Апокалиптическая фантастика - Эшли Майк (читаем книги онлайн TXT) 📗
— С цифрами в руках можно кое-что просчитать. Если мозгов хватит. — Он остановился, глядя в сторону. — Как бы, черт возьми, выяснить, настоящий ли он?
— Шоватский планировал собрать в понедельник пресс-конференцию.
Через год… Конец света настанет в будущем году? Мы уставились друг на друга, как два тупых лопоухих пса.
С той точностью, какой мы сумели добиться, сидя за столом для пикников в тенистой части парка, используя калькулятор, захваченный Поли из машины, и прочесав распечатки в поисках наводок, мы прикинули, что острие Конуса достигнет Солнечной системы через четырнадцать месяцев.
— В будущем августе, Поли, — прошептал я.
А теперь? Теперь что?
Мы мертвы. Мертвы, Поли! Ты меня слышишь?
Его лицо воздушным шаром, вопя, проплыло мимо, вдруг остановилось, разворачиваясь ко мне, выпучив шары глаз. «Это все ты виноват», — сказал он.
Проклятие!.. Острота раскаяния. Вы можете себе представить? Мир гибнет, я убит, а тут чертов Поли преследует меня укорами, словно привидение? Мэриэнн?
Никого. А какого черта я ожидал? Может, ожидал, что мимо воздушным шаром проплывет Мэриэнн? Или Конни? Лара? Кто еще? Мэдди, трахавшаяся на вечеринке, прямо на полу, под общий хохот, когда мы оба надрались чуть ли не до рвоты? Кэти? Кэти — воздушный шар?
Никого. Только шар головы Поли, вращающийся вокруг меня, словно Дактиль вокруг Иды [61]. Медленно.
Затылок кольнули иголочки понимания, словно холодный сырой ветерок, дыхание гнилых болот. Ах да. Дурная новость, старик, дружище. Голова-шар завопила:
— Это ты виноват! Ты меня заставил!
Кажется, я улыбнулся. Трудно сказать. Стал ли я тоже головой-шаром?
Эй, Поли, может, все не так страшно? Может, это мой предсмертный бред? В голове много крови и кислорода, сам знаешь. Вот и отлично! Отсюда и символ головы-шара! Видишь ли, мы как раз умираем, но наши мозги еще уцелели и функционируют, создавая сон о том, что мы спаслись.
Губы головы-шара яростно скривились, пустые глаза смотрели укоризненно. «Ты что, хочешь сказать, что это очередное самооправдание?»
Кажется, я рассмеялся.
Голова-шар шептала: «Ты виноват».
Эй, брось. Держись, Поли. Это будет забавно. Мы увидим свет в конце длинного темного туннеля, он приблизится, мы будем падать в этот свет, пока доктор не поднимет нас за пятки и не хлопнет по попкам, чтобы мы возродились. Понял? Вот я тебя локтем подтолкну и подмигну.
Шар: «Я просто хотел остаться».
Что-то во мне притихло от отчаяния. Я попробовал развернуть себя. Повернуться к нему спиной. Ну-ка, голова — воздушный шарик, оставим тебя за спиной. Поли уплыл по орбите, гневно шевеля губами, глядя обвиняющим взглядом, и пустоту вокруг нас наконец-то залил чистый белый свет.
Жизнь продолжается, хотите вы того или не хотите. Можете, если желаете, назвать это приключением. Мы так и делали, выкачивая те денежки из HDC, мошенничая с налогами, устраивая убежище в горах, бетонный редут на случай, если оледенение окажется не слишком жестоким, и спасательную капсулу на случай, если не окажется. Поли держался все более странно и таинственно до последнего дня, когда я уснул на крыльце, ожидая восхода черного солнца. Меня резко разбудила рука, встряхнувшая за плечо. Поли стоял, глядя на меня сверху вниз. Он выглядел отдохнувшим, был одет лучше обычного, волосы аккуратно приглажены и стянуты в конский хвост. Даже борода, снова отросшая за зиму, была расчесана. Он сказал:
— Десять часов.
Десять утра. Бледное голубое небо. Темно-зеленый лес. Чирикают птицы. Гудят пчелы. Далекий рев машин на дороге. Жарко. Пожалуй, уже восемьдесят пять градусов. [62] Господи. Глядя на солнечный свет, я спросил:
— Так. И что теперь будем делать?
