Дикие карты - Мартин Джордж Р.Р. (книги онлайн бесплатно txt) 📗

Они позволили лжепророкам увлечь себя, завести на гибельную почву. Лжепророкам вроде Тома Дугласа. После той памятной песни, которая так потрясла его в ноябре прошлого года, он очень много всего прочитал об этом певце. Теперь ему было известно, что Дуглас – один из зараженных, отмеченных печатью инопланетной отравы, поразившей мир в сентябре сорок шестого, исчадие новой эры зла, зарождение которой Грабовски наблюдал своими глазами с палубы набитого беженцами корабля, стоявшего на якоре у Гавернор-айленд. Ничего удивительного, что дети, словно змеи, жалили своих родителей – ведь их кумирами были люди, несущие на себе печать сатаны.

– Эй! – крикнул здоровенный бывший пехотинец – обладатель приемника. – Эти недоделанные хиппи столпились на улицах перед мэрией, бьют окна и жгут американские флаги!

– Вот сволочи!

– Нужно что-то делать! Это же революция!

Юный ветеран натянул джинсовую куртку и надел на стриженную «под ежик» голову стальную каску.

– Это всего в нескольких кварталах отсюда. Не знаю, как вы, а я собираюсь помешать этому.

Он бросился к кабинке подъемника.

Грабовски хотелось закричать: «Остановись! Пусть власти занимаются этим: если брат начнет сражаться с братом, силы зла победят». Но язык отказался повиноваться ему. Потому что он чувствовал то же возмущение, что и все остальные, и страх – ибо из них лишь он один своими глазами видел последствия той революции, о которой кричали все вокруг. Охваченный волнением, он изо всей силы стиснул балку.

Его пальцы вошли в сталь с такой легкостью, как будто это была та мягкая клейкая размазня, которую американцы считают мороженым. Ибо он сам был отмечен печатью Зверя.

Остаток дня Марк ходил как в тумане, сплавленном из желания, надежды и страха. Он пропустил даже новости из Кентского университета. В то время как Америка разделилась на тех, кто испытывал ужас, и тех, кто выражал одобрение, он провел ночь в своей квартирке, с тарелкой печенья, читая и перечитывая статьи и затрепанные книги об ЛСД, то вытаскивая таблетку, то снова пряча ее, то крутя ее в пальцах, как талисман. Когда солнце кое-как вползло на небо, мимолетный приступ решимости заставил его бросить таблетку в рот. Он поспешно запил ее глотком оранжевой газировки, пока мужество снова не изменило ему.

Из всего прочитанного следовало, что кислота обычно начинает действовать через час-полтора. Он попытался убить время, листая то сборник Соломона, то марвеловские комиксы, то «Бумс» [77], который он раздобыл в надежде, что он поможет ему в исканиях. Через час, когда дальше ждать действия кислоты в одиночку ему стало совсем уж невмоготу, Марк вышел из квартиры и отправился на поиски Кимберли, желая рассказать ей, что он нашел в себе мужество и сделал этот решительный шаг. Кроме того, он боялся, что кайф настигнет его, когда он будет один.

Марк знал, что она часто ошивается где-то в Беркли, который уже давно занял место почившей в бозе в качестве мекки неформалов всей Бэй-Эриа улицы Хайт, а время от времени подрабатывает в каком-то полуподпольном магазинчике поблизости от Народного парка. Так примерно в половине десятого утра пятого мая тысяча девятьсот семидесятого года он очутился в парке и как по заказу стал свидетелем самого эффектного противоборства между тузами всей эпохи Вьетнамской войны.

В один краткий ослепительный миг все – и власти, и их противники – поняли, что время уличной борьбы пришло. Если революция должна была произойти, она происходила сейчас, на первой обжигающей волне ярости, порожденной бойней в Кентском университете. В то утро лидеры радикалов Бэй-Эриа собрали в Народном парке гигантский митинг – и не только подразделения полиции Бэй-Эриа, но и собственный контингент национальной гвардии Рональда Рейгана были стянуты к парку, чтобы подавить выступление.

Без четверти десять полиция отошла из парка и оцепила кампус, чтобы предотвратить распространение конфликта. Остались только студенты и – метрах в сорока – несколько трехтонных грузовиков, из брезентовых кузовов которых высыпали солдаты в полевой форме и противогазах. Пронзительно скрежеща колесами и рыча дизелем, к шеренге сомкнутых штыков подъехал бронетранспортер; под протекторами чавкала грязь. В башне перед пулеметом пятидесятого калибра сидел мужчина в капитанских погонах, суровый и решительный; на голове у него красовалось нечто похожее на футбольный шлем.

