Струна (=Полоса невезения) - Каплан Виталий Маркович (смотреть онлайн бесплатно книга .txt) 📗
Есть ли мне какое-то дело до той старой, давно забытой истории? Какая разница, с чего всё началось? Могла быть и не фотография, а что-то еще. Судьба ведь если хочет укусить, то зубы найдет.
— Знаешь, Димка, — вдруг сказал я. — По-моему, завтра что-то случится. Может, и хорошее…
— Где случится? — не понял он. — Там, куда вы едете?
— Да. Наверное…
Поезд сбрасывал скорость. Это еще не станция — просто он вырвался далеко вперед и догнал своего предшественника. Нас снова тряхнуло, теперь уже в последний раз — и грохот стих. Где-то впереди, в душной черноте горел красный глаз семафора, преграждавший дорогу.
Зачем я сказал Димке про завтрашний день? Снова захотелось с кем-то поделиться, вот и брякнул… А пацан теперь дергаться будет.
Нас снова тряхнуло. Похоже, не все потеряно. Столичное метро — самое быстрое метро в мире.
— Позвоните мне оттуда, хорошо? — сказал Димка. — Чтобы я знал, случилось с вами что-то или нет.
— Угу, — отозвался я. — Если не позвоню до понедельника, значит, случилось. И тогда… даже не знаю, что тебе посоветовать. Только не бойся, я обязательно позвоню.
3
И вдруг я вспомнил, где видел этого человека. Да, именно так! Огромный портрет в кабинете Кузьмича. И не маслом по холсту — скорее, увеличенная цветная фотография. Седой, слегка обрюзгший дядька с холодными, чуть, может, раздраженными глазами. Тогда я не отважился на вопросы — и в итоге все же получил ответ.
А ведь еще в тот раз шевельнулось смутное воспоминание. Шевельнулось — и сейчас же юркнуло во тьму. А теперь, в тени рыжих дачных сосен, в теплом запахе хвои и яблок, на фоне доносившейся из сада музыки, я наконец узнал его.
Карпинский Максим Павлович, народный артист, тогда еще Союза… Конечно, это был он — первая флейта оркестра имени Казакова. Первая флейта… Нет, даже не так. Просто первый.
Кажется, Люда, сестра моего одноклассника Сашки Антонова, проходила у него в консерватории мастер-класс. Или ее Лерой звали? Выветрилось из головы. Зато я прекрасно помнил, как в розовые годы моего младшеклассного детства он вел передачу по третьему. Как же она называлась… Ах, да, «Волшебная флейта».
Детишкам о музыкальной классике. Очень, знаете ли, поучительно.
Правда, особых пристрастий к музыке я в ту пору не испытывал, и потому в памяти отложилось немногое. Обрывки какой-то ужасно бодрой мелодии, добродушное улыбчивое лицо, старомодный, но аккуратный фрак и громадный бант на шее. Тогда он был совсем еще не стар — народный артист Карпинский. Тот самый, что сидел сейчас передо мною в широком кресле-качалке.
Карпинский… Я был почему-то уверен, что он давным-давно умер. Последние десять лет его совсем не вспоминали, да и крутилось что-то в голове… то ли авария, то ли «тяжелая продолжительная болезнь». Или я чего путаю?
— Вот, Максим Павлович, — Лена широко улыбнулась. — Познакомьтесь, наш молодой, но подающий надежды сотрудник. Константин Антонович Ковылев. Служит у нас меньше года, а уже Хранитель второй категории. Причем вполне заслужено.
Она усмехнулась как-то смущенно, и я вдруг понял, что она слегка стесняется этого человека и уж точно боится опозориться в его глазах, словно маленькая девочка-ученица, влюбленная в своего учителя.
Робость? Вот уж не думал, что это свойственно Лене. Еще недавно, когда она знакомила меня со здешней компанией, в голосе ее причудливо сочетались смеховые нотки и острые льдинки. Казалось, намекала: тут, Косточка, всё не так просто.
Это я и сам понимал. Старый и тихий дачный поселок, погруженный в августовскую жару… Странный, если вдуматься, поселок, таких сейчас осталось немного. Не было тут ни новорусских коттеджей, притворяющихся старинными европейскими замками, ни двухэтажных курятников на распаханных до последнего сантиметра шести сотках. Почти все участки заросли соснами и березами, всюду тень и прохлада, словно солнце и не жарит с удвоенной силой — быть может, последний раз в этом году.
