Чужое - Данихнов Владимир Борисович (читать книги онлайн бесплатно без сокращение бесплатно .TXT) 📗
– Что-то неохота мне в дом, – сказал вдруг Семеныч. – Давай, др-ружище, прямо здесь выпьем, на свежем воздухе. Ты как, не против?
Шилов пожал плечами: все равно, мол. Семеныч достал из бардачка два пластиковых стаканчика, отвернул коньячную пробку зубами, разлил по стаканам, подвинул стакан по скользкой приборной панели к Шилову. Тот взял его, покрутил в руках. От стаканчика пахло клопами.
Выпили, не стукаясь, словно и не замечали друг друга.
– Ты Афоню не вини, – сказал Семеныч. – Волновался он сильно. Как только узнал, нос-понос, об аварии, как только увидел, что с тобой происходит, сразу ко мне примчался. И пр-равильно, между прочим, сделал. Хотя, признаться, сначала я его чуть не прогнал; я перед этим с ребятами у Федьки Кролика был, выпили крепко, башка болела, да и живот чего-то скрутило, навер-рное, съел чего-то не того…
– Что за авария?
– Авария?
– Ты сказал, что Афоня узнал о какой-то аварии.
Семеныч замялся, сник. Открыл рот, чтобы что-то сказать, но передумал, вместо этого еще раз налил коньяку. Шилову было все равно, он выпил полный стакан, не дрогнув; просто не чувствовал вкуса. Семеныч пыхтел, искал, чем закусить. Нашел под сиденьем завалявшуюся шоколадку столетней давности, сгрыз сразу половину.
– Так что насчет аварии?
– Шилов… черт подери, ты правда не помнишь?
– Правда.
– Ты хоть знаешь, какое сегодня число?
– Семнадцатое?
– Сегодня девятнадцатое, Шилов.
– Не может быть, – Шилов сжал зубы. – Сегодня семнадцатое, завтра приедет Сонечка, я должен успеть прибраться. И я прибирался, пока ты не пришел и не помешал.
– Шилов, случилось… ужасное. Соня, нос-понос, не приедет.
– Ты рассказал ей, что я не успел прибраться?
– Шилов, она погибла вчера, восемнадцатого; что-то случилось с автоматикой, авария, монорельс сошел с рельса… Соня погибла, Шилов.
Шилов несколько секунд пытался осмыслить эту информацию, а потом захохотал. Семеныч поперхнулся, Афоня на заднем сидении перестал колдовать над шарфом. Они внимательно смотрели на Шилова, растирающего по лицу слезы, выступившие от смеха.
– Что такое, Шилов?
– Это пошло… – заикаясь после очередного приступа веселья, ответил Шилов. – Это так пошло, что мне даже стыдно за тебя, такой дурной вкус надо еще уметь показать… Семеныч? Афоня? Нет, не верю. Да, черт возьми, я может и сошел с ума, но не настолько, чтобы поверить в то, что Соня умерла, а я тут на самом деле копаюсь в полях и расстреливаю рыб уже несколько дней, а не одну ночь… Соня умерла, надо же! А может быть, Семеныч, и не было никакой Сони вообще? Может быть, последние годы, мама, моя работа, ты, Афоня, этот домик под Воронежем, все это привиделось мне? Ох, уморил… – Он хлопнул себя по коленям и снова захохотал. Он уже не мог говорить, задыхался, пытался рассказать Семенычу анекдот на похожую тему, но захлебывался от смеха и чуть ли не бился лбом о приборную панель. В какой-то миг он все-таки устал смеяться и повернул к Семенычу красное, как свекла, лицо.
Семеныча не было.
Рядом сидел безгубый сероглазый, брат-близнец всех тех, которых Шилов видел до этого. Чужак смотрел на Шилова с нежностью; так мать смотрит на неразумное дитя, которое откололо вдруг по-настоящему чудесный трюк. Гордость и нежность читались во взгляде чужака, и Шилов отпрянул; ему показалось, что его с ног до головы окатили помоями. Сидеть рядом с этой тварью, которая длинными и гибкими пальцами ворошила шевелюру, было неприятно.
– Говорили, не верил. Показывали записи, сомневался. Увидел, осознал, – прошептал сероглазый со странным акцентом. Шилов на всякий случай оглянулся на заднее сиденье, высматривая Афоню. Домовой исчез.
– Где Афоня?
– Феноменально. Захватывающе. Тронуло, как ничто в подлунном мире. Понимаешь, о чем я? Самый простой пример: спичка, которая не только горит, но и тушит, и словно волшебная палочка исполняет желания – это ты. Смертельное оружие, которое не только убивает, но и лечит, и танцует вприсядку – это ты. Понимаешь? «За» и «против» – это забавно, но у тебя есть другое, вроде ненужное, лишнее, но захватывающее, настоящее. «За», «против» и «клубничное варенье». Понимаешь?
