Королева ночи - Окатова Александра (читаемые книги читать онлайн бесплатно TXT) 📗
Скворцов Петька уважал, делал скворешни: кривоватые, зато прочные! Не терпелось лета дожидать! Листочки мелкие бледные разворачиваются, зелень прозрачная сначала, ветки и стволы разглядеть можно, а через неделю зелень становится плотная, яркая.
Холодно, а он уж босиком бегает, чтобы лето скорее пришло! Ноги-то босые колет стернёй, а он терпит, днём тепло, хорошо, а вечером опять земля холодная.
Отец купил дом своей сестре Юлии, отселил, мать сказала, – Хватит! Убирай её!
Юлия подворовывала у Марии, матери Петькиной, приданое и она, наконец, разозлилась, не рушников вышитых красными петухами пожалела, не книг в кожаных переплётах старинных с латунными замками, а противно стало. Юлия это добро в Мурманск своей сестре, Клавдии для продажи посылала, вот Мария Фёдоровна и не стерпела.
Отец купил дом, перекрыл крышу, заготовил дров и перевёз Юлию в деревню Конец. Петька бегал помогал: поленицу сложил, тётка попросила берёзовых почек набрать.
Петька набрал и получил от неё три рубля, доволен был, не сразу потратил, бегал туда, в Конец, в магазин мимо луга, а там! Больно-то хорошо! В исаде, пойме, значит, осоки, травы, ежа, лисохвост, ближе к реке как жёлтые шары – колтышки, купальницы ещё их называют, герань полевая цвета грозового неба, жёлтая с фиолетовым Иван-да-Марья, синие и бледно-голубые крупные колокольчики, цеплючий ломкий по коленцам своим мышиный горошек, ползучий, стелющийся калган, прямые кустики зверобоя, белые плоские лепёшки мелких сборных цветов тысячелистника, ярко-жёлтые кнопочки пахучей пижмы, собранные как в рябиновые кисти.
Петька мимо исады по лавинке, плахе, переброшенной через ручей, бегом в магазин, за подушечками, мелкими четырёхугольными конфетами, двух видов, гладкие, обливные, и шершавые, обсыпанные сахаром. И тем же путём возвращался в Климово, добегал обратно – ни одной конфеты в кульке не оставалось.
Вдоль по деревне всё в черёмухе, в белой пене, пахло так, что голова кружилась.
А в конце мая молния ударила и расколола липу, что напротив летней избы, сверху донизу. Петька испугался. По улице во всех домах повылетали окна, вдоль дороги попадали кусты черёмухи, перегородили её, завалили всю. Как град сыпались в траву майские жуки, трещали под ногами. Пришло лето.
Последнее лето перед школой. Петька теперь уже и летом ходил в штанах, чать не маленький, взрослый стал. Взрослый, семь лет будет в августе! А ума ни на копейку!
Мать напарила в чугуне, большими ломтями, в печке, репы голландки, розовой мясистой, сладкой и ушла на работу. Петька с Изосимом поели, сколько смогли, а потом принялись кидать в стену горницы, оклеенную газетой «Правда» слоями в количестве, больше чем Петьке лет, куски голландки шмякались и разлетались фонтанами брызг. На стене остались жёлто-розовые пятна с налипшей мякотью.
Петька пробегал весь тот день будто под тенью облака, мысли возвращались: попадёт от матери, потом опять бегал, и снова: что мать скажет? Не хлеб, конечно, хлебом он не стал бы бросаться, и опять: накажет мать!
Если бы они не кидались, то бы вечером мать выгребла сосновыми ветками под печи, положила бы куски пареной голландки на вичку, сетку из прутьев ивы, и в печь не горячую, подсушить, получалось лакомство вроде мармелада или сухофрукта, в карман положишь, в кармане, понято, всяко говно, а ты отряхнёшь и в рот, да приятелей угостишь, вместо конфет. Накажет мать, опять вспомнил он.
Пошли с Колькой: проверить готова ли первая летняя ягода: жимолость на склоне к Уфтюге. Склон крутой, полосатый: глина и белая-белая – опока. Наверху растут, цепляются за гребень сосны, из-под них опока высыпается и корни повисают в воздухе, тянутся вниз по склону, ловят ускользающую землю, завязываются узлами для крепости, а ствол стоит как свечка ровно вверх, борется.
