Атипичная пневмония - Фомин Алексей Николаевич (е книги .TXT) 📗
– По-мо-ги-те, – прохрипел из последних сил Виктор, у которого уже поплыли в глазах разноцветные круги.
Выведенный из оцепенения этим предсмертным хрипом, профессор поспешно принялся шарить растопыренными руками по траве. Наткнувшись на автомат, потянул его к себе и, неумело взяв в руки, приставил к ребрам врага, и нажал спусковой крючок. «Секьюрити» дернулся в предсмертной судороге и затих, уронив руки на землю. Звук выстрела понесся по лесу, резонируя в стройных стволах корабельных сосен. В ответ по всему лесу поднялась сумасшедшая пальба. Казалось, стреляли со всех сторон. Колосов, еще не оправившись от схватки и едва восстановив дыхание, поднялся на ноги:
– Бежать, профессор, бежать, – сквозь охвативший его кашель проговорил он.
Схватив в одну руку автомат, второй он потянул Свирского за собой. Он плохо соображал, куда они бегут, помня лишь о том, что необходимо отбежать от места схватки как можно дальше и подыскать подходящее место для обороны. Стрельба почти прекратилась, видимо из опасения попасть в своих. Виктор уже заметил перед собой широкую промоину, в которой, наверное, прятался один из ериков, коих здесь оставалось великое множество после разлива Волги, когда Анатолий Львович, ойкнув, внезапно упал, потащив за собой Колосова.
– Анатолий Львович, миленький, что с вами? – забеспокоился он.
– Кажется, в меня попали. В груди больно, – задыхаясь, сбивчиво проговорил профессор.
– Идти сможете? Здесь уже недалеко.
– Попробую.
Он поднялся с помощью Виктора и, поддерживаемый им, заковылял вперед. Каждый шаг давался ему все тяжелее и, когда до промоины оставалось уже несколько метров, колени его подогнулись, и он бессильно повис на Викторе. Тот подтащил его к краю промоины, спустился вниз, а затем вслед за собой втащил туда и Свирского. Промоина, расширяясь, уходила куда-то вперед, а у их ног лежало недвижимое лесное озеро, в черной воде которого плавала желтая луна.
– Ничего, Анатолий Львович, – принялся успокаивать профессора Колосов, – сейчас я вас перевяжу, передохнем и двинем дальше. Мы от них по ерику уйдем.
– Нет. Виктор Петро… – с трудом выговорил Свирский. В груди у него что-то булькало и сипело. – Сядь-те. Вот так. – Колосов сел на песок, устроив голову профессора у себя на коленях. – Где ваша зажигалка? Выбросьте ее… в воду, – попросил Свирский, когда Виктор достал из кармана свою зажигалку. – А теперь достаньте мою. В левом кармане. Так. – Теперь Виктор держал в руках точно такую же зажигалку, как та, которую он сейчас утопил. – В ней, внутри, находится микрочип, – собравшись с силами, снова заговорил Свирский. – Там все материалы по вакцине. Доберитесь в этот новый город… Рюрик… Найдите этих людей… Добейтесь производства… вакцины. Хорошо бы… моих ребят… – у Анатолия Львовича хлынула горлом кровь, заставив его замолчать.
Колосов почувствовал, как его брюки напитываются горячим и липким.
– Помолчи, помолчи, Анатолий Львович, – попросил он, стараясь зажать носовым платком рану в груди профессора.
Кровотечение прекратилось, и Свирский снова смог заговорить, с трудом составляя слова и беря паузы для отдыха:
– У нашей технологии есть недостаток. Если человек не заражен вирусом гриппа, она для него смертельна. Помните, я делал вам два укола? Первый – легкий вирус. Второй – вакцина. Я работал над устранением… Не успел… Шатунов и люди из «Зибер» об этом не знают. У них ничего не по… – Его речь прервалась на полуслове. В груди снова заклокотало, потом хрип и… Все.
– Анатолий Львович, Анатолий Львович, – затормошил его ничего не понявший Колосов.
Свирский лежал недвижим, и грудь его больше не вздымалась, разрываемая клекочущим дыханием.
– Прими, Господи, душу его, – промолвил Виктор, закрывая другу глаза.
* * *
– Илья Борисович, дорогой, мне стало известно, что у вас возникла проблема. Вернее, у нас возникла проблема. Не знаю, дорогой мой партнер, осознаете ли вы, что для нас значит бегство создателя вакцины? – голос в трубке менялся от приторно-вежливого в начале фразы до грубо-ефрейторского в конце. – Мы в жопе! Вы понимаете это? Если еще кто-то выбросит вакцину на рынок…
– Алекс, Алекс… Я… Александр Иосифович, я… – пытался перебить говорившего Шатунов.
