Нет повести печальнее на свете... - Шах Георгий Хосроевич (читаем книги онлайн бесплатно без регистрации .txt) 📗
– Позвольте, но ведь общих понятий не может не быть.
– Применительно к предметам вещного мира, ощущаемым и осязаемым, – да. Допустим, стул – место для сидения, карандаш – инструмент для письма, водомобиль – средство передвижения. Совсем иначе обстоит дело, когда речь идет о явлениях абстрактного порядка, особенно из сферы человеческих побуждений…
– Та же любовь…
– Та же любовь. У гермеситов нет ее общего понятия как чувственного влечения мужчины и женщины. В языке каждого клана оно настолько, если можно так выразиться, профессионализировалось, что уместно говорить лишь о некой аналогии. Ап и выполняет такую функцию, указывая, какие именно элементы профессиональной культуры более или менее соответствуют передаваемому тексту. Впрочем, судите сами: у матов понятию любви отвечает уравнение, у химов – реакция, у истов – аналогия, у агров – посев. При переводе, скажем, с русского языка любовь по-английски будет love, по-французски amour, по-немецки liebe. В основе одно понятие. На Гермесе же в результате длительной эволюции оно утеряно, разные кланы обозначают все, что с ним связано, не различными словесными символами, а специфическими образами своей профессиональной деятельности.
– Это относится и к действиям? Например, как передать фразу: «Иван и Марья полюбили друг друга»?
– Ну, очевидно, у матов она будет звучать «уравнялись», у агров – «посеяли», у химов – «реагируют», у истов – «аналогичны». Как видите, даже общего глагола «почувствовали» здесь нет и в помине. В каждом случае профессиональный образ предопределяет характер совершенного действия.
Тропинин откинулся на спинку кресла. Все это просто не умещалось в голове. Требовался дотошный лингвистический анализ, чтобы понять природу гермеситской речи.
– Кто же у вас занимается переводами, Мендесона? Ведь программирование того же автопереводчика требует досконального знания профессиональных языков.
– Вы правы. У нас есть специальный подклан лингвистов, или лингов, в составе клана матов.
– Матов?
– А почему вас это удивляет? Ведь язык – это набор символов, и именно математике сподручно найти им адекватное выражение. Методика здесь достаточно сложная: каждое профессиональное понятие должно получить свой числовой коэффициент, а затем с помощью системы уравнений ему подыскиваются сходные понятия в других клановых культурах. Я, однако, не слишком силен в этой материи. Видите, как плохо быть дилетантом.
Лайнер пошел на посадку. В аэропорту их встретило местное начальство во главе с Главным математиком Вероны. После пышных приветствий и вручения высокому земному гостю символических ключей от города он извинился и отозвал Мендесону в сторонку. Спустя минуту бородач подошел к Тропинину с явно озабоченным видом.
– Крайне сожалею, легат, но срочно потребовалось мое присутствие в столице, и я вынужден вас покинуть. Не сомневаюсь, что власти Вероны окажут вам самое сердечное гостеприимство.
Веронцы рассыпались в заверениях.
– Мне будет недоставать вас, дорогой друг, – лицемерно сказал Тропинин, довольный таким оборотом дела. – Но служба есть служба.
Ему предоставили люкс в лучшей гостинице Вероны под знаком «7 x 7». После осмотра города и торжественного обеда в мэрии гостю дали возможность отдохнуть. Он прилег на диван, полистал альбомы с видами местных достопримечательностей и задремал. Последней мыслью, промелькнувшей в мозгу, было: как на разных гермеситских языках передается понятие сна? Должно быть, у матов – бесконечность, у химов – растворение, у физов – очарованность, у истов – мир или нет, перемирие. А у агров?…
Его разбудил робкий стук. Тропинин протер глаза, отворил дверь и впустил в комнату толстого мужчину с мясистыми губами и живыми черными глазками.
– Извините за непрошеный визит, но крайняя необходимость принудила меня просить вас о помощи.
Тропинин насторожился: только этого ему не хватало.
– Вы, должно быть, ошиблись, я нездешний и, право, не уверен, что могу быть чем-нибудь вам полезен.
– Я знаю, легат, вы с Земли. Именно к вам я и хотел обратиться. Моя фамилия Сторти.
– Уж не тот ли наставник, который поощрил Рома Монтекки на преступное похищение?
– Тот самый. Я вижу, вам уже все известно.
– Еще бы!
– Вы верите тому, что пишут газеты?
– У меня нет оснований не верить.
– Позвольте присесть?
– Милости прошу.
– Не возражаете, если я возьму из холодильника банку ячменки? Горло пересохло.
Тропинин с любопытством наблюдал, как бесцеремонный посетитель полез в холодильник, достал оттуда несколько банок местного пива, открыл одну, выпил залпом, опорожнил наполовину вторую и только после этого плюхнулся в застонавшее кресло.
– Итак, легат, все, что там о нас насочиняли, – враки.
– И похищения не было?
– Не было. Был побег двух влюбленных, которых родители собрались насильно разлучить. – И он рассказал историю Рома и Улы.
– Ром Монтекки и Ула Капулетти. Какое странное сочетание, – сказал Тропинин.
– Да, инспектор, агр и мата, кто мог подумать!
– Я не об этом. Значит, сейчас они в безопасности?
– Ненадолго. Не сомневаюсь, что эти сукины сыны скоро обнаружат их домишко, и тогда – страшно подумать.
– Так чего же вы от меня хотите?
– Вы могли бы попросить Великого математика, чтобы их оставили в покое. Стоит ему сказать словечко…
– Поймите, Сторти, я не имею права вмешиваться во внутренние дела Гермеса. Не говоря уж о том, что не поздоровится мне лично, это может повести к осложнениям космического масштаба. Сами понимаете…
– Понимаю, – сказал наставник с горечью. – Хотя я ни черта не смыслю в математике, отличить одну пару от нескольких миллиардов способен даже такой кретин.
– Зря вы иронизируете.
– Иронизирую? С чего вы взяли?
Физиономия Сторти излучала простодушие. Тропинин так и не решил, что на уме у толстяка. У самого у него на душе остался неприятный осадок. Вполне возможно, что он перестраховывается: руководство Гермеса придает слишком большое значение его миссии, чтобы отказать в пустяковой просьбе. А если она не столь уж пустяковая, если эта любовная история в самом деле затрагивает болевые точки гермеситского общества? Тогда ему вынуждены будут отказать, могут даже объявить персоной non grata, постаравшись одновременно дискредитировать перед Землей. Сходные ситуации уже возникали в его практике, и Тропинин знал, с какой болезненной щепетильностью там реагируют на каждый действительный или мнимый промах своих дипломатов. Нет, все правильно, нельзя поступить иначе, хотя судьба молодой пары его по-настоящему волнует. К тому же он уже однажды ввязался в здешние свары.
