Сонник Инверсанта - Щупов Андрей Олегович (книги бесплатно без онлайн .txt) 📗
Случались, впрочем, и паузы, когда меня оставляли в полном одиночестве. Один раз я даже нашел в себе силы подняться. Однако сумел дойти лишь до двери. В голове обморочно зашумело, и я рухнул на пол. Рухнул, надо сказать, крепко. Что называется – со звоном. Точно колокол, сброшенный моим тезкой, Петром Первым, приказавшим переплавить колокольное многоголосье в многоголосье пушечное. К слову сказать, именно в этом падении я увидел самый дурной из своих кошмаров. Земля полыхала подо мной и содрогалась, тучи сходились отовсюду, свивая вокруг головы беспокойное ожерелье. Сквозь пыльное марево внизу угадывался незнакомый город. Вернее, его руины. Фигурки людей напоминали мириады рассыпанных тут и там запятых.
Выбравшись, наконец, из кипящих клубов плазмы, я разглядел, что исполинской грибной шляпой над землей разрастается ядерная жуть. Как все чужое и инородное, она завораживала взор. Наверное, я мог бы смотреть на нее часами, но еще ближе наблюдался результат ее появления – развалины некогда освещенных электричеством и заселенных людьми домов. Кровь спеклась на тротуарах темной коркой, по улицам, покачиваясь, бродили лишенные кожи существа. Даже выть от боли они уже не могли, – голосовые связки выжег все тот же безжалостный огонь. Так или иначе, но ужас мой был таков, что следовало поскорее приходить в себя. Жар продолжал проливаться на землю, добивая раненых, а тела убитых превращая в мумии. Тут и там на стенах домов я видел черные, обугленные силуэты. Это было все, что осталось от некогда стоявших здесь людей. Они даже не сгорели, они попросту испарились. Есть мера человеческому отвращению, и подобных картин я просто не желал видеть. Переступив ГРАНЬ, мы рискуем перестать быть людьми, ибо за этой гранью ничего человеческого уже нет. Там либо животная паника, либо безумная ненависть…
Я не очнулся в полном смысле этого слова, но все-таки большей своей частью сумел вернуться в мир. Кроха сознания еще витала над обломками небоскребов, однако сквозь ресницы я уже мог рассмотреть беленый потолок, а слух пусть и с некоторым трудом, но начал воспринимать окружающие звуки.
Первое, на что я обратил внимание, это на то, что потолок заметно подрагивает. Впрочем, никаким землетрясением здесь не пахло, – это пинал меня под ребра подкравшийся Поводырь. Сбросив меня с кровати, он периодически плескал в мое лицо чаем и снова с остервенением работал правой ударной ногой. На побои я по-прежнему не реагировал, и пинать он меня скоро перестал. Какой интерес бить жертву, если она отказывается реагировать? Кроме того, исчез главный заступник Поводыря, и без Керосинщика он малость присмирел.
Надо сказать, что Керосинщика успели хватиться еще вчера, в день моей операции. Его искали везде, но по сию пору так и не сумели найти. Я, разумеется, кое-что знал, но предпочитал помалкивать. Операционный мой бред по-прежнему стоял перед глазами, но пытаться связать случившееся с галлюцинациями я все еще не осмеливался, а недавние рассуждения Павловского о реальности варанингё, чурсхэ и прочих колдовских странностей, по-прежнему, казались полнейшей чепухой. Хотя… Иные из моих снов действительно получали престранное продолжение. Однако от мыслей о колдовстве я был все еще достаточно далек. Проще было поверить в совпадение…
Дождавшись, когда Поводырь выйдет из палаты, дедок Филя и конопатый Саранг кое-как перенесли меня на кровать. Кто-то из них тут же спроворил утку, а в ладонь мою сунули таблетку Пенталгина. Я благодарно кивнул. Удивительное дело! В самых разнузданных ситуациях в людях продолжало теплиться человеческое. Пожалуй, из подобных открытий и состоит главная ветвь нашей жизни. Все прочее уходит корнями в землю, в перегной и желудки червей. С квартирами, толстыми кошельками, мебелью и Тенью, столь не любимой Осипом. Остается лишь то, чему должно оставаться, – вот вам и вся технология загробного существования! Душе суждено жить памятью вещественной, но никак не материальной. И, увы, ни красивая одежка, ни лакированные лимузины, ни величественные дворцы искомой душе абсолютно не требуются. Как хрестоматийной козе хрестоматийный баян.