Он пожал плечами, глядя не на меня, а в сторону, за лужайку, туда, где стояли наши машины. Я сказал:
— Что случилось? Ошибка в сроках или?.. Правительство, Поли, они выстроили все эти убежища! Что случилось?
Он отступил от меня на несколько шагов, с нервно бегающими глазами. А потом спросил:
— Ты помнишь — тогда, на Рождество?
Рождество? Я ничего не помнил, кроме Конни.
— Нет. Я, э-э…
Он сказал:
— Когда я узнал… после того, что ты сказал и сделал. Насчет программы.
Я прошептал:
— Поли, ты рисковал.
— Фигня.
Я наклонился вперед в кресле, глядя, как он пятится к ступенькам.
— Что ты сделал, Поли? Скажи мне.
Он сказал:
— Я купил ноутбук и сотовый модем. Держал их в машине. Пользовался, только когда тебя не было.
Холодные пальцы погладили мне спину.
— Поли…
Он сказал:
— Я провел собственное расследование, Скотт, вроде твоего. — Кажется, его позабавила моя реакция, мой разинутый рот. — В феврале, Скотт, я убедился, что Конус, удар астероида, ракетная угроза и все прочее… все это прикрытие.
— Для чего?
Он начал спускаться по лестнице спиной вперед, нащупывая ногой опору, чтобы не споткнуться.
— Я узнал это от группы из Монтаны, занимавшейся кое-какими раскопками, Скотт. Та группа назвала себя «Novus Ordo Seclorum».
— Новый порядок на века? Поли, это же надпись с долларовой бумажки!
Он кивнул, добравшись до последней ступени, встал, засунув руки в карманы по-модному мешковатых слаксов.
— Скотт. Скотти… — Он тихо хихикнул. — Все это — прикрытие для установления нового мирового порядка. Правительства технически развитых стран — наше, русское, японское, французское… Это час объединения, конец войнам, начало… всему!
Я откинулся назад, высматривая свет безумия в его глазах. Только чьего безумия? Его или моего? Я прошептал:
— Почему ты мне не сказал, Поли?
Он сердито оскалился:
— Потому что ты меня никогда не слушаешь, Скотти. У нас всегда все делается по-твоему.
— И что дальше?
Снова улыбка.
— В мае, малютка Скотти, я не зря ездил в Вашингтон. И когда на той неделе явится с аудиторской проверкой налоговая служба, я буду на другой стороне. Скотти, они обещали мне…
Он вдруг отпрянул, отступил еще на шаг, выдернул из кармана револьвер, маленький револьвер тридцать второго калибра, и нацелил на меня:
— Сиди, как сидишь, Скотт!
Я все же встал, желая, чтобы он выстрелил, слыша звон в ушах и чувствуя себя так, словно во мне было десять футов роста. Может быть, я был на грани обморока. Лицо пылало, пот катился по спине.
— Почему ты так со мной поступил, Поли?
Он все пятился, а я наступал на него по лестнице, теснил к машине. Он прошептал:
— Не приближайся, Скотт. Я убью тебя. Убью.
— Уже убил, паршивец.
Он сказал:
— Ты должен понять, Скотт. Мне пришлось. Из-за того что ты…
Я сделал еще шаг, воображая, как брошусь на него. Солнечный свет вокруг странно остекленел. Может, я опережу его, может, мы станем вырывать друг у друга револьвер. Может, один из нас умрет. Или оба.
Пол отвел глаза, смятение исказило его лицо, он опустил взгляд в землю, себе под ноги, оглянулся на тени. Что-то с тенями.
Я посмотрел через его голову на горизонт, на небо над черным гребнем леса.
— Поли, — мой голос звучал дико, будто издалека, — отчего все такое розовое?
Нет ответа.
Я развернулся к востоку, к солнцу. Незнакомый лило вый диск в небе, в ореоле серебряной дымки. Здесь и там чернели языки, словно нереальное, застывшее под кистью художника пламя.
Короткий гортанный звук.
Когда я обернулся, Поли стоял на четвереньках, рядом валялся в траве маленький пистолет.
В моем предсмертном бреду зашумела спущенная в туалете вода. Плещущий гул открытого клапана. Высокий звук входного клапана, впускающего новую воду по мере того, как опускается поплавок. Какашки, смытые со дна унитаза, крутятся в потоке. Туалетная бумага тонет, всасывается в темную трубу.
