Дозоры.Сборник. Книги 1-10 (СИ) - Лукьяненко Сергей Васильевич (книги онлайн .TXT) 📗
– О чем ты, Химригон? – помедлив, уточнил Денисов.
– Мое предложение, поди, хорошее! – вынув трубку изо рта, собрав на лбу морщины, твердо проговорил шаман. – Я за-ради того и пришел к Миколаше, за-ради того и тебя до беседы допустил, штоб уговориться полюбовно.
– Да о чем ты речь-то ведешь? – раздраженно повысил голос участковый. – О чем уговориться?
– Как же? – удивился шаман. – Да я же про сына йиво толкую, про внучка тваво!
Сердце подпрыгнуло и понеслось вскачь. Денисов затравленно глянул на Крюкова – тот побледнел, опустил глаза в пол, и только желваки ходили ходуном под молодой упругой кожей.
– А что с моим внуком?
– Как же? – пуще прежнего удивился Химригон. – В обучение хочу взять!
– В какое обучение? – простонал Денисов, окончательно переставая понимать суть происходящего.
– Хочу сделать из йиво настояшчего шамана! – важно произнес Химригон. – А вот таперича давай вывод, Федор! Ну? Не всегда отец может правильно объяснить сыну, куды следоват лететь! А от этих причин много бед произвестись может, которы я раньше сказывал в разрезе былины.
– Что-то я не возьму в толк, Химригон! – очумело помотал головой Денисов. – Ребенок ишшо не родился. Энто первое. Родится ли он Иным – большой вопрос. Что за радость тебе заранее уговариваться с нами, ежели ишшо неясно, расположен ли он будет шаманить? Энто второе. А третье…
Милиционер умолк, прерванный тонким смехом Высшего Темного.
– Тебе, Федор, надыть книжку-то от городского Светлого попросить! Там хучь и ересь разна местами пропечатана, но ить и правдень имецца!
– Говори! – попросил Денисов.
– Говорю! – согласился Химригон. – Така выкрутась нечасто образуется, штоб дед – Светлый, а отец – Темный. От таких предков ребятенок мо́гущ и хрустенек получацца! Такому ребятенку направление задать – там не то что Высший, там Великий до берега долетить!
– И ты хочешь, чтобы я самолично дозволил соорудить из собственного внука Великого Темного?!
– А это предопределено, Светлый Клин! – неожиданно взгрустнул Химригон, будто сама мысль о какой бы то ни было предопределенности печалила его. – Тут ить тока тот вопросительный разрез, в чьи руки попадеть мальчонка. Мабуть, в добрые, мабуть, в худые, мабуть, в никчемные, мабуть, в умелые. Даже тебе, Светлый Клин, не перелицувать йиво в Светлого, коли на роду писано другое. А меня ты знашь – я баловством не заимаюсь. У меня чичас столько сил, што я могу все! – заносчиво сказал он. – Но ить дурниной не пру, чароплетством не пробавляюсь, людишек не мучаю, под себя не подминаю. Живу себе потихоньку да помаленьку в такой глуши, што даже медведи меня за сваво разумеють. А попадеть дите к Аесарону? Што думашь? Думашь, он свою пользу упустит? Думашь, он йиво к Дозору не подключит? Думашь, не заставит победокурить?
У Денисова разболелась голова. То, о чем говорил Высший шаман, требовало проверки и осмысления. Сборник легенд и мифов, о котором он упоминал, не может считаться сколь-нибудь надежным источником информации, но ведь наверняка есть в архивах Ночного Дозора какие-либо упоминания о гипотетической силе ребенка, чей отец является Темным Иным, а дед – Светлым. Федор Кузьмич ни о чем подобном никогда не слышал, но Химригон прожил на свете на триста с лишним лет дольше… Правда, есть поговорка, согласно которой человеку можно верить наполовину, Светлому – на четверть, Темному – никогда.
– Вот, значит, чем вызвано столпотворение у ворот дома… – пробормотал Денисов.