И было еще одно маленькое чудо. Какое-то время мне удалось побыть Осипом. Я не очень понимал, как это произошло, но, видимо, душе тоже порой становится душно в собственном теле. Ну, а мой пронырливый Отсвет против такого хулиганства особенно не возражал. Маленький мой друг снова пребывал в кабинете Питона и прямо сквозь стекло запертого шкафа одну за другой вынимал толстые книги. Что-то он в них искал, а значит, искал и я. Но нам попадалось все время что-то не то, хотя о «том» я также имел весьма смутное представление.
«…Сердечная блокада есть ни что иное, как сбой сердечного импульса, асинхронный его разброс, вызванный неполной проводимостью одной из трех ножек пучка Гиса или другой части ствола. Объяснение – в пострадавших „быстрых“ клетках, проводящих импульс. Уменьшается величина мембранного потенциала покоя, скорость деполяризации падает, и „быстрая“ клетка начинает вести себя, как „медленная“. Пример обратного
– так называемая экстрасистола – ускоренное проведение импульса посредством клеток желудочков…»
Рука Осипа прижималась к груди и вслушивалась в бьющий по ребрам пульс, пытаясь распознать экстрасистолу и блокаду. Я принимался листать дальше и натыкался на еще более пугающее:
«…Причина инфаркта миокарда – закупорка или тромбоз коронарных артерий, в результате чего прекращается кровоснабжение миокарда. Спазм сердечной мышцы влечет за собой частичное омертвение тканей, создает зоны непроводимости, еще более усиливая блокады. Именно узел миокарда управляет сердечной мышцей, превращая его в периодически возбуждаемый орган, создавая рефракторные паузы…»
Вырвав эту страницу, Осип выудил из папки медицинскую карту Поводыря и вклеил страничку с болезнью в самый конец. Совершив эту загадочную процедуру, Осип поставил книгу на место, мелкими шажочками направился к столу Питона. В эту самую секунду из замочной скважины выбрался его усатый питомец, и секретный ящичек сам собой полез наружу. Осип, не мешкая, погрузился в его нутро с руками и головой. Зазвенели склянки с лекарствами, зашуршали бумажки. Мне очень хотелось посмотреть, что именно Осип собирается делать, но меня вновь вынесло из его тельца, потянуло куда-то назад.
Мелькание палат, шуршание просачивающихся сквозь меня стен – и вот я снова в постели. Почему? Да потому что надо мной вновь склонились посторонние лица.
Хорошо видно, что, разбросав ноги, Поводырь лежит на полу, и к затылку его приставлен автоматный ствол. Возле него, болезненно скорчившись, сидит администратор Питон. Что-то вновь произошло в мое отсутствие. Что-то, видимо, крайне важное, если вооруженные люди решили ворваться в больницу.
И снова знакомый голос произносит какие-то команды. Меня поднимают, с осторожностью укладывают на носилки. Спешит назад Осип, и прощально машет мне рукой дедок Филя. Он напуган, потому что опять знает то, чего ему знать не положено. Но люди в хаки не ведают об этой его способности и потому не обращают на старичка ни малейшего внимания.
Мы выходим во двор, и огромная машина въезжает в распахнутые ворота. Это не обычная машина, – какая-то бронированная амфибия с маленькой башней и грозного вида пушечкой. Меня загружают в чрево автомобиля, и перед лицом вспыхивает плафон, заметно отличающийся от тех, что я видел в больничных коридорах. Молчаливые люди усаживаются справа и слева на специальные сидения. Практически бесшумно машина трогается с места. Я подношу кулак с зажатым Пенталгином ко рту, но меня опережают. Таблетку вырывают из пальцев, передают старшему. Он сует ее в миниатюрный полиэтиленовый пакет и бдительно прячет в карман. Кое-что проясняется. Это не долгожданное освобождение, это нечто другое. Меня выкрали из больницы, как некогда Отто Скорцени вырвал итальянского дуче из вражеского плена, как некогда вывезли герцога Энгиенского из баденского городка Эттенгейма…
