Жизнь Кости Жмуркина - Чадович Николай Трофимович (книги онлайн читать бесплатно txt) 📗
– Вернешься. Но только за свой счет, – зловеще пообещал Верещалкин, однако тут же сменил тон: – Жмуркин, очень тебя прошу, не пей сегодня хотя бы до обеда. Обязательно побрейся и раздобудь где-нибудь приличный галстук. У нас намечается очень ответственное мероприятие. Не исключено, что его посетит сам президент.
– Разве он непьющий? – удивился Костя.
– Пьющий, и еще как. Не тебе с ним тягаться. Только смотреть на ваши похмельные рожи ему нет никакого резона. Ты обещаешь вести себя пристойно?
– Обещаю, – буркнул Костя. – Отцепись.
– А велосипед откуда?
– Трофейный. Взял в бою.
– Бой, похоже, происходил в стогу сена? – Верещалкин извлек из шевелюры Жмуркина засохшую веточку клевера.
– Тебе бы не литературой заниматься, а в следственном управлении экспертом служить… Все, я пошел. Глаза слипаются.
– Не забудь мои слова.
Судя по могучему храпу, все писатели еще дрыхли. Повсюду валялись пустые канистры из-под вина.
Кырля спал поверх одеяла совершенно голым, и его половой член, удивительно тонкий, но и удивительно длинный, лежал поперек живота, как мертвый розовый глист. Сновавшие по коридору девочки-студентки, заглядывая в открытую дверь комнаты, стыдливо хихикали.
На прикроватной тумбочке было сложено имущество Кырли – синий иностранный паспорт, несколько пачек дорогущих дамских сигарет и груда мятых купюр незнакомого вида. От всего этого, как и от самого Кырли, пахло какой-то мерзостью.
– А ведь нищим прикидывался, – сказал Костя, рассматривая деньги, о стоимости которых не имел никакого представления.
Бубенцов, при появлении Жмуркина проснувшийся, кратко пояснил, что накануне Кырля опрокинул на себя бак с помоями и теперь его кое-как постиранная одежда сушится на солнышке.
– Где он помои нашел? – поинтересовался Костя.
– Жрать, наверное, ночью захотел и залез в столовую. А помои посудомойка с вечера заготовила, чтобы спозаранку свиньям отнести. Дальнейшее, как говорил Шекспир, молчание…
– Вот уж кому везет. – Костя стягивал с натруженных ног ботинки.
– Не ему одному. Верещалкин, между прочим, твой рассказ забрал. И похоже, ты можешь стать лауреатом. А раньше, гад, мне обещал…
– Верещалкину верить то же самое что волка капустой кормить. Занятие бесполезное и даже опасное… – Костя уже лежал на койке, и его последние слова сами собой перешли в храп.
Как ни крепок был его сон, но к полудню вокруг началась такая суета, что Костя волей-неволей проснулся.
Стриженные под машинку мужчины в серой униформе – не то бойцы какого-то засекреченного спецназа, не то заключенные – драили коридоры швабрами, вставляли в рамы отсутствующие стекла и белили известью бордюры. Бронзовый Киров сиял так, словно только что покинул литейную мастерскую. Две поливочные машины устроили на улице настоящий дождь. Писатели, на чьем внешнем облике были отчетливо заметны следы вчерашнего празднества, срочно приводили себя в порядок.
Проснувшись, Костя первым делом вспомнил про Аурику, пасшую где-то коров, а потом – про Верещалкина с его странной нервозностью и многозначительно-туманными речами. Похоже, что Костя действительно имел шанс получить премию.
Так или иначе, а побриться стоило в любом случае. Галстук Косте уступил запасливый Урицкий. Сей предмет мужского гардероба, с практической точки зрения совершенно бессмысленный, почему-то был исполнен в цветах Палестинской автономии и очень не гармонировал с единственной Костиной рубашкой.
В час дня слегка прифранченные писатели (навести на них настоящий лоск было так же сложно, как позолотить булыжник) были приглашены в актовый зал совхоза-техникума и плотно размещены в трех первых рядах. Отдельно посадили только насквозь пропахшего помоями Кырлю. Все выходы, как основные, так и запасные, тут же заняли люди в добротных костюмах, даже и не думавшие скрывать присутствие под пиджаками бронежилетов и подмышечных кобур.
