Тропа до звезд (СИ) - Лепехин Александр Иннокентьевич (лучшие книги без регистрации txt) 📗
— Назар, заканчивай, — лоцмана снова взяло недоброе предчувствие. Холм, волна, лестница. Пол снова качнуло, дополняя наваждение. — Надо уходить. Пни реакторный ИИ по шарам напоследок, чтобы дал нам время смыться — и топай сюда. Назар, слышишь меня? Назар!
— Я слышу тебя, друг, не кричи так, — спокойно, с обычной своей нежностью в голосе ответил андроид. Правда, сейчас чуткое ухо могло уловить нотки грусти — так, будто говорящий просил за что-то прощения, понимая, что нет, не простят. — Реплистаты в рабочем режиме. Там дети. Я не могу их оставить.
— Да какого diable! — взвился Саймон. — Не оставляй, никто ж не требует! Сейчас я их тоже перетащу…
— Нет, — теперь тон кибера звенел решимостью. — Я верю тебе. Я верю Магде. Я верю Ла Лобе и даже Моди. Но я не хочу, чтобы эти дети попали в чьи-либо еще руки. Лоцманов, ооновцев, революционеров, ученых, спецслужб… Я хочу, чтобы они выросли людьми. Просто людьми.
— Но он не усп-пеет! — «халат», перенесшийся с первой группой, слышал весь разговор и теперь на цыпочках выплясывал рядом. — Или од-дно, или д-другое! Стоит «отп-пустить» реактор, как тот рв-ванет!
— Ты все слышал! — прокричал лоцман. Магда, проталкиваясь через толпу, спешила навстречу, показывая знаками, мол, давай, шагай, а там я его… — Назар, давай без глупостей! Пожалуйста! Мы что-нибудь сообразим!
— Есть двери и есть ключи, Саймон, — грустно шелестнуло по связи. — Я должен закрыть ту, которую отпер. И должен сделать это сам.
Саймон открыл было рот — и осознал, что воздух из легких вырывается помимо его собственной воли. Лаборатория просто исчезла — вся, целиком. Люди висели в вакууме, без скафандров, без защиты…
Решение пришлось принимать быстро, даже быстрее быстрого. Уже через мгновение всех жестко поприветствовала гравитация в спортзале «Группера». Среди хрипов и кашля в третий раз тяжко грохнуло — толстостенный шкаф, слава Мирозданию, никого не зашиб.
— «Фогель-раз», ответьте! — надрывался в командном канале Микко. — Доложить обстановку немедленно! Куда вы пропали? Куда пропала эта чертова хреновина?!
— Спокойно, «Зеро», без нервов, — Саймон опустился на мягкое покрытие, чувствуя, что еще минута — и ему не потребуется снотворное. — Все… — он пересчитал сигнатуры, — …да, все эвакуированы. У нас документация, у нас свидетели… Вы спаскапсулы подобрали, кстати?
По ту сторону связи шумно выдохнули. Послышались отголоски спора, потом, похоже, бразды правления перехватил Моди. По крайней мере, именно его осторожный голос задал вопрос:
— Дело сделано, господин Фишер, но куда теперь? Мы окружены сразу двумя флотами — и я не готов предсказать, сколько еще им для своих нескучных утех будет хватать друг друга.
— А теперь — отключайте подавитель, господин Джахо Ба, — голова кружилась, ее подхватили сзади и помогли не отвалиться и не свернуть шею. Коленки у Магды оказались мягкими и упругими. — Пусть кто-нибудь перенесет нас к Земле.
— К Земле? — Моди, кажется, не сильно удивился. — Любопытный план, господин Фишер. И что мы там будем делать?
— Сдаваться, Бернар, — Саймон уже едва шептал, проваливаясь в темноту. — Конечно же, сдаваться.
Чудовищная волна накрыла холм, снеся бесконечную лестницу и разметав ржавую глину. Но к тому моменту на холме уже никого не было.
Эпилог
Саймон вновь приближался к месту своего назначения. Этот коридор бил прямо и недалеко, словно джеб, а стенные панели рассеивали мягкий свет дорогим, темным от времени деревом. Компанию им составляли бра из венецианского стекла и ковровая дорожка из настоящей шерсти. Все было, как всегда: обыденность Семейного гнезда Фишеров.
Переступив порог кабинета, Саймон замер на несколько секунд. Он знал, что должно произойти дальше. Знал, какое место следует занять за широким, приземистым столом. Но не хотел торопить события. Не желал соглашаться с неумолимой причинно-следственной связью.
