Патент АВ - Лагин Лазарь Иосифович (книги онлайн полностью txt) 📗
Усталый, но не теряющий бодрости и полный великолепных творческих замыслов, возвращается он по вечерам домой, в небогатую свою квартирку, где его встречают Береника и добрейшая вдова Гарго, помогающая ей вести их более чем скромное хозяйство.
Буко Суса судили в закрытом заседании баттогского суда и казнили с быстротой, которая могла бы показаться удивительной, если не учитывать, что он слишком много знал. Но за него некому было заступиться. Впрочем, кроме его жены и дочери, никто о Буко Сусе не пожалел.
Дан Паппула очень скоро оправился от болезни, помешавшей ему принять участие во втором бакбукском процессе. Он, как всегда, жизнерадостен, весел и даже игрив, особенно на допросах. Чувствует он себя отлично, у начальства совсем не на плохом счету. Предполагает через некоторое время, когда заглохнут последние отзвуки дела Попфа и Анейро, перевестись в верховную прокуратуру, где он присмотрел себе тепленькое местечко. Если же там у него ничего не получится, он не будет особенно огорчен. Пройдет пять-шесть лет, и он попробует баллотироваться в губернаторы провинции Баттог. Ведь у него здесь очень не дурные связи в деловых кругах.
Синдирак Цфардейа по понятным причинам находится в длительной командировке за пределами Аржантейи. Вопреки заявлению доктора Попфа, администрация акционерного общества «Тормоз» с кассовыми документами в руках доказала представителям прокуратуры, что никакого Снндирака Цфардейа в штатах общества не значится и не значилось. Здесь приходится отдать должное предусмотрительности господина Прокруста, который всех работников типа Цфардейа проводил по штатам других предприятий, подведомственных господину Падреле, но находившихся вне системы «Тормоза». Господин Цфардейа проводит свое изгнание с пользой для себя и акционерного общества, которому он служит с прежней преданностью. Он богатеет, подумывает о женитьбе.
Отец Франциск по-прежнему руководит своей паствой, правда, несколько поредевшей после процесса Попф — Анейро. Он трудолюбиво произносит воскресные и праздничные проповеди, служит мессы и пользуется несокрушимым авторитетом у прихожан и особенно у прихожанок. Он до сих пор считает своей заслугой проповеди, произнесенные им третьего сентября. Конечно, «эликсир Береники» правильней было бы назвать «эликсиром дьявола». По словам отца Франциска, весь дальнейший ход событий показал, что он был прав. Доктор Попф, конечно же, был слугой сатаны, но сам того не подозревал. Такие случаи не раз описаны в истории церкви. И так как невольный слуга сатаны искренне хотел обратить изобретенный им эликсир на благо сирым и убогим, дьявол не замедлил обрушить на него все мыслимые и немыслимые несчастья. Только благочестивое и бескорыстное сочувствие миллионов верующих обратило внимание господа на происки дьявола, и козни князя тьмы были разбиты вдребезги.
Конечно, такое объяснение хода обоих бакбукских процессов никак не может устроить судью Тэка Урсуса. Но так как в интересах подлинной независимости судьи в Аржантейе не сменяемы, судья Урсус продолжает творить дело правосудия и по сей день.
Аптекарь Бамболи, его неугомонная супруга и все их чада живы и здоровы. После того как господин Бамболи столь недвусмысленно показал по время первого процесса свое отношение к подсудимым, дела его аптеки, и до того не ахти какие веселые, стали совсем плохи. Помогла бутыль с эликсиром, которую Бамболи честно пытался вернуть доктору Попфу в самый день освобождения последнего из-под стражи. Но Попф только отлил из бутыли граммов пятьдесят, а остальное передал в распоряжение аптекаря. При этом были произнесены несколько фраз, которые растрогали господина Бамболи до слез. Он временно поручил все дела по аптеке супруге, а сам, выпросив некоторую сумму взаймы у знакомых и в банке, отправился в отдаленный степной городок, где произвел форменный фурор, закупив девятьсот пятьдесят молоденьких бычков, почти сосунков. Но еще больший фурор он произвел спустя двенадцать дней, когда запродал местному оптовому скототорговцу девятьсот пятьдесят упитанных быков по цене, которая вполне устроила и продавца и покупателя.
(Прошу читателей по возможности держать этот факт в тайне, ибо этим были нарушены охраняемые законом права владельцев «патента AB». Господину Бамболи и Попфу может здорово влететь).