Поселок явно появился на свет не в наше смутное время. Судя по деревьям, ему никак не меньше полувека. Номенклатурные дачи? Огромные, теряющиеся в глубине участки, казалось, подтверждали эту гипотезу. Только вот не было тут ни внушительного забора с колючкой, ни будки охраны. Да и смешно сказать — асфальта не было. От шоссе мы едва ли не километр двигались по грунтовке… вполне приличной грунтовке, но что здесь творится в осеннюю распутицу?
Мы с Маусом проехали почти до конца длинной и прямой улицы. Метрах в ста, за невысоким сетчатым заборчиком, уже начинался бескрайний лес. «Запросто заблудиться можно», — пояснил юный хакер с таким видом, будто регулярно скитался в здешних джунглях.
Джунгли, впрочем, были и на самом участке — между соснами росла высокая, едва ли не в пояс, трава, то и дело встречались одичавшие кустики некогда садовой малины, пара яблонь перед домом гляделась как-то чужеродно, словно по ошибке занесенный сюда осколок стандартного дачного бытия. Всезнающий Маус пояснил, что траву не косят специально — Старик любит дикую природу и терпеть не может организованных клумб или, того хуже, грядок.
Что ж, видимо, он мог себе это позволить.
Впрочем, с северной стороны дома обнаружилась и вполне цивильная лужайка, где вовсю развлекалось высокое струнное начальство. Пряно пахло шашлыками, тянулся в небо еле заметный в таком безветрии дым от мангалов, а разложенная прямо на траве клеенчатая скатерть была подстать своей сказочной сестре. Во всяком случае, в плане изобилия.
Народу оказалось куда больше, чем я расчитывал. Человек тридцать, не меньше. Неужели все они — Старшие Хранители? И это ведь только столичное начальство…
Лена, на сей раз облаченная в светло-серые джинсы и легкую, едва ли не воздушную блузку, приветливо махнула нам с Маусом рукой, но не подошла. Она колдовала над шашлыками, и надо сказать, довольно умело. Молча присоединившись, мы начали помогать.
— Ну вот, и этот можно ставить, — промолвила она спустя пять минут тишины. — Ты, грызун, последи пока за шампурами, а я твоего начальника с народом познакомлю.
Спустя десять минут интенсивных рукопожатий и не особо тонких шуток у меня все перемешалось в голове. Запомнил я лишь полного, идеально выбритого господина в полосатых шортах — им оказался начальник Патронажного отдела Геннадий («Зачем вам отчество, Костя? Просто Геннадий, лады?»). Наверное, именно он должен на днях прочитать мой отчет о событиях в «Березках». Легко представить, как это луноподобное лицо неприятно сморщится. Сейчас, однако, оно лучилось добродушием. «Ни слова о делах! — успела шепнуть мне Лена, подводя к слегка уже набравшимся гостям. — У нас тут теплая неформальная обстановка, а всё остальное с понедельника».
Более того, с веселым и очень дружеским выражением она познакомила меня с высоким, сухим дядькой, перебиравшим гитарные струны в поисках, должно быть, каких-то несуществующих в мире аккордов.
— Вот, это Володя! — представила она гитариста. — Володя Ситрек, инопланетянин. Прилетел к нам с Веги. Эксклюзив, цените. А это Костя, очень многообещающий наш молодой кадр. Думаю, вам будет друг с другом интересно.
Не знаю уж, что думал на сей счет руководитель «Веги», но лицо его осталось безмятежным. Крепко пожав мне руку, он попросил меня быть как дома — и вновь предался своим музыкальным опытам. На мой вкус, звучало вполне посредственно.
После Ситрека был куратор неформальных детских организаций — в памяти отложилось что-то мелкое и ужасно суетливое, затем — начальник информационного отдела, главный техник, главный юрист, главный… лица этих главных слились в некое обобщенное пятно, напрочь лишенное каких бы то ни было деталей. Нечто подобное однажды уже со мной было — в Мраморном зале, когда я, как ни вглядывался, совершенно не мог разглядеть своих судей. И хотя логика подсказывала мне, что здесь их нет, здесь собрались крупные шишки, с самой вершины нашей музыкальной ёлки — но что-то скреблось внутри. Какой-то маленький, упрямый птичий коготок. А может, крысиный.