Почти час протомились впустую, страдая от жары и развлекаясь пошлыми анекдотами. Президент появился ровно в два и под жидкие аплодисменты присутствующих прошел прямо в президиум, где Катька, покрасившая волосы в платиновый цвет, а веки – в серебряный, преподнесла ему огромный букет роз.
Это был средних лет мужчина добродушно-простецкого вида, с небольшой полуседой бородкой, что делало его слегка похожим на наркома Луначарского. Со всеми членами президиума он поздоровался за руку, а Катьке галантно облобызал запястье.
Заседание открыл Верещалкин. Речь его состояла из словесных реверансов в сторону президента, «осененного доверием и любовью народа», и бессовестной саморекламы, изображавшей полуживой ТОРФ чуть ли не близнецом международного ПЕН-клуба. Закончил Верещалкин тем, что от лица присутствующих здесь прогрессивных писателей пообещал скорое появление многочисленных литературных шедевров, отражающих справедливую борьбу лучших представителей народа за социальную справедливость, счастье и национальное единение.
Громче всех Верещалкину хлопал проштрафившийся Кырля.
Затем уже знакомая Косте дама из Министерства культуры, науки и культов зачитала официальный документ, из которого следовало, что Государственная литературная премия этого года присуждается сразу трем претендентам – Верещалкину за текст национального гимна, Бубенцову за эпопею «Синдбад возвращается в Багдад» и Жмуркину за рассказ «Инспектор и ночь». Дипломы и причитающиеся к ним деньги можно получить уже сейчас, а лауреатские значки будут вручены позднее (кстати сказать, этого значка Костя так никогда и не увидел).
Новоиспеченных лауреатов пригласили на сцену. Деньги должна была вручить Катька, а дипломы – президент.
В отличие от предыдущих ораторов он был предельно краток, пожелав писателям творческих успехов, а многострадальным соотечественникам, на службе у которых он находится, – процветания и покоя.
Костя при этом подумал, что на другом берегу реки другой президент, столь же благообразный на вид, пусть даже безбородый и похожий не на Луначарского, а, скажем, на маршала Пилсудского, общаясь с массами, тоже, наверное, ратует за процветание и покой, но между собой эти два человека никогда не договорятся, вследствие чего вскоре прольется много невинной крови и вниз по течению их любимой реки поплывут разлагающиеся трупы, отчего ее воды сделаются непригодными не только для питья, но и для хозяйственных нужд.
Каждому лауреату президент постарался сказать что-либо приятное. Верещалкина он похлопал по плечу и многозначительно произнес: «А мы в тебе и не сомневались». С Бубенцовым изволил пошутить: «Гордись! Нобелевских лауреатов сотни, а таких, как ты, только трое». Возле Жмуркина он почему-то задержался особенно долго – наверное, заинтересовался расцветкой его уникального галстука.
Встретившись с Костей взглядом, президент спросил:
– Личные просьбы есть?
– Есть! – неожиданно для себя самого выпалил Костя. – Сразу три! Осесть здесь, жениться на местной уроженке и употребить свой талант на пользу народа!
– Похвально, – президент пожал его руку. – Заявление по этому поводу передадите в мой секретариат через Верещалкина… Верещалкин, ты слышишь?
– Слышу! – отозвался тот, пытаясь отнять у Катьки свой конверт с деньгами. – Будет исполнено!
– Тогда официальную часть заседания можно считать завершенной. – Президент повесил пиджак на спинку кресла и расслабил узел галстука. – Приступим к неофициальной.
Двери распахнулись настежь, пропуская в зал девушек, несущих подносы с коньяком, заранее разлитым в бокалы, и закусками. Все они, как на подбор, были обворожительны, но Аурике и в подметки не годились.
Когда в один из моментов банкета Костя оказался наедине с Верещалкиным, то не преминул осведомиться:
– Признавайся, за какие такие заслуги мне дали премию?
– Просто так. Незаслуженно, – сообщил Верещалкйн.
– А Бубенцову заслуженно?
– Ему заслуженно. Я всегда считал и считаю «Синдбада» одним из крупнейших произведений современной фантастики.