– Рази ж это столпотворение? Почтение свое выражають. То ли ишшо будет, ну а так – да. – И Химригон, подтверждая свои слова, солидно, с достоинством кивнул. – А ишшо ты вот о чем подумай, Федор… – Шаман вновь закурил, шумно выпустил дым к потолку. – Аесарон – не самое страшное, што может произвестись. Аесарон, хучь и ловок, хучь и рьян, а связан по рукам Договором. Разойдецца не в меру с обучением Великого – так йиво Инквизиция, поди, приструнит. И цыганочка, что конякой тебя нонче выручила, тожить не страшна – ну, скрадеть пацаненка, ну, обучит йиво какой цыганской премудрости, так ить отышчут ие, потому как хорониться она не мастачка, тока ездить-кочевать сподобна. А вот надысь до меня приходил рекрутер – кто таков, откедова? Я бы покопалси в йем, да нужды и любопытства тады не было, а чичас уж поздно горевать. Предлагал мне вступить в секретну обшчину. Што думашь? Ты вот слыхал про таку секретну обшчину? Чем заимаица, из каво состоит, кто в йей барствоват? Прикинь себе на ум, што станет с внуком твоим, ежели он в таку обшчину попадеть, котора ни Договора не чтит, ни подчиняцца никому не желат. Чему йиво там научуть?
– Ты меня покамест не пужай. Дай отдышаться, Химригон! Озадачил ты меня, едрить твою редиску… Коля, – встрепенулся Денисов, развернулся лицом к зятю, – а ты-то что про все про энто думаешь?
Бледный, какой-то измученный зять нервно поднял голову, мельком глянул на тестя и вновь уставился в пол.
– Мы с вами потом об этом поговорим, папа, – сквозь зубы выцедил он и снова застыл.
– А вот и верно! – обрадовался вдруг Химригон. – Дело это ваше, семейныя, вы обсудитя, обсудитя! Я торопкости допускать не намеренный, я чичас уйду, а вы подумыйтя. Срок ишшо дальний, успеитя ишшо прийтить к согласию. А уж я почую, как и што…
Дальнейший разговор не клеился. Колпак с горницы был убран, Николай налил гостям травяного чаю, и, прихлебывая его вприкуску с комковым сахаром, Иные старательно вели светскую беседу, но самое важное уже было сказано. Такое важное, что холод взял Денисова за сердце и не отпускал, и такая жуть временами накатывала, что просто сознание меркло. Как же так? Родной внук – и вон что? Родная кровиночка, не родившийся пока сынок Катерины – и еще до появления на свет обречен быть темнее ночи? Что там сил у Николая? Плюнуть и растереть! Лет через сто, ежели стараться будет, вырастет до четвертого-третьего ранга. А Высший шаман, да обученный другим Высшим шаманом, – это страсть как худо! Это такая пропасть, что ни смириться, ни преодолеть. А что уж говорить, если вдруг действительно не просто Высший, а Великий…
Впрочем, любопытные моменты в разговоре тоже были. Когда внезапно вторично коснулись неведомого рекрутера, на сумеречной картинке, любезно вынутой Химригоном из собственной памяти, Денисов увидел Леньку, которым интересовался еще с момента исчезновения стройматериалов. Денисов продемонстрировал другую картинку – выуженный из сознания агронома Семена Модестовича образ кетского шамана, что приходил с Ленькой к постели умирающей.
– Амос Бочкин! – уверенно назвал Химригон. – Оне с Флегонтом сродственники, который Остыган Сулемхай. Ну, Флегонту-то он не чета, хучь и сродственник, но кой-чиво умет, это правдень.
– Слыхал я, что исчез Флегонт. Не в твою ли глушь подался? Не к тебе ли присоседился?
Химригон поерзал на стуле, крепко задумавшись, потом покачал головой:
– Не, я бы Остыгана почуял. Он мушчина правильный в разрезе воспитания, он бы сперва у старшего – у меня тоись – дозволения попросил. Раз уж этакий разворот с твоим Ленькой возник, который с Амосом таперича дела ведет, я бы чичас предположение дал, что раньшее рекрутер к Флегонту подгребал. Мабуть, Остыган нонче в той секретной обшчине обитат, куда меня Ленька звал.
– Интересно… – озадачился Денисов.
– А жизня, Федор, – оживился шаман, – жизня – она вапче таперича антиресная повелась! Ты слыхивал ли, што людишки до звезд добрались? Я вот помню, манинькой был, так меня наставляли: Млечный Путь – это дорога Дога, темно пятно на Луне – это девка с ведром, котору Дог туды в сердцах закинул. Ну, я-то как подрос да сил набралси, штоб по второму небу гулять, я сразу уразумел, где правдень, а где сказочки. Мабуть, и докинул Дог девку до Луны, но пятно не от нее образовалося. Я и про космос много разного смекнул, но объяснить никак не мог. А тут полетел Гагарин… – Фамилию космонавта Высший шаман произнес с восторженным придыханием. – Полетел – и все разглядел, как я и придумал себе в голове! Я вот вашу Советску власть токма за это и уважаю, што летать человека научили.
