СССР - Идиатуллин Шамиль (книги полностью txt) 📗

Никитских снова прервался для судорожного вздоха. Игорь ждал.

– И последнее. Я никогда ни у кого ничего не прошу. Но сейчас попробую. Игорь Никитич, если найдете для меня место, чтобы работать на благо «Союза», хоть за сильно меньшие деньги, – я готов. Дети у меня выросли уже, сами зарабатывают, жена нормально получает. Так что за деньгами я не гонюсь. Хочется все-таки на правильную жизнь внуков поработать, раз уж детям ничего лучше образования и денег дать не смог. Ну не получится – ладно, пойму. Пойду в высокооплачиваемые топ-менеджеры. Все, прости, Игорь, больше не перебиваю. Давай про свою иронию.

Игорь, помолчав, медленно сказал ровно то, что собирался:

– Ирония ситуации, Алексей Саныч, заключается в том, что я приехал в Иркутск, чтобы найти ответ на два вопроса. Первый: может ли местное предприятие стать кустовым центром логистики и продвижения нашей продукции для всей Восточной Сибири и Дальнего Востока. Второй: стоит ли попробовать создать здесь общественное движение под условным названием «Союз Советов», которое как минимум обеспечит нам лояльную аудиторию, а как максимум самостоятельно выйдет на выборы следующего года – они у вас в октябре, – а затем попробует стать основой для подъема на федеральный уровень.

Никитских зашевелился, но Игорь продолжал, не отвлекаясь:

– То есть пока Дорофеева нет, я не могу сделать ему формальное кадровое предложение, а без этого не могу просить вас о переходе вот на эту партийную работу. Но мне кажется, что на самом деле ответы на оба этих вопроса я уже нашел.

4

– Давайте я хоть дрова порублю, – без особой надежды сказал Игорь.

– Все нарублено, куплено, сложено, – отрезал Никитских. – Чуть-чуть уже, полчаса осталось.

– А мне что делать? Не могу я так сидеть.

– Воздухом дышите, как Валентин Николаевич вон. Воздух тут какой, а? У вас, поди, такого нет.

Игорь повел плечом и огляделся. Воздух здесь в самом деле был неплохой – уж всяко получше городского, от которого Бравин, оказывается, здорово отвык и который, оказывается, полдня сидел у него где-то между лицом и мозгом, как вот такенный аденоид, и только теперь потихоньку вытекал через невидимые миру сопла. Негородской воздух остро струился от Ангары, что справа, душноватым валиком – от леса, что справа и сзади, и горькими щипками – от мангала, что почти под левой ноздрей. Не только из-за мангала этот воздух был сильно жиже и хуже союзного, но все равно именно мангал почему-то очень отвлекал и не позволял талантливо угомониться, как откинувшийся затылком на ажурную деревянную вязь Дорофеев.

– Ну не могу я так, Лексей Саныч. Давайте хоть нанизывать буду. Я вообще люблю шашлыки-то делать, и получается вроде.

– Вроде, Игорь Никитич, это несерьезно, – сказал Никитских, назидательно приподняв букет голых шампуров, только что принявших ванну из раскаленных углей. – Люблю – это тоже несерьезно. К настоящим мужским блюдам надо подходить профессионально. И уж в этом бизнесе я, уверяю вас, профессионал.

Сказавши так, Никитских решительно отвернулся к тазу и одним движением нанизал на стальные дроты сразу десяток вялых от майонеза свиных кубарей.

– Профессионалам – зарплата навалом, – пробормотал Игорь и откинулся было, но тут же вернулся в позицию «аккуратный присед».

Потому что Дорофеев вдруг оттолкнулся затылком от стеночки и вертанул головой, мазнув по соседу быстрым взглядом. Поймавшись в Игорево внимание, он улыбнулся, как плюшевый мишка, и, видимо, объяснил:

– Вот уж не знал, что кто-то еще может так, с ходу цитировать.

– Как – так? Как вы, что ли? – спросил слегка уязвленный Игорь.

– Не, как один там... Знакомый, короче.

– А. Польщен.

– Да не, в самом деле, Игорь Никитич. Поэт культовый, но у другого, скажем так, поколения. Вы все-таки помоложе будете.

