Каисса - Чижков Виталий Алексеевич (книги читать бесплатно без регистрации полные .txt, .fb2) 📗
Внезапно на нее кто-то выскочил, ослепив фонариком и едва не сбив с ног.
– Клара! – воскликнул этот неведомый зверь. Поднес фонарик под подбородок, как обычно делают дети, рассказывающие страшилку у костра.
Клара открыла рот, чтобы тоже выкрикнуть его – того юного бледного паренька из автозака – имя, но поняла, что не знает или не помнит, как его зовут.
И просто обняла.
Платон.
14 августа 2035, ночь с понедельника на вторник
Они шли минут сорок. Платон украдкой смотрел на босоногую девушку, одетую в мокрую черную футболку и прилипающие к ногам бирюзовые брюки в бурых разводах.
Сначала они ориентировались на белые тряпки, повязанные кем-то на деревьях. Не доходя до поляны, Платон предложил обойти это место, и они продирались какое-то время сквозь заросли, пока не наткнулись на оставленные Платоном неоновые метки. По ним дошли до переправы через Обительскую.
– Ты не поверишь, какое же это удовольствие – идти босиком! – Клара произносила эту фразу уже раз седьмой. На ее лице было блаженство.
«Клара, ты не поверишь, какое же это удовольствие – идти рядом с тобой», – подумал он. Не будь она его женой-в-будущем, они все равно поженились бы. Вне всяких сомнений.
Максим Леонидович ждал их. Его джип был загнан на понтонный мост, представляющий собой большую подушку из пластика, покрытую сверху металлическими листами земляного цвета.
– Наконец-то! Я уж думал, вы не придете, – сказал Павлов. – А где Леша?
– Он остался в Обители, – сказал Платон, а Клара, потупив глаза, кивнула, подтверждая сама не зная что.
– Надеюсь, с ним все в порядке, – пробормотал Максим Леонидович, с подозрением посмотрев на девушку. – Ну а твой товарищ где?
– Он… тоже решил остаться жить в Обители, – теперь уж точно соврал Платон.
– Ну ладно. Доберутся как-нибудь сами, да? – ворчливо спросил главред. – Прыгайте в машину, я вас довезу.
– Знаете… Поезжайте без нас… – сказал Девонский.
– Ты чего? Ночь на дворе, лес вокруг! – запротестовал старик.
– Нет-нет, тут деревня недалеко. Дойдем, – успокоила его Клара.
– А у меня тут для вас какая-то статья, – сказал Платон и протянул Максиму Леонидовичу замызганные листки, которые извлек из нагрудного кармана.
– Что за статья? – удивленно спросил тот.
– Не знаю… То есть не помню, как она оказалась у меня. Может, кто-то сунул в карман где-нибудь. День длинный был. Но подписано: «В Редакцию, лично М. Л. Павлову».
– Хм. «Автор: Матвей Карпов»… Не знаю такого. Внештатный кто, а? «О свободе». – Главред крутил листки в попытках разобраться в почерке. Затем вернул их Платону. – Не интересует. Олдскулен я для свободы. – Старик зашелся сначала смехом, потом кашлем. – А вы, молодежь, почитайте на досуге. Читать вообще полезно. Точно не поедете?
Нет, не поедут.
Они перешли через мост.
Пошли по гравийной дороге куда глаза глядят. Она робко взяла его за руку, и дальше они шли именно так. В какой-то момент он остановился и разулся. Неловко, чуть не упав. Она звонко рассмеялась и прильнула ближе.
Некоторое время Девонский еще сжимал листки в другой руке. Но потом просто отпустил, и ветер заиграл их где-то.
Ведь Платон и так знал, что такое свобода…
Свобода – это просто идти вперед в темном лесу. Идти, держась за руки. Посматривая украдкой друг на друга. Улыбаясь смущенно.
Не зная, куда и зачем. Не зная, что будет дальше.
Босиком.
Эпилог
Аркат. Июнь 2065
Он сделал глоток Дахунпао [58].
Закрыл глаза и глубоко вдохнул. Ощутил, как время закрутилось воронкой.