Петька сверху видит кустики жимолости и потихоньку спускается по склону, берёт ягоды синие, как запотевшие, в тумане, тронешь, глянцево блестят, кисло-сладкие, сочные. Переступишь – опока из-под ног осыпается. Ягоды манят, потянулся – камешки наперегонки побежали-посыпались и он потёк вместе с ними вниз, хватается за кустики, они остаются у него в руках, он тяжёлый, обгоняет камешки, летит вниз, а лететь двадцать метров! Внизу камни острые и река, Петька так испугался, что руками стал вгрызаться, ломая ногти до крови, расцарапал колени, грудь! Всё, решил, разобьётся насмерть! Его развернуло, и он скатился на спине донизу.
Жив! Лежит внизу и смотрит в небо. Сколько пролежал, не знает. Пока Колька не спустился и молча сел рядом.
Когда очухался, пошли за топориком и в березничек: пару хвостов для рыбалки срубить. Метра по три. Петька обрубил ветки, очистил кору с толстого конца, верх оставил серым, чтобы рыба не пугалась. Колька перевернул пару досок с мостков вдоль улицы и выбрал в банку штук восемь толстых розовых дождевых червей, присыпал сырой землёй. Можно было и коньков поймать, крупных, сочных кузнечиков, на них голавль хорошо клюёт. Конька в траве не видно, пока не шагнёшь, он выстрелит из– под ног, тогда не зевай, замечай, куда упал, не заметишь, опять надо шаг делать, чтобы его увидеть, а надо скорее, Петька решил ловить на червей, сойдёт!
Вернулись к реке, к старой мельнице.
А ноги всё подрагивали, и шагал он неуверенно, и голова немного кружилась. Всё как-то навалилось: стыд, ожидание наказания, страх смерти, когда катился на спине, как на салазках по присыпанному острыми камешками склону, и он как-то вяло удивлялся, что ещё вчера он ни о чём не беспокоился, не переживал, а сегодня всё изменилось.
Он бросил удочки и не отвечая Кольке, побрёл домой, спрятался в чулане и незаметно для себя заснул. Проснулся, вышел, оказалось, все уже повечеряли, сидят за столом, он робко подошёл, думал, мать ругать будет. Она усадила его, положила поесть, а ему первый раз в жизни есть не хочется. И не знает, что с ним. Почему всё изменилось? Почему вчера всё было ясно и просто, а сегодня сложно и непонятно?
Последнее беззаботное лето кончилось раньше срока, по календарю ещё месяца два, а ему кажется, что ничто не будет таким, как прежде.
Сколько лет впереди? Что с ними всеми будет?
Мать, Мария Фёдоровна, умерла через десять лет после того лета.
Отец, Александр Семёнович – через пятнадцать.
Мать приснится Пете только однажды – красивая, с толстой, ещё не поседевшей косой, он такой её и не видел, в венке из рябиновых веток с красными ягодами.
Пётр Александрович живёт в Москве. Дом в Климово не бросает, потихоньку восстанавливает. Он кандидат технических наук, фотохудожник, член Союза журналистов России, у него два сына, Артём Петрович и Александр Петрович, и одна внучка, пока. Хотел, чтобы назвали Марией, жена хотела – Александрой, но получилось ни то, ни другое, молодые назвали Алисой, имеют право: они родители, как хотят, так и называют!
Остров гениальности
Когда она родилась, мы не знали, радоваться или плакать, то есть мы как раз знали: мы радовались, что она родилась и плакали, что она с первых минут была сиротой. Мы – это бабуля и я. Теперь нас стало трое. Три Вари. Баба Варя, мать моей мамы, я, Варя-средняя, и она, самая маленькая. Мы сёстры, обе Вари, это как-то странно, но так уж получилось. Когда родилась я, мама назвала меня в честь своей матери, это просто, она хотела потрафить ей, бабе Варе, чтобы бабуля любила меня. А маленькую тоже назвали Варей. Почему? Мы и сами не знаем. Не могли найти другое имя. Глупо, но нам ничего больше не нравилось, поэтому мы сейчас живём втроём: баба Варя, я, и маленькая Варя. Отцы у нас разные. Мой бросил маму, когда мне было два года. А потом мама родила её. Без мужа. И умерла. Я понимала, что она не виновата в смерти мамы, но долгое время смотрела на неё и невольно думала, что мама умерла из-за неё. Мне было 10, когда она родилась. Начало лета. 10 июня.