Студенты бросились от зеленой шеренги врассыпную, как капли ртути от кончика пальца. Они призывали устраивать войну в своей собственной стране, а не в чужой, и, как и их собратья в Огайо, преуспели в этом. Национальная гвардия регулярно требовала у них разойтись, но уродливый угловатый силуэт бронетранспортера вносил что-то новое, какую-то угрожающую ноту, которую не могли не заметить даже те, кто стоял в самых безопасных местах. Толпа заколебалась, тревожно загудела.

На открытом пространстве между рядами солдат и студентов появилась одинокая фигура, затянутая в черную кожу и от этого кажущаяся очень стройной.

– Мы пришли, чтобы быть услышанными, – сказал Том Мэрион Дуглас, возвысив голос, чтобы все могли его слышать, – и на этот раз нас, черт побери, услышат.

Толпа за его спиной сплотилась. Он был суперзвездой – и тузом к тому же – и открыто заявлял о том, что стоит на их стороне. По ту сторону частокола штыков за толстыми линзами противогазов глаза солдат беспокойно забегали. Это в большинстве своем были молодые парни, которые вступили в гвардию, чтобы избежать отправки во Вьетнам: они-то хорошо знали, кто перед ними. У многих были записи «Дестини», а плакаты с надменным лицом Дугласа висели на стенах комнат. Почему-то гораздо труднее было замахнуться штыком или прикладом на того, чье лицо было тебе знакомо, пусть даже исключительно по обложкам пластинок или по фотографиям на развороте журнала «Лайф».

Их капитан оказался из более крепкого материала, он что-то рявкнул из своей башни. Зафыркали орудия, и по Дугласу и прихлынувшей к нему толпе выпустили с полдюжины ракет со слезоточивым газом. Клубы густого белого дыма «Си-эс» скрыли певца из виду.

Марк пошел не напрямик по аллее, а срезал дорогу и поэтому умудрился не наткнуться на шеренги полицейских. В это мгновение ему открылся прекрасный вид сбоку на его собственного кумира, который стоял, окруженный клочьями дыма, как средневековый мученик на костре.

И тут кислота взяла свое. Он почувствовал, как коллагеновые волокна реальности распадаются, но сцена, разыгрывающаяся перед ним, была слишком четкой, чтобы оказаться галлюцинацией. Упрямый утренний ветерок развеял завесу газа, и показался мужчина, твердо стоящий на ногах с поднятыми кулаками и развевающимися каштановыми волосами, а его широкое лицо как-то странно мерцало, то и дело превращаясь в голову гигантской кобры. Солдаты попятились, завидев Короля ящериц.

Кто-то ткнул в него штыком или, может быть, просто недостаточно быстро отступил. Взмах руки, обманчиво ленивый и пренебрежительный, но совершенный с нечеловеческой скоростью, и винтовка кувырком полетела прочь, а ее хозяин с воплем ужаса отскочил в траву. Капитан яростно заорал из своей железной будки, пытаясь собрать воедино остатки тающей на глазах решимости его людей. Но Дуглас, принявший облик Короля ящериц, уже пустил в ход свой ментальный талант: их глаза начали блуждать, вглядываясь в картины отчаянной красоты или леденящего душу ужаса – черная аура Короля ящериц на каждого действовала по-своему.

Толпа приближалась – скандирующая, кричащая, угрожающая. Капитан сделал единственно возможную вещь: его палец снова опустился на гашетку пятидесятимиллиметрового орудия. Раздался грохот, от которого полопались стекла, и над головами демонстрантов полетели трассирующие снаряды.

Толпа, еще миг назад ликующая, в панике бросилась в разные стороны. Шум стрельбы гигантской подушкой обрушился на голову Марка, и его понесло куда-то по бесконечным изгибающимся коридорам. Но картина происходящего оставалась перед ним, как свет в конце туннеля, ужасная и не дающая отвести взгляд. Очередь никого не задела, но демонстранты, как и сам Марк, впервые за все время столкнулись с реальностью, которую проповедовал им их пророк Мао, а именно: откуда происходит власть.