– Обычный русский бардак! Вы неспособны обеспечить выполнение элементарных требований безопасности бизнеса!
– Александр Иосифович, я клянусь вам, что в течение трех часов ситуация будет исправлена! – наконец Шатунову удалось прервать своего собеседника.
Голос в трубке на какое-то мгновение замолк, потом очень спокойно и тихо произнес:
– Хорошо. Я вам верю… Пока… – и издевательски добавил: – Спокойной ночи.
Шатунов шваркнул трубку на телефонный аппарат, потом медленно поднял налитые кровью глаза на стоящего перед ним навытяжку Далдыченко и вдруг взорвался:
– Твою мать!!! Почему Голдштейн знает о случившемся?! А? Я тебя спрашиваю! Почему…
– Я вам уже докладывал, у нас орудует «крот», – спокойно ответил начальник службы безопасности, слегка пожав плечами. – подготовительный этап завершен. Можно начинать операцию.
– Так какого хера тебе надо?! – снова заорал Шатунов. – Проводи!!!
– Простите, но вы велели не начинать без вашей команды.
Запищала рация, и очередной яростный рев застрял в глотке Ильи Борисовича.
– Слушаю, – ответил на вызов Далдыченко.
– Товарищ генерал, докладывает третий, – загнусавила рация. – Мы их взяли, находимся на пути домой. Один живой, второй убит. Наши потери: двое убитых, пятеро раненых. Отбой.
– Добро. Жду вас.
Шатунов вскочил со стула, новый вопль потряс стены кабинета:
– Какой ты, к херам собачим, генерал?! Двух штатских придурков живыми поймать не можете!
Далдыченко стоял молча, полуприкрыв глаза. Шеф продолжал бушевать. Генерал знал, что эту бурю надо просто пережить. Несмотря на некоторую истеричность и грубость, Шатунов был все-таки не самым плохим начальником. К тому же за те деньги, что ему здесь платили, можно было бы и не такое вытерпеть. Самое главное – дело сделано. Никто не ушел, никакой утечки информации не случилось. Подумав об этом, генерал улыбнулся одними лишь уголками губ, что однако не укрылось от зоркого взгляда Ильи Борисовича и вызвало у него новый приступ ярости. Неизвестно, сколько бы еще бушевал Шатунов, если бы не раздавшийся стук в дверь.
– Разрешите? – В кабинет просунулась голова в бейсболке.
Шатунов приглашающе махнул рукой. В кабинет ввалились четверо: офицер, спрашивавший разрешения войти, за ним Колосов со связанными руками и в перепачканной кровью одежде и двое конвоиров.
– Освободите ему руки. Подождите за дверью, – приказал Далдыченко.
Пока конвоиры возились с наручниками, офицер прошел к столу и положил на него зажигалку и пачку сигарет, покрытые ржавыми пятнами запекшейся крови.
– Вот. Это все, что у них было с собой, – доложил он.
Далдыченко подсел к столу и тут же принялся потрошить пачку сигарет.
Выйдя из-за стола, Шатунов пересек огромный кабинет и остановился перед Колосовым, так и оставшимся стоять у входной двери.
– Зачем ты это сделал? – спокойно спросил Илья Борисович.
– Ты собираешься использовать вакцину неподобающим образом. Практически как бактериологическое оружие. Так нельзя. Это не по-людски, – ответил Виктор.
– А ты кто, Господь Бог? Почему это ты решаешь, что подобает мне делать, а что не подобает? Я вложил в бизнес собственные деньги и теперь хочу на этом заработать. Что, нельзя? Это предосудительно?
– Заработать? Можешь. Но только не на жизнях сотен миллионов людей. И как же ты мог… Как ты мог согласиться на то, чтобы оставить Россию без вакцины? Не хотелось говорить красивых слов… Но это же твоя родина, в конце концов!
– Дурачок ты, Колосов, – засмеялся Илья Борисович, – юродивый. До седых волос дожил, а что такое жизнь, так и не понял. Триста миллиардов долларов в год! Да таких денег никакая родина не стоит! За них можно любую новую родину купить! Создать свою собственную! Вылепить ее! Такую, какая тебе нравится! – перешел на крик Шатунов, потом взял паузу, прошелся поперек кабинета, вернулся обратно и заговорил с затаенной ехидцей: – А ты, Колосов, лицемер. Человечество, видите ли, ему жалко. Неподобающим образом я поступаю… А ты подобающим образом поступил, когда прикончил двоих моих людей и пятерых поранил? А? У них, между прочим, детишки – сироты остались, вдовы безутешные… Их не жалко?