Половину прибыли, полученной в результате этой удивительной операции, Попф взял себе на обзаведение: пожар уничтожил все, что они с Береникой имели. Вторую половину господин Бамболи, как он ни отказывался, вынужден был взять себе. Денег хватило, чтобы рассчитаться с долгами, пожиравшими почти все доходы, получаемые от аптеки, и до ближайшего кризиса несколько упрочить положение этой обширной семьи.
Брат доктора Попфа, скрипач Филиппо Попф, пытавшийся было устроить свою жизнь, выдавая себя за Томазо Магарафа, удержался на этой своеобразной должности только до конца сезона. Он остался с женой и сыном без всяких средств к существованию и уже собирался играть на перекрестках со шляпой у ног, как тысячи других уличных музыкантов. К счастью, если это только можно назвать счастьем, его приметил импрессарио, настолько разбиравшийся в музыке, чтобы увидеть в бедствующем скрипаче высокоодаренного виртуоза. Он предложил Филиппо Попфу ничтожный, почти нищенский, но гарантированный заработок и без особого труда уговорил его подписать кабальный контракт сроком на десять лет. Затраты на рекламу окупились в первые же два месяца. Концерты Попфа очень скоро стали давать полные сборы, сам он из них получал едва лишь три процента. Но Попф ничего не мог поделать: он был рабом контракта. Его могли перепродать в качестве придатка к контракту, и его действительно трижды перепродавали, пока он, наконец, не попал в железные лапы Аржантейской ассоциации владельцев концертных и танцевальных залов.
Господин Примо Падреле ведет дела фирмы с прежней сноровкой и удачей. Он стал благотворителем: строит по всей стране усовершенствованные детские приюты имени Аврелия Падреле. В них принимают только мальчиков. Странная причуда!
Всеми этими приютами управляет Огастес Карб, первый помощник главы фирмы и директор-распорядитель его филантропического секретариата. Он все такой же розовый и белолицый. Не одна девушка из состоятельных семей втайне вздыхает по миловидному, воспитанному, скромному и преуспевающему Огастесу Карбу. Но он с женитьбой не спешит: время работает на него.
Доктор Лойз все еще жив, по-прежнему трижды в день совершает прогулки по Бакбуку, но ни собак, ни, тем более, кошек заводить в доме своем не собирается. Он сильно одряхлел, стал нелюдим, перестал интересоваться новостями, подумывает о том, чтобы бросить практику и удалиться на покой.
Госпожа Гарго аккуратно каждое двадцатое число звонит в редакцию «Рабочей газеты», чтобы напомнить о существующей у них договоренности. Раз в месяц, вот уже восемнадцатый раз, в отделе объявлений, на последней странице помещается фотография ее покойного мужа, а под нею просьба ко всем, кому известно местопребывание изображенного на этой фотографии Педро Гарго, сообщить его матери по адресу: Город Больших Жаб, Сто сорок вторая улица, 71.
Никто не знает, куда пропали шестьдесят два взрослоподобных ребенка, выращенных и вымуштрованных Альфредом Вандерхунтом и Симом Мидрубом. В жалкой газетенке, издаваемой на Силимаку, крохотном островке, затерявшемся в безграничных океанских просторах, в стороне от основных торговых путей, промелькнуло как-то сообщение о том, что несколько солдат местного гарнизона совершили нелепо зверское нападение на мелочную лавку, убили хозяина и всех членов его семьи, переворошили в лавке все вверх дном, но кассы не тронули, а унесли с собой лишь несколько жестянок с грошовыми конфетами.
Возможно, что, прочитай эту заметку Магараф или Корнелий Эдуф, они увидели бы в ней нечто большее, чем обычное сообщение о бесчинствах колониальных солдат. Но газетенка эта выходит в двух с лишним тысячах миль от аржантейских берегов, и никто в метрополии ее не читает.
С полгода назад весь мир облетели сенсационные сообщения об испытании торпед совершенно нового типа. Где-то в окрестностях острова Силимаку устарелый линкор, управлявшийся по радио, был с удивительной точностью поражен торпедой, которая гонялась за ним, словно живая. Не помогли ни зигзаги, ни резкие, на сто восемьдесят градусов, перемены курса. Торпеда настигла линкор, разворотила его толстую броню. Спустя двадцать три минуты он перевернулся и пошел на дно.