Года проносились, меняя облик мироздания. Проступали стежки окопов и тут же зарастали уродливыми шрамами. Ледники таяли. Небоскребы вырастали и щекотали облака, а старые дома лопались, испуская пыль, как растоптанные грибы-дождевики. Пылал вечным огнем кратер Дарваза́. Озеро Киву все так же таило внутри себя огромный пузырь метана, способный устроить экологическую катастрофу. Зияли пулевыми отверстиями в теле планеты карстовые воронки в Лэе, на их дне росли первобытные леса. Сгорали звезды и появлялись новые. Аркат Ли сидел в тверской кофейне, в которой его задержали тридцать один год назад, и пил Дахунпао облепихового цвета.
Тверь стилизовали под начало двадцатых, чтобы привлекать туристов и реконструкторов. Горожане одевались как хипстеры той эпохи. На каждом углу были барбершопы и магазинчики вейпов; кальянные соседствовали с прилавками фермерской продукции, а электросамокаты – со старыми иномарками на платных парковках. Роботов-доставщиков не было, зато повсюду сновали люди с желтыми или зелеными коробами за плечами. На дверях многих заведений висели таблички с напоминанием про масочный режим: отсылка к пандемии коронавируса сорокапятилетней давности. Вместо шустрых современных дронов размером чуть больше пули, которые летали целыми тучами, будто гнус в тундре, город патрулировался старинными квадрокоптерами с массивными камерами. Наблюдалки вяло летали, а за ними бегали аниматоры с бутафорскими пультами управления, ряженные под молодежь того времени, – изображали видеосъемку для блогов.
Именно в Твери Аркат особенно ощущал, что время издевается над ним. Он сел в тридцать четвертом. Освободился в пятьдесят девятом. В Тверь вернулся только в этом году, в шестьдесят пятом. И словно попал в двадцатые… Часами он ходил по городу и рассматривал то, что видел последний раз еще до ареста: салоны сотовой связи, банки и банкоматы, терминалы оплаты, кассы с наличными в магазинах. Сейчас-то остались только федеральный Банк да Оператор.
За такие трюки Аркат время-то и не любил. Ничего личного. Просто когда тебе пятьдесят один и четверть века ты провел в тюрьме, отношения с этим хитрецом, бегущим сломя голову к закату твоей жизни, как-то… не складываются.
Хотя его сокамерники время уважали. Из триста тридцать седьмой они выходили на волю очень состоятельными: за исправительные работы заключенным айтишникам платили так же, как и их вольным коллегам. Зато расходов было куда меньше. Да и избыток средств можно было откладывать на депозиты – с повышенной ставкой по тарифу «Тюремный», – предусмотренные для облегчения адаптации за пределами колонии. Время отсчитывало секунды и минуты, дни и недели, года и десятилетия. Оно приближало момент освобождения и накидывало проценты на вклады. За это его и любили.
Аркат иногда думал, что, может, время тут ни при чем. Что все дело в самом Ли – беспечном, увлекающемся, импульсивном, непутевом… Он проигрывал всю зарплату у букмекеров, вкладывал в подозрительные паевые фонды, крутил рулетки. В какое-то время он взялся за ум и начал инвестировать. По-серьезному. Но все, к чему прикасалась его рука, словно сгорало: независимые издательства, студии разработки игр… Все! Ближе к концу срока Ли увлекся религией и пожертвовал последние деньги на благотворительность. Потом испытал кризис веры и отрекся ото всего. Погрузился в депрессию, но преодолел ее с помощью тюремных психотерапевтов.
Когда тяжелая дверь открылась, из триста тридцать седьмой вышел сорокапятилетний мужчина, похожий на хиппи, с грустными разноцветными глазами и без единого электронного рубля, ассоциированного с личностью. Идти было некуда и незачем. Аркат несколько месяцев проработал смотрителем виртуального кладбища – модерировал аккаунты умерших людей в соцсетях и чистил их от рекламы и оскорблений, – а потом его позвали в НИИ Бюро. В такую организацию не брали бывших заключенных, но для него сделали исключение – правительственный аппарат старался держать врагов поближе. Поэтому человека, который создал первый рабочий эксплойт для Каиссы, наняли пентестером [59] – следить за ее безопасностью.
Пять лет Ли проработал в дата-центре. А потом увлекся эзотерикой. На киче Аркат только и видел, что математические книги да код. И когда вышел, то не узнал мир вокруг. Другой транспорт, другие развлечения, другие люди. Все – другое. Каисса стала старше и приобрела индекс «2», а из рук россиян вынули чипы.
