но без излишней восторженности – теперь его трудно было хоть чем-нибудь заинтриговать или удивить.
Комната пестрела всеми цветами: выкрашенные яркожелтой краской стены, красные одеяла, зеленые шторы. После унылой серости Глэйда показалось, будто их отправили прямиком на ожившую радугу. Ощущение «нормальности» при виде всех этих заправленных кроватей, необшарпанных платяных шкафов и прочих вещей было настолько непривычным, что даже угнетало. Все слишком уж хорошо, чтобы быть правдой. Входя в новое пристанище, Минхо выразился, пожалуй, точнее всего: «Я что, на хрен, оказался в раю?»
Томас не испытывал большого желания радоваться: ему казалось, что этим он предаст память Чака. И все-таки глубоко в душе у него что-то зашевелилось. Хоть и очень глубоко.
Водитель автобуса – и по совместительству предводитель спасательного отряда – оставил глэйдеров на попечение нескольких человек – девяти или десяти мужчин и женщин в выглаженных черных брюках и белых рубашках, безукоризненно подстриженных, с чистыми руками и сияющими улыбками на лицах.
Буйство красок. Кровати. Обслуживающий персонал. Томас чувствовал, как в душу проникает ощущение, казалось бы, невозможного счастья. И все-таки в самом центре этого чувства зияла огромная черная дыра, тяжкая скорбь, которая не оставит его никогда, – воспоминания о Чаке и его хладнокровном убийстве. О жертве, которую он принес. И все-таки, несмотря на гибель мальчика, несмотря на то что женщина в автобусе рассказала ему о мире, в который они вернулись, несмотря ни на что Томас впервые с тех пор как очнулся в Ящике, ощутил себя в безопасности.
Когда распределили спальные места, выдали чистую одежду и банные принадлежности, глэйдерам подали ужин. Пиццу. Настоящую, испеченную с душой пиццу – пальчики оближешь. Томас смаковал каждый кусочек. Голод заглушил все остальные чувства, и настроение довольства и умиротворения, царящее за столами, казалось, было осязаемо. Большинство глэйдеров в течение всей трапезы старались не шуметь, как будто опасались разговорами спугнуть свалившееся на их головы счастье. Но сияли от радости все. Томас так привык к выражению обреченности и отчаяния на физиономиях подростков, что видеть их открытые улыбки казалось чем-то невероятным. Особенно когда он сам был совсем не расположен к веселью.