– Где Афоня?! – Шилов заговорил громче. От чужака, облаченного в черный обтягивающий костюм, не пахло совершенно ни чем, но Шилова душило, он задыхался, оттягивал пальцами воротник рубахи, сжимал рукоятку пистолета до хруста.
– Афоня неважен. Ты важен. Как ничто в мире, – сероглазый улыбнулся шире. – Каламбур такой забавный: ничто важно, но ты важнее, чем ничто. Ты видишь этот мир насквозь, твой мозг справляется с любым мороком. Ты важен. Понимаешь? Афони не было, я придумал, создал, чтоб усыпить, не получилось, ты справился, твой мозг, твоя душа победила.
– Мой мозг справляется…?
– Твоя душа, – сказал сероглазый и протянул ему руку, положил на плечо. – Пойдем со мной, я покажу, научу тебя, поучусь у тебя, познаю новое. Я тоже хочу душу, это забавно, волнует. Так давно ничто не волновало, очень скучно, муторно жить, когда живешь не ради чего-то, а просто, без смысла, без пути.
– Где, мать твою, Афоня?! – закричал Шилов, сбрасывая руку сероглазого. Он метнулся к двери, дернул за ручку, но дверь не открылась. Он повернулся к сероглазому, направил на него пистолет.
– Ладно… черт с тобой… скажи мне только, тварь, зачем все это? Рай, база на Кумарри, дети, которых я должен был убить?
– Только проверка, – с готовностью ответил сероглазый. Однако Шилов чувствовал, что рассказывает он, потому что сам хочет, а не из-за пистолета; сероглазый не боялся оружия, он был счастлив, так счастлив как Шилов недавно, когда ждал приезда Сони. – Проверка на той планете, искали существо, способное настолько не верить. Ты знаешь веру, что она есть? Вера есть только для лишенных души, обладающие душой не верят, им не надо, они знают. Мы проверяли многих, тысячи, миллионы, нашли единицы, но и они не справились с другими заданиями, верили, гибли. Ты не такой. Ты – наше, мое спасение, последнее, что еще мы не изучили в подлунном мире. Ты так замечательно не веришь, так замечательно рушишь мороки, которые я, мы тебе подсовываем. Ты научишь нас, меня.
– Я хочу уйти, – сказал Шилов, опуская оружие. – Отпусти меня. Я больше ничего не хочу. Я мечтаю уйти, увидеть Афоню, встретить Сонечку. Я просто устал, сероглазый. Если хочешь, забери мою душу, экспериментируйте с ней как хотите, заставляйте верить или не верить, но только отпусти меня. Пожалуйста.
Сероглазый молча улыбался. Улыбался очаровательно; для безгубого, конечно.
Шилов снова направил на него пистолет:
– Отпусти меня, черт возьми! Забери мою душу, что угодно, но отпусти, или я выстрелю!
– Не умеем забирать души, – сказал, наконец, сероглазый, – невозможно, немыслимо. Душа твоя, я тоже хочу такую. Научи меня, помоги нам понять, узнать, познать, не верить.
– Не буду.
– Тогда стреляй.
Он улыбался, и Шилов подумал: вот зараза, думает ведь, уверен даже, что он, Шилов, не выстрелит, вот и скалится. С этим пора кончать раз и навсегда, подумал он, нажимая на спусковую скобу.
Пуля, ломаясь о воздух, застыла, будто муха, попавшая на липкую ленту. Шилов изумленно выдохнул. Кажется, и сероглазый удивился. Чужак ожидал чего-то другого. Он вытянул руку, и воздух разошелся вокруг нее волнами, как вода. Сероглазый коснулся пули, и Шилов, не соображая, что произошло, тоже коснулся ее, и они замерли так, прикоснувшись друг к другу посредством крохотного кусочка свинца. Пуля была горячая, обжигала палец.
– Что происходит? – спросил Шилов.
– Земляне хитрые, настойчивые, – ухмыльнулся сероглазый. – Совсем не ожидал, в чем-то приятно. Не так приятно как твоя душа, сила, способность, но все равно здорово.
– Управление Земли по миграционной политике! Не двигаться! – голос, льющийся сверху, до смешного походил на глас Божий. Шилов вздрогнул. Управление по миграционной политике – одно из названий учреждения, где он прежде работал. Значит, шеф постарался. Значит, все-таки добился разрешения применить «Уничтожитель времени» (тм) на матушке-Земле. Все ради поимки сероглазого. А он, Шилов, что же? Приманка, магнит, как те рыбы, как те наведенные лично для него миражи. Получается так.