– Ну, буду, наверное. А вы о ком вообще?

– Дак о Высоцком.

– Ох ты. – Игорь смущенно усмехнулся. – А это Высоцкий, значит. Не знал. Отсюда следует, знакомый ваш сохраняет гордое первенство.

– Хочется верить. Алексей Саныч, огурцы-то резать?

Никитских, омаром ползающий вокруг мангала, недовольно поднял медное от жара лицо, похоже, отмотал назад и осмыслил реплику и, не расставаясь с суровостью, сказал:

– Давно пора. И хлеб тоже.

И снова нырнул в раскаленную стеклянистую прозрачность, бормоча про то, что все приходится самому, и если не скажешь, так и не почешутся. Игорь и Дорофеев переглянулись, одинаково втянули ухмылки и, крякнув, отправились потрошить пакеты с закуской.

Уровень вечернего отдыха Никитских менял неохотно и с боями. Сперва предстояло ехать на открытую веранду самого пафосного ресторана с самым модным эстрадным коллективом города, который по такому случаю отменял дежурство в ночном клубе. Пожелание Игоря переговорить в несколько более интимной обстановке было, естественно, воспринято буквально. Перспективы ужина в заведении «Сераль», скупо, но выразительно обрисованные Никитских, были так заманчивы, что Игорю стоило некоторого труда и большой силы воли объяснить: интим – это когда не отвлекают от разговоров, а досуг... Не до них, ей-богу. Никитских повздыхал, но сразу не сдался, поочередно предложив апартаменты на Байкале, загородный дом приемов обладминистрации и учебную базу партии власти (Игорь нехорошо оживился, Никитских поспешил сбросить планку на следующее деление). База отдыха при недостроенном горнолыжном курорте почти прокатила, но режим «густо–пусто» – персонала, в том числе кормильцев, могло и не хватить, особенно случись сегодня празднование какого-нибудь нескромного праздника,– заставил передумать самого Никитских. Вот и вышло, что велико Приангарье, а посидеть, кроме как на даче Никитских, и негде.

Игорь имел дополнительный интерес к загородной резиденции главы местного «Союза». Это по квартире непросто догадаться, что собой представляет хозяин, – там все слишком сильно зависит от хозяйки. Дача – немножко другой коленкор. Она с советских времен была точным слепком фигуры, в которую складывались представления главы семьи о прекрасном и готовность эти представления еженедельно поддерживать.

У Никитских слепок вышел довольно симпатичным. Что участок с резным забором, что дом были аккуратными, чистенькими и соразмерными. Домик построился давно и не таджикско-молдавско-корейскими руками, а своими, с любовью и выдумкой, по старательно переосмысленному типовому проекту полувековой давности. Дом сохранил задуманные горизонтали и вертикали, подкрашивался и подлатывался как надо, внутри сыростью не пах, второй этаж и крыша с год назад дождались капремонта, но избежали буржуйских пристроев – так что даже правнуки Никитских имели резервный полигон для молодецких игрищ и забав.

Из новодела на участке выделялись только беседка и роскошный сарай-гараж, недообитый вагонкой, что тоже говорило в пользу хозяина. Значит, сам околачивает, своими руками, и не груши, что совсем хорошо. Груш, кстати, не было, зато прочие плодовые деревья были представлены в нехарактерном вроде бы для Восточной Сибири изобилии. Игорь и колосящейся кукурузе с гаоляном не удивился бы, ибо что нам несезон.

Беседка зато была изящна и отточена, площадка с мангалом приткнулась к ней под исключительно правильным углом, – чтобы разнежившиеся под резным куполом гости не подвяливались вместо шашлыка, а шашлык чтобы достигал их зубов румяным, лютым и пузырящимся.

Игорь с лету обглодал один шампур, потом, удивляясь себе, – еще один, под два быстрых тоста, нелюбимая вообще-то водка пошла как лимонадик в детстве. Солово посопев и похрустев огурцами с черемшой, потянулся за следующим, осекся, поймал сдержанное ликование во взгляде Никитских и со словами: «Лексей Саныч, вы бог» – растянул мясные бусы вдоль губ и принялся неторопливо выгрызать светлые волокна из-под шипящей корки.