— Добрый день, — негромко раздалось сзади. Зная, кто стоит за спиной, лоцман вздохнул и все же сделал шаг вперед. — Изучаете новые владения?
Пропустив Мягкова, Саймон подошел к креслу главы Семьи. Потер большим пальцем обивку, покачал спинку.
— Скорее, принимаю последствия сделанного выбора.
Положив тощую папку на край стола, Кирилл тоже остался стоять — то ли из уважения, то ли не собираясь задерживаться.
— Выбор — это все, что у нас есть. Сделав выбор, мы сталкиваемся с его последствиями. А тот путь, что остался вне выбора, зримых последствий не имеет. И кажется в силу этого легче и проще. Каждому свое.
— Знаете, Кирилл, принцип «каждому свое» выглядит справедливым, — парировал Саймон, усаживаясь все-таки в кресло и подгоняя его под фигуру. — Но на самом деле нет, он несправедлив. Мир несправедлив. А выбор, который мы делаем — это тот максимум справедливости, который мы можем сами себе произвести.
— Полностью и совершенно согласен, — Мягков не моргнул, его тон не изменился. — Будете знакомиться с делами?
Да, теперь у новоиспеченного главы Семьи Фишер имелись дела. После того, как отец, поседевший, осунувшийся, весь какой-то сгорбленный, чуть не упал, увидев блудного сына живым. После того, как, выслушав всю историю от начала и до упора, долго молчал и тер лицо ладонями. После того, как во всеуслышание объявил, что в силу явной неспособности действовать на благо Семьи отрекается от своего звания — и передает его законному наследнику.
После того, как Магда, узнав обо всем, заявила, что спать с простым лоцманом еще куда ни шло, но целый господин Саймон Петр Фишер, глава Семьи Фишер и не последняя задница в Профсоюзе теперь занимает слишком много места в постели…
Он не стал ее останавливать. Каждый должен иметь право на выбор. Только в памяти все крутились строки старой, некогда запавшей в душу песни:
Я хотел бы остаться с тобой,
Просто остаться с тобой,
Но высокая в небе звезда
Зовет меня в путь.
В любом случае, Саймон был благодарен. Гражданка Объединенных Систем Магда Маричкова не попыталась скрыться раньше, прежде чем всему Фогельзангу выдвинули серьезнейшие обвинения. Она выступала перед судом и на заседаниях Генеральной Ассамблеи, отвечала на вопросы, давала показания, свидетельствовала, подтверждала, опровергала. Мягков не подвел: на стороне Новых Автономий и «обманом введенных в заблуждение политически активных граждан» выступил весь Профсоюз — единым фронтом, даже Семья Аль-Азиф. Лучшие адвокаты перекапывали административное, гражданское и военное право, работая, казалось, без перерывов на туалет и кофе. Но все равно — стоять перед следователями, комиссарами ООН и судьями приходилось вполне конкретным людям. И никто, кроме них самих, этого сделать не мог.
Постепенно вектор задаваемых вопросов изменился. Из обвиняемых члены Фогельзанга становились свидетелями. Генеральная Ассамблея ООН завозилась, словно медведь в собственной берлоге, и начала выбрасывать из норы прижившихся за долгое время паразитов. Верховный суд Объединенных Систем — а также слегка разочарованные новостные каналы, — все почуяли, как под жаровней снова разводят огонь, и чье-то мясо начинает обугливаться уже всерьез.
Анжело Оосава отрицал все до последнего. Когда же его прижали к стенке вилами доказательств, внезапно перестал извиваться на их зубцах и толкнул пафосную речь. Из его слов выходило, что «никто не имеет права обладать монополией на чудо, оно должно быть взвешено, измерено и признано годным для общего блага людьми компетентными, а не заботящимися только о собственной выгоде». Когда нужда в присутствии на заседаниях отпала, Саймон перестал их посещать. Его совершенно не интересовало, сколько и чего получит господин бывший замглавы Четвертого комитета.
Тем не менее, нанести визит еще одному участнику истории потребовалось.
Ицхак Шмуэль все так же блуждал среди архивных стеллажей, сопровождаемый своими экстравагантными дронами и запахом старой бумаги. На появление лоцмана от отреагировал ожидаемо — то есть, никак. Лишь развернулся и сложил манипуляторы на животе. Ну, там где у живого человека должен был быть живот.
